Гвардеец и кухонный подмастерье не успели миновать коридор, когда под сводами Дарема раздались тонкие стоны и всхлипы.
— Хорошо работает, — сказал себе под нос гвардеец женским голосом.
Подмастерье хмыкнул, но ему явно было не по себе.
— Не трусь, — велел гвардеец, подталкивая его в спину, чтобы шел быстрее. — Самое страшное ты уже сделал, теперь останавливаться нельзя.
Разумеется, гвардейцем была Эмер, и высокий рост сослужил в этот раз отличную службу — угадать в гвардейце переодетую женщину не смог бы и самый искусный маг на службе королевы.
Подражая мужской походке, Эмер шагала широко, размахивая руками, а подмастерье трусил впереди, втянув голову. На них не обращали внимания, а Эмер успела заметить, что гвардейцев на охране прибавилось. И в большинстве своем это были воины из столицы, а не местные стражники, которых она встречала в свою бытность хозяйкой Дарема. «К чему бы Тилвину целое войско здесь? — терялась она в догадках. — Решил усилить охрану обозов с оружием? Но кто кроме него посягал на королевские мечи и копья?»
Один раз их все-таки остановили, спросив, куда идут. Двое стражников преградили путь, но с подозрением смотрели на подмастерье, а не на Эмер. Она пихнула парня в спину, чтобы отвечал.
— Милорд захотел куропаток и вина, — почтительно сказал он. — Меня отправили на кухню.
— Проходи, — гвардейцы посторонился.
— Что-то рано он есть захотел, — сказал один вполголоса. — Хотя, графиня — баба похлеще огнедышащего дракона. Силы ему явно понадобятся.
Они засмеялись и пошли дальше, а Эмер подтолкнула парня, залившегося краской до ушей.
— Топай! — велела она ему шепотом. — Сейчас мы еще смущаться станем, как благородные девицы!
Воровато оглядываясь, они юркнули знакомым путем в замковый подвал. Эмер торопилась, и даже ладони вспотели от волнения. Жив ли еще Годрик? Не окажется ли ее побег напрасным?
— Жди здесь, — шепнула она кухонному помощнику.
— Вы одна, миледи?.. — совсем перетрусил парень.
Эмер похлопала его по плечу:
— Не дрожи коленками, сопляк! У меня есть меч, а это куда лучше скалки.
Она подмигнула ему, чтобы подбодрить, и исчезла во мраке подземелья.
Сегодня здесь убрали факелы, но Эмер запомнила дорогу и шла уверенно, касаясь рукой решеток у стены. Также как и в предыдущее посещение подвала, она дважды оскользнула на камнях, и дважды выругалась. И мысленно упрекнула себя в том, что надев мужскую одежду, и впрямь превратилась в мужчину.
Впереди на стене показалась полоска света — яркая, красноватая, от света факелов. Эмер облизнула пересохшие губы и сжала рукоять меча, призывая себя действовать хладнокровно. Голоса гвардейцев, охранявших пленника, гулко раздавались под сводами подземелья. Судя по выкрикам: «Катай! Катай» — тюремщики играли в кости, и было их трое.
Ступая осторожно, насколько позволяли растоптанные мужские сапоги, Эмер подошла к границе света и тьмы и выглянула из коридора.
Она увидела его у той же стены, в тех же цепях, только ссадин у него на лице прибавилось, и губа была рассечена. Он все время сплевывал сочившуюся кровь.
Двое тюремщиков играли в кости, удобно расположившись на перевернутых бочках возле стола с пыточными инструментами, третий топтался возле них, опираясь на длинное копье. По-видимому, он спустил деньги и теперь мог только давать советы более удачливым товарищам. Пленник их занимал мало.
Эмер глубоко вздохнула и вошла в круг света, утирая нос рукавом.
Услышав ее шаги, гвардейцы лишь мельком взглянули в ее сторону, посчитав, что появление своего не заслуживает внимания, и сбросились еще по одному медяку в общую кубышку.
— Не заслоняй свет, — сказал недовольно один из игроков, когда Эмер наклонилась над столом-бочкой. Гвардеец встряхнул кости, брошенные в деревянную кружку, и пообещал: — На этот раз мне точно повезет!
Ему и вправду повезло выбросить две шестерки, но насладиться победой он не успел, потому что в тот самый момент, когда они с товарищем склонились над столом, вслух считая царапины на гранях костей, Эмер схватила игроков за затылки и с силой вмазала друг в друга лбами. Головы гвардейцев отскочили, как игральные кости, и охранники рухнули на пол, не произнеся ни звука. Третий охранник отскочил к стене, направляя копье в сторону Эмер. Она приподняла шлем, показывая лицо.
— Миледи?! — воскликнул гвардеец, и даже Годрик не удержался от изумленного возгласа.
— Это я, предатель! — сказала Эмер звенящим голосом. — Опусти оружие и помоги освободить милорда Фламбара, тогда я замолвлю за тебя слово перед королевой! Может, останешься жив.
— Самое время для душеспасительных речей! — Годрик дернул цепи, словно надеялся, что произойдет чудо и металлические звенья распадутся, волей небес.
На него не обратили внимания ни жена, ни охранник.
— Я выполняю приказ королевы, — гвардеец явно прикидывал, как обойти воинственную леди и позвать на помощь, прекрасно понимая, что никто наверху не услышит его криков, и прикидывал — одна она примчалась или стоит ожидать появления банды отчаянных головорезов.
— Королева не приказывала ничего подобного, — возразила Эмер, не спуская с него глаз и медленно вытягивая меч из ножен. — Тилвин Тюдда подделал королевские приказы. — Тебе выбирать — либо принять сторону Её Величества и бороться с мятежниками, либо остаться предателем и потерять жизнь.
В темноте коридора за ее спиной было пусто, и гвардеец приободрился, удостоверившись, что спасительница явилась одна.
— Всего лишь предатель… — сказала Эмер презрительно. — Сложи оружие — и останешься жив.
— Это вы — предатели! — ощетинился гвардеец, воинственно направляя копье в ее сторону, но напасть или оборониться не успел, потому что свалился на пол, как подкошенный.
Подозревая ловушку, Эмер медлила к нему подойти. Потом приблизилась, пнув поверженного врага в плечо. Он лежал, как мертвый.
— Что ты с ним сделала? — спросил Годрик.
— Не знаю… — растерянно ответила Эмер, разглядывая гвардейца. Но на смену растерянности пришла деловитость, и она принялась обыскивать его в поисках ключей.
— Будем считать, что он умер от лицезрения твоей красоты, — сострил Годрик, хотя сейчас было не до шуток.
— От такого не умирают, ты же жив до сих пор, — отмахнулась Эмер.
Ключи отыскались, и она поспешила освободить мужа, а когда цепи упали на пол, бросилась Годрику на шею, душа в объятиях.
Он только охнул, когда она задела свежие раны.
— Прости, пожалуйста! Я нечаянно! — затараторила Эмер.
Годрик промычал в ответ что-то невразумительное и принялся разминать затекшие руки.
— Как тебе понравилось спасение? — не утерпела она с расспросами. — Мне повара помогали. Кто бы мог подумать, что из них получатся отменные воины!
— В твоем отряде прибавилось? Там сейчас не только женщины, но и кашевары?
— И это вместо благодарности!
— Я должен был знать, что моя жена не станет сидеть, сложа руки, — проворчал Годрик и вдруг притянул ее к себе, и поцеловал углом рта в висок, чтобы не запачкать кровью. — Надо бы отшлепать тебя до красных яблочек, но — клянусь ярким пламенем — я очень рад твоему появлению. Что Тилвин? Жив?
— Тилвин спит, — невинно ответила Эмер. — Между прочим, ты снова грозишься. А ведь я в очередной раз спасла тебя. Мне полагается награда…
— Надо найти леди Фледу и Острюд, — перебил ее Годрик. — О наградах порассуждаешь потом. Тебе известно, где они?
— Известно. В комнате над собором,
— Вот туда и направимся, — сказал Годрик, разоблачая одного из тюремщиков — того, что был повыше ростом.
Когда он переоделся, Эмер покачала головой:
— С разбитой физиономией ты никак не тянешь на королевского стража.
— Буду отворачиваться, — пообещал Годрик.
Они оттащили гвардейцев в одну из клеток и сложили рядком. Потом замкнули двери
— Со стражей надо расправиться быстро, чтобы не успели поднять тревогу, — рассказывала Эмер, пока они поднимались по лестнице. — Тилвин сказал, что у них особый приказ, если с ним что-то случится.
— Мне он говорил то же самое. Но сейчас поздно волноваться об этом. Хотя ты поступила крайне неразумно.
— Неразумно?! А ты поступил очень умно — взял и сдался! Мог хотя бы отправить весточку королеве!
Годрик покосился на нее, но ничего не ответил.
Наверху их встретил подмастерье и, узнав бывшего хозяина, поспешно поклонился.
— Что делаешь, дурак? — остановл его Годрик. — Сейчас увидят и раскусят в два счета.
— Иди к повозкам, — велела Эмер, — скажи, что мы придем через четверть часа, пусть будут готовы.
Подмастерье кивнул и убежал, а Эмер объяснила Годрику план побега.
— Ты пагубно действуешь на всех, — только и вздохнул он, — кто следующим встанет под твои знамена? Садовники?
— А ты занудствуешь, как святоша на проповеди, — фыркнула Эмер. — Если бы не я, так и висел бы в подвале в виде настенного украшения. Зачем ты вообще явился к Тилвину? Это не благородство, а глупость. Глупость!
Они были уже возле собора, и Эмер ускорила шаг, но Годрик вдруг потянул ее за руку, останавливая.
— Может и глупость, — сказал он серьезно. — Такая же, какую выкинула ты, бросаясь за мной против разбойников. Не ты ли говорила, что муж и жена — неразлучны? Как же я мог оставить тебя? Теперь мы везде вместе.
У Эмер перехватило дыхание от таких слов, но она еще раз фыркнула и пошла вперед, проверяя, хорошо ли выскальзывает меч из ножен:
— Что касается поболтать красиво — тут тебе нет равных, Годрик Фламбар, — сказала она. — Как был болтуном, так и остался. Шевели ногами, если хочешь спасти милую сестрицу.
Он взял ее за плечо, опять останавливая, и заглянул в глаза. И улыбнулся.
— Ну ладно, ладно, считай, я растаяла от твоих улыбочек, — Эмер отвела глаза, чувствуя, что краснеет. — Все, пошли! Поулыбаемся друг другу потом, когда спасемся.
Ее огорчило, что он опять не сказал ни слова о любви, хотя это было бы очень к месту и сообразно событиям.
Вопреки их опасениям возле комнаты, где томились пленницы, не было охраны. Эмер отпрянула, прячась за угол, и Годрик вопросительно поднял брови.
— Вдруг ловушка? — прошептала она. — Оставайся здесь, я пойду…
Достав ключ, она направилась к двери, ожидая нападения каждую минуту, но было тихо. Зато лунный луч, заглянувший сквозь оконную решетку, вдруг высветил мужские сапоги, торчавшие из темного угла. Эмер приблизилась и обнаружила двух гвардейцев во всеоружии, которые лежали на каменном полу без признаков жизни. Она махнула Годрику, чтобы подошел.
— Или мертвые, или хорошо оглоушены, — сказала она, указывая на поверженных солдат. — Неужели мастер Брюн постарался? Я готова просить для него рыцарского звания.
— Можно присвоить ему звание сэра Кухонного котла, — подсказал Годрик.
— Шутка, достойная виллана, — прошипела Эмер, но он уже забрал у нее ключ и открыл двери.
Женщины не спали, они молились возле лампадки, и испуганно вскрикнули, когда в их тюрьму ввалились двое гвардейцев. Пленницы были свободны от цепей. Свернутые кольцами звенья тускло блестели в свете светильника, как затаившиеся змеи.
— Это я, матушка, не пугайтесь! — Эмер уже привычным жестом подняла шлем.
Леди Фледа всплеснула руками и заплакала, а Острюд проявила больше хладнокровия. Она схватила мать поперек туловища и заставила подняться.
— Надо уходить, мама, — увещевала она пожилую женщину. — Видишь, Эмер пришла за нами.
— Я верила, что она спасет нас, верила, — рыдала леди Фледа.
— Не только Эмер, — подал голос Годрик. — Я тоже здесь.
Леди Фледе пришлось сесть прямо на пол, потому что ноги ее не удержали, а Острюд, взвизгнув, бросилась брату на шею. И, конечно, опять потревожила раны.
— Обниматься будешь после, — ревниво сказала Эмер, подхватывая свекровь под мышки. — Как мило со стороны Тилвина, что он снял с вас кандалы. С чего бы такое проявление доброты?
— Не знаю, — ответила леди Фледа, перемежая слова всхлипами. — Снял цепи и велел принести одежду, — она прикоснулась к вороту своего прежнего платья — бархатного, с богатой вышивкой. — Мы с Острюд решили, что пришел наш смертный час.
— Завтра он ожидает королеву, — сказала Эмер. — Наверное, побоялся, что правда откроется, вот и поспешил привести вас в надлежащий вид.
— Хм… — с сомнением произнес Годрик.
— Что за сомнения? — рассердилась на него Эмер. — Спасемся — можешь хмыкать, сколько угодно. И выдвигать догадки, отчего Тилвина хватил припадок доброты. А сейчас — немедленно уходим. Помоги мне, Острюд…
Острюд вняла совету и подхватила мать с другой стороны, помогая вывести из комнаты, столько времени служившей тюрьмой. Годрик шел позади, держа меч наголо. Они двинулись в сторону внутреннего двора, останавливаясь при любом шорохе, но на их счастье гвардейцы патрулировали замок не особенно прилежно, и обошлось без нежелательных встреч.
Проходя мимо спальных покоев, Годрик прислушался.
— Что это? — спросил он удивленно.
Под сводами замка раздавались жалобные стоны и всхлипы.
— Это Тилвин меня насилует, — ответила Эмер. — Шевелись быстрее, если не хочешь, чтобы нас поймали.
Годрик ускорил шаг, но пребывал в недоумении, и Эмер просветила его:
— Это мастер Брюн забавляется. Я сразу знала, что у него получится отлично, у этого пройдохи. Он визжит, как недорезанный поросенок.
— Ты стала настоящей вилланкой, — сказала Острюд со смешком.
— Придержи язык, благородная курица, — ответила Эмер, но без злости, удивляясь, насколько общая беда умеет сплотить самых разных людей. Как ненавистна была ей Острюдка, но теперь они стали не врагами, а товарищами по несчастью, и даже препирательства приобрели вид добродушных насмешек.
Повозки ждали их, как и обещал мастер Брюн, и главный повар крутился поблизости, заламывая руки. Увидев двух гвардейцев, сопровождавших леди Фледу и Острюд, он едва не бросился наутек, но потом признал прежних хозяев.
— Миледи! Милорд! — он даже пустил слезу счастья по случаю удачного спасения. — Извольте спрятаться между мешками, и мы немедленно отправляемся.
Повозок было три, каждой правил возница, и в первой, среди мешков с очистками и объедками, полагавшимся для богадельни и приюта, спрятали леди Фледу и Острюд, наказав сидеть тихо. В последнюю залезли Годрик и Эмер. При их росте прятаться за низкими бортами было несподручно, но Эмер исхитрилась свернуться вокруг бочки с помоями, а Годрик расположился вдоль заднего борта. Их прикрыли соломой и ветошью, и повезли.
Эмер до боли в ладони сжимала рукоять меча, каждую секунду ожидая, что поднимется переполох. Она старалась не думать, что будет с бедным мастером Брюном, когда их побег откроется.
Вскоре послышался плеск воды во рву, и стража у ворот спросила, кто едет.
— А разрешение от милорда? — лениво поинтересовался стражник, который подошел осмотреть повозки. От мешков и бочек воняло, и он лишь приподнял рогожу, не слишком утруждая себя проверкой.
— Вот разрешение, подписанное лично его милостью, — угодливо сообщил возница. По голосу можно было определить, что он отчаянно трусил.
— Дожили! — сказал стражник, даже не взглянув на протянутый пергамент. — Хозяин Дарема дает личное разрешение на вывоз дерьма!
Гвардейцы захохотали и разрешили проезжать. Эмер с облегчением перевела дух и ткнула Годрика кулаком, радуясь спасению. И словно сглазила. Не успела третья повозка миновать мост, как на стенах замка вспыхнули факелы, и кто-то крикнул:
— Задержать! Там мятежники!
Годрик не стал мешкать и отбросил солому и ветошь, вскакивая и одним прыжком перемахивая через борт. Эмер промедлила, но последовала за ним. От замка уже бежали гвардейцы с копьями и длинными кинжалами, один трубил в рог, объявляя тревогу.
— Гони! — Годрик махнул переднему вознице, тот не заставил просить дважды и взмахнул кнутом, исчезая в темноте. Слышно только было, как стучат по доскам конские копыта.
Один из подмастерьев, сидевший на облучке второй повозки, спрыгнул на землю и удрал в темноту, как заяц. Третий несколько секунд метался, разрываясь между долгом и страхом, но уступил второму и тоже юркнул в придорожные кусты.
Годрик схватил лошадь, впряженную в третью повозку, под уздцы, заставляя развернуться и встать поперек дороги, чтобы заградить путь преследователям.
— Поедешь в другую сторону, чтобы запутать следы, — приказал он, хватая Эмер за гвардейский кушак и одной рукой перебрасывая за борт второй повозки. — Они будут ждать тебя возле черного подорожного столба, как ехать в сторону столицы. Поняла?
— А ты?! — воскликнула Эмер, холодея от предчувствий.
— А я задержу их, — сказал Годрик спокойно, обнажая меч.
— Тогда и я никуда не поеду! — зло крикнула Эмер, понимая, что счастливое спасенье пошло прахом из-за кое-какого пустоголового болвана. — Прекрасно! Просто чудесно! Поляжем тут оба, как два глупых благородных героя!
— Ничего не случится, — он притянул ее к себе и поцеловал в губы, и она замолчала, как по волшебству. — Утром встретимся. Запомнила? Возле черного подорожного столба.
— Мы же решили — только вместе, — простонала Эмер.
— Мы всегда будем вместе, — сказал Годрик, погладив ее по голове. — Только ненадолго расстанемся, — он ударил лошадь по крупу мечом плашмя. — Не медли! Вперед, вперед!
Но Эмер не торопилась хватать вожжи, прекрасно осознавая, что он лжет во спасение. Она с отчаяньем смотрела на Годрика, а потом перевела взгляд на гвардейцев, бегущих по мосту.
— Нет, так не пойдет, — вздохнула она и перебросила ногу через борт повозки, явно намереваясь оказаться рядом с мужем.
Годрик без слов подхватил Эмер под пятку и забросил обратно:
— Я же велел: не медли!
Распластавшись на мешках с мусором, она не успела даже выругаться в ответ, потому что вместо нее ответил знакомый голос — ледяной и бесцветный, который мог принадлежать лишь одному человеку на свете. Ларгелю Азо, епископу.
— Не слишком торопитесь, уважаемые, — сказал он.
Все еще возлежа на куче отбросов, Эмер закатила глаза. Поистине, небеса были против них. С чего бы епископу так некстати возвращаться в Дарем? А ведь вернулся, выскочил, как демон из преисподней. Она поднялась и медленно выглянула из-за края повозки, а Годрик оглянулся, опуская меч.
Совсем рядом стоял небольшой отряд — всего-то человек восемь, но все вооружены арбалетами, со снаряженными болтами. И все эти болты сверкали начищенными гранями в свете факелов, и были направлены в сторону беглецов.
— Мы снова встретились, добрый сэр, — сказал епископ Ларгель, подходя к безоружному Годрику.
Тот еле заметно усмехнулся, глядя ему в глаза.
— Пытаетесь стать героем в одиночку? — спросил епископ. — Я же сразу предупреждал, что не выйдет. Пара глупостей — и вы останетесь в гордом одиночестве один на один со смертью.
— Вы отлично спророчествовали, Ваше Преосвященство.
— Я не пророк. Я не вижу будущее. Зато умею угадывать ошибки в настоящем. Расчистите дорогу, — приказал он, и двое гвардейцев развернули повозку, преграждавшую путь бегущим из Дарема, а еще двое вытащили Эмер и отобрали меч.
Вместе с гвардейцами из Дарема явился Тилвин. Он то и дело подносил руку к затылку и морщился. Видно удар мастера Брюна оказался сильнее, чем предполагалось.
— Я зарежу этого толстяка и зажарю, — ругался бывший начальник стражи. — И скормлю его проклятым поварам-предателям…
— Ведите себя, как рыцарь, а не как разбойник с большой дороги, — осадил его Ларгель, и Тилвин немедленно замолчал.
— Так и знала, что вы заодно! — Эмер плюнула в сторону Ларгеля Азо, но не попала.
Он обернулся, разглядывая ее.
— Это графиня Поэль, — сказал Тилвин, вмиг ставший робким, как ягненок.
— Я вижу, — ответил Ларгель. — Посадите ее под замок, пока приедет королева. Её Величество хочет сама вынести приговор мятежникам.
— Мятежникам?! — возмутилась Эмер. — Годрик, ты слышишь? Они нас называют мятежниками!
— А сэра Годрика в подвал, — распорядился Ларгель. — И никаких пыток, и никаких разговоров ни с тем, ни с другим, пока не появится королева. Охранять их будут мои люди.
— Ваше Преосвященство, — вмешался Тилвин, — я могу позаботиться о графине Поэль, позвольте мне…
— Вы сделали свое дело. Этого довольно.
— Но я хочу помочь…
— Помогите себе, милорд. Приложите лед к голове, например.
Тилвина так и заиграл желваками, но спорить с епископом не посмел.
Пока Эмер тащили до замковых ворот, она упиралась и оглядывалась, пытаясь разглядеть, что же будет с Годриком. Но тот остался возле епископа, и даже не посмотрел вслед жене.
Ее опять заперли в спальне, где на полу лежали разрезанные путы, а одеяла на кровати были скомканы, будто на них валялась кабанья семья в десять хвостов. У Эмер отобрали шлем и гвардейские одежды, оставив лишь нижнюю рубашку, чтобы прикрыть наготу. И не особенно удивительно было, когда часа через два к ней заявился епископ Ларгель.
— Заставили даму ждать! — сказала Эмер бесстрашно. — У вас дурное воспитание, Ваше Преосвященство. Что вы намерены делать? Со мной и Годриком?
— Я — ничего не намерен, — ответил епископ, пропуская в комнату служанку, которая внесла платье и положила его на кресло, стараясь не помять. Платье было голубое, похожее на подвенечное, хотя и не столь искусно украшенное, как полагается новобрачной.
Эмер посмотрела на платье с опаской.
— Завтра приезжает Её Величество, — пояснил Ларгель Азо. — Я велел приготовить вам подобающий наряд. Возможно, королева смягчит приговор и выдаст вас замуж. Чтобы вы остепенились, наконец. Приведите себя в порядок, графиня. От вас воняет помоями.
— За кого это вы прочите меня? — спросила Эмер, не обращая внимание на явное оскорбление. — За Тилвина Тюдду? Я лучше умру, так и знайте.
— Может, до этого не дойдет, — сказал епископ с обманчивой мягкостью. — Может, Её Величество решит на суде, что вы недостойны замужества и предпочтет… заточение в монастырь.
— За что же собираются судить? Мы ничего плохого не сделали. Это нас держали в плену и издевались без обвинения.
— Вы напали на Дарем с целью захватить оружейные мастерские, — ответил Ларгель Азо, проверяя, надежно ли заперты ставни, — устроили членовредительство сэру Тюдде, поверенному королевы, сопротивлялись гвардейцам. Вы — мятежники. Тисовая ветвь и все такое…
— Хотите обвинить нас в своих преступления! — ахнула Эмер. — Но королева ни за что вам не поверит! Я расскажу про подлог договора, про подделку подписи ее сестры, и про то, как господин поверенный, — она сказала это с особой ненавистью, — поставил печать Фламбаров, обольстив наивную девицу!
— Говорите, что угодно. Королева верит лишь лорду Саби.
— Который сам — главный мятежник!
— Попридержите-ка язык, неугомонная леди. Если не хотите лишиться его раньше времени. Лорд Саби — верный слуга Её Величества, облыжно обвиняя его в измене, вы совершаете еще одно преступление. О котором я, как верный слуга короны, обязан доложить.
— Вы — самый большой лицемер, которого я когда-либо видела, — сказала Эмер с ненавистью.
— Вы вольны думать, что хотите, — ответил епископ, подходя к двери.
Эмер сжимала кулаки, ища способ отомстить предателю хотя бы резким словом. Она выпалила:
— Теперь я понимаю, почему принцесса Медана вырвала себе глаза!
Упоминание о святой Медане попало в цель, и Ларгель медленно обернулся.
— Ей было так же мерзко смотреть на вас, как на чумную жабу, — Эмер произнесла это со всем презрением, на которое была способна. — Я бы тоже вырвала себе глаза, лишь бы вас не видеть. Но у меня нет такой силы духа, какая была у нее! И что бы там не говорили летописи, ваш предок не раскаялся, а был проклят из-за того, что совершил. Проклят до конца веков!
— Что ты сказала? — он тряхнул головой, приближаясь почти вплотную.
— То, что ваш род уже сто лет пытается загладить грех, совершенный вашим предком, но мало преуспел. И вы прекрасно это осознаете. Иначе зачем вам плакать над ее трупом и вставлять изумруды в глазницы? Медана вырвала себе глаза — и это ваше проклятье, епископ! Но и после смерти вы не оставляете ее в покое и тревожите ее святую душу!
— Ты не знаешь, о чем толкуешь, девчонка, — ноздри епископа гневно затрепетали, а в глубине зрачков опасно вспыхнул красный огонь.
— Прекрасно знаю, Ваше Преосвященство, — дерзко ответила Эмер.
— Нет, не знаешь, — прошипел Ларгель, поднимая руку со скрюченными, как когти, пальцами. — Это не Медана вырвала себе глаза. Это рыцарь Азо ей их вырвал. И не потому, что они слишком ему нравились, а потому, что слишком смело на него смотрели. Лучше не вынуждайте меня вспоминать прошлое.
Он надвинулся на нее, как черная скала, и лицо его было угрюмым и страшным. Эмер невольно заслонилась рукой, чтобы не видеть этого страшного лица.
— Так-то лучше, — сказал он обыденным тоном, отступая. — Вам принесут поесть. Подкрепитесь перед завтрашним испытанием и обдумайте, что будете говорить королеве в свое оправдание.
Когда он ушел, Эмер села у стены на пятки, мучительно переживая, что выказала страх перед противником. И впервые она взмолилась яркому пламени от спасении — взмолилась всей душой, всем сердцем и всем существом, понимая, что сейчас им с Годриком может помочь только чудо.
От молитвы ее отвлек скрип дверных петель — это появился поваренок с обещанным ужином.
— Муго! — она сразу узнала подростка, и бросилась к нему навстречу. — Как там милорд Годрик? Как мастер Брюн?
— Их схватили, — сообщил мальчишка, расставляя на столе чашки и плошки с закусками. — Заперли в подвале. И почти всех наших заперли.
— А леди Фледа и Острюд?..
— Они смогли сбежать. Гвардейцы только недавно вернулись, сказали, что обшарили всю равнину, но никого не нашли.
— Хвала небесам! Хотя бы они в безопасности.
— Говорят, завтра приезжает королева, и что она очень зла на вас. Это конец, миледи? — Муго посмотрел со страхом, и Эмер ободряюще хлопнула его по плечу.
— Конец наступит, когда умрем, а пока живы — будем надеяться и бороться.
Она не слишком утешила поваренка, но он улыбнулся и кивнул:
— Тогда поешьте. Я принес копченый окорок, он вкусный. И еще вареные яйца с горчичным соусом.
— И даже не разбил? — деланно удивилась Эмер.
Они посмеялись над незамысловатой шуткой, а потом Муго снова начал доказывать, что в том преступлении не было его вины:
— Если бы господин не толкнул меня…
— Да кто тебя толкал? — отмахнулась Эмер, уничтожая ломтики окорока, политые брусничным соусом. — Хватит привирать.
— Я говорю правду, — с достоинством ответил Муго. — И он нарочно меня толкнул. Слишком уж поганая у него была рожа. О! Простите, миледи! — он смутился и покраснел, сообразив, что позволил себе излишнюю грубость в присутствии благородной дамы.
— Да про кого ты говоришь? — Эмер прыснула со смеху, таким забавным выглядел сейчас Муго. — Кто этот злодей, объявивший войну даремским яйцам?
Парнишка произнес всего одно слово, но Эмер тут же перестала смеяться и отложила кусок хлеба с ломтем копченого мяса поверх.
— Ты уверен, Муго? — спросила она недоверчиво.
— Уверен ли я? Так же уверен, как то, что меня зовут Муго Пикси. На всю жизнь запомнил, как летел по лестнице вместе с яйцами!
Он хихикнул, но Эмер его не поддержала.
— Невероятные дела, — сказала она. — И ты встретил его на лестнице возле кухни? Что бы ему там делать?
— Откуда же мне знать, какой демон его туда притащил? — проворчал Муго. — Но чтоб мне сдохнуть, если я вру. Разве его можно с кем-нибудь перепутать, миледи? Вы будете ещё есть? — спросил он, присмирев.
Эмер кивнула и доела всё до последней крошки, не чувствуя вкуса. Муго забрал поднос с тарелками и затоптался на месте.
— Все будет хорошо, — успокоила его Эмер улыбкой, но едва поваренок ушел, взъерошила обеими руками волосы, что было у нее признаком глубокой задумчивости. — Как же так получается? — прошептала она. — Ничего не понимаю…