Поппи
“Gold” — Kiiara
Хоуп аккуратно наносит толстый слой ярко-красной помады. Знаю, что вела себя грубо, когда она приехала. И понимаю, что мне не следовало этого делать, но, черт, можно мне немного побыть и такой.
— Так он сказал тебе, какого черта ушел в самоволку? — спрашивает Хоуп, копаясь в сумочке, и достает черную подводку для глаз. — Есть точилка?
— Нет.
— Нет, у тебя нет точилки, или ты не выяснила, почему он ушел в самоволку?
— И то, и другое.
Она качает головой, пытаясь подцепить ногтем хоть немного подводки.
— Никогда не понимала тебя и твое неуважение к макияжу.
Я вздыхаю.
— Так почему ты его не спросила?
Все выглядит довольно просто. И вы подумаете, что я хотела бы выяснить, что происходило у него в голове, когда он сбежал. Но я не стала этого делать, думаю, я просто не хотела, или меня это больше не заботило.
— Просто не спросила. Он, знаешь ли, немного не в себе.
— Возможно, у него ПТСР. Боевые действия хреново влияют на ребят, я умею в виду, убивать людей и все такое, можешь себе представить? — она размазывает остатки карандаша и бросает его в сумочку. — Он уже успел напугать тебя до чертиков?
В голове вспыхивает его срыв в ту ночь, когда я нашла его. Как он придавил меня предплечьем во сне. Таким, каким он был несколько ночей назад.
— Не совсем…
— Нужно подождать. Послушай, я не хочу быть стервой, Поппи, но ты помнишь Силис?
Силис был каким-то ирландским военным, с которым она «встречалась» несколько лет назад. Он буквально сошел с ума.
— Да, такого точно не забудешь.
— Ага. Посттравматическое стрессовое расстройство. Его семья клялась, что он был самым покладистым человеком в этом мире, прежде чем пошел на войну и участвовал в боевых действиях. Поппи, это то, что можно контролировать. Но ты не можешь его исправить, ты знаешь это?
Я смотрю на ее отражение в зеркале, мои щеки горят от гнева. Она не понимает.
— Он — не сломанная игрушка, Хоуп. Там нечего исправлять.
Она опускает подбородок на грудь, делает вдох и качает головой.
— Я не это имела в виду, просто… Поппи, ты увязнешь с ним в этом. Твоя голова будет постоянно в хаосе, и вскоре с таким человеком ты не будешь знать, где верх, а где низ, и где твоя задница, чтобы ее подтереть.
— Мы можем поменять тему или типа того?
— Конечно, — говорит она, поправляя волосы и отворачивается от зеркала. — Итак, бой. Во сколько начало?
— В 10.
Она кивает.
— Что ж, должно быть, это интересно. Старомодный бар, плохие парни дерутся, — она улыбается. — Ты ведь знаешь, что мне нравятся грубые парни вроде Брэда Питта.
Закатывая глаза, я хватаю свою сумочку с пола в ванной.
— Да, я в курсе.
— И этот Киан, — она прикусывает губу. — Он выглядит примерно таким же грубым, как и они.
— И грязным, Хоуп. Грязным.
Она направляется к двери, перекинув сумочку через плечо.
— Немного грязи еще никому не повредило.
Субботний вечер, и нижний этаж паба уже забит под завязку. Запах несвежего пива и сигаретного дыма пронизывает воздух, заставляя мой нос морщиться.
Куда бы я ни взглянула, повсюду деньги переходят из рук в руки. Гул голосов почти заглушает тяжелый рок, разносящийся по залу. Девушка в неоново-зеленом бикини проходит по внешней стороне огражденного веревкой ринга. Вязкий материал едва прикрывает ее соски, не говоря уже о попке. Улыбаясь, она скачет по рингу с табличкой, поднятой над головой, на которой написано: «Пять минут».
Пять минут до того, как взрослые мужчины превратят друг друга в кровавое месиво. Я закатываю глаза. А Хоуп хлопает в ладоши.
Люди кишат возбужденной толпой ближе к веревкам. У этих потных мужиков нет никакого уважения к личному пространству, и мы с Хоуп пытаемся растолкать чужие тела, когда они придвигаются все ближе и ближе. Оборванная веревка ринга мелькает прямо передо мной, и я хватаюсь за нее, чтобы не упасть.
— Нас раздавят, если мы останемся здесь, — кричу я сквозь гулкий шум.
Хоуп усмехается.
— Это лучшее место. Достаточно близко, чтобы их пот и кровь попали на меня, — она запрокидывает голову, заливаясь смехом.
— С тобой что-то не так.
— Что? — кричит она.
Я качаю головой.
Ларри появляется откуда-то из глубины и проскальзывает между веревками.
— Дамы, парни, — произносит он в старый микрофон. Динамики потрескивают и гудят от обратной связи. — Добро пожаловать в «Пит». Сегодня у нас запланировано три боя, и каждого из ваших любимых парней ждут новые претенденты. — Раздаются громкие аплодисменты, которые вызывают широкую улыбку на обветренном лице Ларри, а его глаза буквально светятся. — Итак, сегодняшний претендент с севера. Непобедимый в своих последних трех боях, это Дейл Уинтерс! — Несколько человек аплодируют — женщины, а по комнате разносится низкий гул.
Мускулистый бритоголовый мужчина выходит на ринг, сотрясая воздух кулаками.
— И, мне кажется, я должен представить вам этого ублюдка. Финн "Железный кулак" Уэст.
Весь подвал содрогается от аплодисментов, когда Финн прыгает по канатам и кружит по рингу.
Звенит колокольчик, и двое мужчин обнимаются друг с другом, подняв костяшки пальцев, их взгляды встречаются.
— Наваляй ему, Финн, — кричит пьяный мужчина позади меня.
Финн наносит удар, и другой парень уклоняется. Затем он наносит еще один удар, на этот раз костяшки пальцев Финна приземляются на лицо Дейла, он поворачивается, и у него изо рта вылетает слюна.
— Ох уж эти неандертальцы, — едва не падает в обморок Хоуп. — Обожаю это.
Бой длится не более пяти минут. Финн наносит хороший удар парню в висок, и тот падает на колени, на мгновение раскачиваясь взад-вперед, слюни брызгами разлетаются по рингу, когда он, наконец, падает на пол. Финн покидает ринг, а Ларри наклоняется рядом с Дейлом, давая ему нюхательную соль. Дейл садится, выглядя дезориентировано и неуверенно, и Ларри помогает ему подняться на ноги и уйти.
— Ну, — заключает Хоуп. — Если даже это не заставит твои яичники работать, я тогда не знаю, что заставит.
— Верно, — я медленно поворачиваюсь посмотреть на нее, мои глаза сужаются. — Потому что окровавленные носы и разбитые губы так сексуальны…
Из динамиков доносится визг гитары и громкий бас барабанов, и, как по команде, девушка в зеленом бикини снова скачет по рингу с пятиминутным предупреждающим знаком.
— О, я надеюсь, что грязнуля будет следующим, — восклицает Хоуп.
— Ты про Киана?
— Ага, — она улыбается, но только на мгновение, а затем на ее лице появляется хмурое выражение.
— Что?
— Посмотри-ка на него, такой задумчивый, — она скрещивает руки на груди и качает головой. — Так по-детски.
Я следую за ее глазами к другой стороне ринга и вижу Брэндона с напитком в одной руке и неприятным взглядом, устремленным на нас обеих.
— В чем дело? — спрашивает она.
— Ему не нравится, что я прихожу сюда, — я пожимаю плечами. — Он считает, что это чересчур грубо.
— О, извини. Я не знала, что ты — драгоценная маленькая тихоня. Ради всего святого, Поппи, не позволяй ему обращаться с тобой как с инвалидом. Ты вполне способна позаботиться о себе.
— Ну, вообще-то, я здесь, не так ли?
И в этот момент какой-то парень сзади хватает меня за талию, пытаясь потанцевать со мной. Я поворачиваюсь и свирепо смотрю на него.
— Нет, спасибо.
— Ну, давай же, милая, — он снова тянется своими лапами к моей талии, и я одергиваю его волосатую руку.
— Я не хочу танцевать.
На его лице появляется усмешка.
Хоуп подходит ближе ко мне.
— А что если я порежу тебя, если ты снова прикоснешься к ней?
— Обещаешь, милая? — он наклоняется, медленно приближая свое лицо к ней, и хватает меня за бедра. — Мне нравятся женщины, в которых есть огонь.
— О, я же рыжая, во мне много огня, — говорит она, отступая назад и замахиваясь. Он перехватывает ее руку и выкручивает.
Внезапно толпа начинает раскачиваться. Раздаются крики. Женщины визжат. Меня сбивают с ног, ботинок слетает с ноги. Хоуп хватает меня, и мы спешим в середину зала.
— Что, черт возьми, случилось? — спрашиваю я, задыхаясь.
Хоуп смотрит через комнату на кричащих мужчин. Она хмурит брови, пристально вглядываясь, а затем ухмыляется.
— О, Брэндон случился.
— Что?
— Ага, — ее улыбка становится шире. Я перевожу взгляд поверх толпы. Брэндон прижимает парня к стене за горло, а свободной рукой бьет его в лицо. Несколько мужчин пытаются оттащить Брэндона, но безуспешно.
Поначалу я настолько шокирована, что лишь закрываю рот рукой. В этот момент я в ужасе смотрю на эту сцену, а мое сердце бешено колотится о ребра. Я жду, когда кто-нибудь возьмет его под контроль, но он как зверь.
— Черт возьми, — выдавливаю я, прыгая и проталкиваясь сквозь толпу.
— Поппи, какого черта ты делаешь? — кричит мне вслед Хоуп, но я продолжаю идти напролом. Я уже в трех футах от Брэндона, но какой-то мужчина преграждает мне дорогу.
— Брэндон! — кричу я, стоя рядом с этим мужчиной. — Прекрати. Ты же убьешь его.
Двоим парням, наконец, удается оттащить Брэндона, и тот другой падает на руки и колени, а все его лицо залито кровью. Брэндон пытается вырваться из хватки и каким-то образом бьет избитого в живот.
— Брэндон, — я замолкаю как раз в тот момент, когда Ларри прорывается сквозь толпу с Финном, следующим прямо за ним. Ларри несет огнетушитель и ругается, расталкивая мужчин.
— Черт возьми, Брэндон, — Ларри останавливается позади него. Мужчины, удерживающие Брэндона, оборачиваются, и когда они это делают, тот вырывается и немедленно хватает ошеломленного парня на полу и снова бьет его.
— Ублюдок… — Ларри вытаскивает чеку из огнетушителя, прицеливается и распыляет пену на Брэндона. И… тот замирает. Это словно вернуло его в реальность на долю секунды. Брэндон смотрит на истекающего кровью мужчину, а затем на свои окровавленные фаланги пальцев.
— А теперь тащи свою задницу обратно в раздевалку, — Ларри указывает на дальний конец комнаты, огнетушитель все еще наведен на Брэндона и готов выстрелить в случае необходимости.
Брэндон бросает на меня мимолетный взгляд, а затем разворачивается и уходит из зала.
Ларри качает головой, пробираясь сквозь толпу. А Хоуп хватает меня за локоть.
— Черт возьми, это было горячо.
Я смотрю на нее в бешенстве.
— Нет, не было. Посмотри на того парня, — я указываю на избитого парня, привалившегося к стене, пока несколько мужчин пытаются помочь ему подняться на ноги. — Это не горячо. Это выход из-под контроля…
Она пожимает плечами.
— Я имею в виду, да, но все же. Парень был взрослым мудаком.
Вскинув руки, я собираюсь уйти, но Хоуп хватает меня за запястье.
— Позволь ему быть собой.
Я вырываюсь.
— Вернусь через минуту.
Почему хочу следовать за ним, я не знаю. Я должна оставить его в покое, но что-то внутри меня не может вынести, когда ему так больно. И я имею в виду не физические раны. Случившееся не об этом. Это результат более глубоких шрамов. Настоящая причина, по которой он стал Брэндоном «Разрушителем» Блейном. То самое чувство, засевшее глубоко в его душе и сердце. Потребность, которую он испытывает, чтобы наказать себя за то, над чем он не властен. Вот почему я хочу следовать за ним — потому что знаю, на что это похоже.
Я не спала ночами, задаваясь вопросом, был бы Коннор все еще здесь, если бы я немного усерднее боролась с ним и его военной службой. Я винила себя, потому что разве это не самое простое — винить себя за то, что тебя разрушает? Я открываю дверь и спешу к выходу. На полпути по коридору я слышу, как Брэндон выкрикивает тираду ненормативной лексики, которую прерывает безошибочный стук его кулаков, врезающихся в один из металлических шкафчиков.
Я поворачиваю за угол. Руки Брэндона упираются в шкафчик, его мокрые от пота мышцы напряжены, а грудь тяжело вздымается. Мой взгляд переключается на огромную вмятину в шкафчике с брызгами крови по центру. Я осторожно приближаюсь к нему. Я знаю, что он должен меня услышать, но несмотря на это, его голова по-прежнему опущена.
Приближаясь к нему, я внимательно наблюдаю за ним. Его плечи вздымаются и опускаются из-за тяжелого дыхания, и это заставляет пурпурные рубцы, которыми испещрены его бока и спина, выделяться в свете флуоресцентных ламп.
Я останавливаюсь позади него, глядя на длинный неровный шрам. Я просто хочу потрогать его по какой-то причине, провести по нему пальцами, чтобы дать ему понять, что он все еще идеален, он все еще Брэндон…
— Брэндон, — шепчу я, поднимая руку и осторожно проводя кончиком пальца по самому длинному из его шрамов, неровная кожа ощущается почти как шрифт Брайля под моим пальцем.
Следующее, что я помню, это как Брэндон разворачивается, хватает меня за оба плеча и с грохотом швыряет о металлические шкафчики. Крик, который я издаю от внезапного шока, эхом разносится по коридору.
Его глаза прикованы к моим, лишенные всякого выражения. Его ноздри раздуваются в бешенстве.
— Брэндон, — зову его спокойным голосом, потому что не уверена, что он вообще сейчас здесь. Мне нужно, чтобы он вернулся, оставил в памяти зону боевых действий. — Брэндон…
Его брови нахмурены, а пальцы сжимают мою челюсть в яростной хватке. На секунду мне кажется, что он сорвется, но внезапно все меняется. Он прижимается ко мне своим телом, впечатывая меня своей твердой грудью к помятой дверце шкафчика. Его взгляд падает на мои губы как раз перед тем, как его рот жестко врезается в мой. Я не могу дышать. Не могу двигаться. Шок меня полностью заморозил. Его губы сильнее прижимаются к моему рту, дрожа, требуя ответа на его жестокость. Его хватка на моей челюсти становится все сильнее, и я боюсь, что он собирается поранить мне кожу. Его язык касается моих губ, и мое тело смягчается под этим простым прикосновением. Я не могу не тянуться к нему.
Что-то, давно дремавшее внутри, пробуждается и вырывается на поверхность, как волна-убийца, и захлестывает меня. Губы Брэндона обжигают, согревая каждый холодный дюйм моего тела. Я должна была оттолкнуть его, но у меня не хватило бы сил, даже если бы я попыталась. Итак, я сдаюсь, обвивая руками его шею и притягивая ближе. Я раздвигаю губы. Его язык касается моего, вызывая пламя, которое угрожает поглотить нас обоих. Весь его гнев, его боль, наша боль — вылиты в этот поцелуй. И это такая прекрасная пытка. Ослепительный луч чистого света в нашем личном аду.
И так же быстро, как этот поцелуй начинается, он заканчивается. Брэндон отрывается от меня. Отступает на несколько шагов назад, проводя рукой вниз по челюсти и губам. Он бросает один мимолетный взгляд в мою сторону, прежде чем повернуться ко мне спиной.
— Я… — начинаю, но не знаю, что сказать. А что мне говорить? — Я…
— Просто уходи, Поппи, — шепчет он.
— Брэндон… — я делаю шаг к нему. Он поворачивается ко мне лицом, но вытягивает руку, будто хочет отогнать меня.
— Я не могу… не могу сделать это прямо сейчас.
Мое сердце колотится, в груди все сжимается, а потом я поворачиваюсь и выхожу из раздевалки. Я не могу сделать это прямо сейчас. Качая головой, я смеюсь, потому что услышала именно эти слова от Брэндона, когда мне было шестнадцать.
— Почему ты здесь одна, Опоссум?
— Не знаю, — я пожала плечами, опуская ноги с пирса, немного опустив пальцы ног под воду.
— Коннор искал тебя. Ну, тебя и Карамельных Нибблов, — он смеется. Я закатываю глаза. Я бы хотела быть влюбленной в Коннора, потому что он никогда бы не сбежал с Нив Киркпатрик. Любить его не так больно, как любить Брэндона.
— Я уверена, что Нив ищет тебя, — в моем тоне сквозит острота, хотя я изо всех сил стараюсь сохранять вежливость. Она хочет Брэндона. Он хочет ее. Она — все, чем я никогда не буду — распутная блондинка, одним взглядом способная заставить парней упасть на колени.
— Ну, она может продолжать поиски.
— Я видела, как ты целовал ее на прошлой неделе, — жар заливает мои щеки. — Она хорошенькая.
— Она пойдет, — он садится рядом со мной и толкает меня. — Не будем ревновать, не так ли, Оппи?
— Чему завидовать? И перестань меня так называть.
— Тому, что я целую ее.
— Мне все равно, кого ты целуешь.
— Все равно?
— Да, — говорю я, вздыхая. — У тебя во рту может быть гонорея или еще что-то в этом роде.
Брэндон смеется, и я ненавижу и люблю его одновременно. Все в нем заставляет меня хотеть его. Это раздражает. Он щипает меня за бок, и я дергаюсь, хихикая.
— Мой маленький опоссум ревнует.
— Заткнулся бы ты? — я поворачиваюсь к нему лицом, и он так близко ко мне, что чувствую его дыхание с примесью виски и сигарет. Я закрываю глаза, вдыхая его и притворяясь, что могу поцеловать его, если захочу.
— Я бы тоже поцеловал тебя, если бы ты позволила мне… — произносит он, и у меня сжимается сердце.
В темноте я едва могу разглядеть слабую улыбку на его губах и мерцание его зеленых глаз. Мое сердце стучит в груди, и я сглатываю. Следующее, что я помню, это пальцы Брэндона, скользящие по моим волосам за ухом, и его губы едва касаются моих. Прилив жара заполняет меня, прежде чем я успеваю пошевелиться, и его губы накрываю мои. Мягкие, теплые и нежные. Он прижимается своими губами к моим, а его рука обхватывает мой затылок, и кончик его языка касается моего.
И в этот момент он со вздохом отстраняется.
— Бля… — он, спотыкаясь, поднимается на ноги, проводя рукой по волосам и отступая назад.
— Что я….
— Я не могу. Просто не могу сделать это с тобой.
Мои ноздри раздуваются, челюсти напрягаются, и меня охватывает гнев.
— Я не просила тебя об этом.
Но Брэндон уже прошел половину лужайки, возвращаясь к дому. Брэндон О'Кифф был моей первой любовью, моим первым поцелуем и первым парнем, разбившим мне сердце.