Война Поппи

Глава 4

Брэндон

“Sucker for Pain” — Lil’ Wayne and Wiz Khalifa

Его тяжелый кулак бьет в мою челюсть, и я улыбаюсь, наслаждаясь взрывом боли. Сплевываю кровь на пол и медленно поднимаю взгляд на противника. Пот стекает по его лбу, пока он подпрыгивает на носках. Он усмехается ликующей толпе, после чего снова набрасывается на меня, и с каждым его неуклюжим шагом мое настроение поднимается. Он делает выпад, но мое терпение кончилось. Я пригибаюсь, а затем бью его кулаком по лицу. И он тяжело падает, ударяясь головой о залитый кровью бетон. Толпа восторженно ревет.

Я закрываю глаза, моя грудь вздымается, пока я стою в попытках сдержать ярость, пульсирующую в каждой мышце. Наконец, открыв глаза, я поворачиваюсь к веревкам в готовности покинуть ринг. И там, среди здоровенных мужчин, я вижу женщину. Ее платье слишком красиво для "Дыры", и она выделяется всем своим видом, словно белая ворона. Я все еще в сомнениях, пока мой взгляд скользит по миниатюрным изгибам ее фигуры, которая, должно быть, феноменально выглядит обнаженной. Длинные шоколадные волны волос падают ей на плечи, и когда, наконец, вижу ее лицо, я замираю. Поппи. Поппи здесь. Она бледна, словно только что увидела привидение. И в каком-то смысле так и есть.

Моя грудь сжимается, а сердце бешено колотится: его жалкие ошметки безнадежно пытаются собраться вместе. Ее серые глаза встречаются с моими, и в моей голове мелькают тысячи воспоминаний, каждое из которых вращается вокруг Коннора.

И это больно. Это так чертовски больно. Она с тем же успехом могла бы облить меня бензином и поджечь, потому что я не хочу этого. Ничего этого я не хочу.

Кто-то движется передо мной, загораживая ее, и я втягиваю в легкие воздух, будто поднявшись из недр очень глубокой и темной черной дыры. Я проскальзываю между веревками и продвигаюсь через переполненную комнату, пока не распахиваю дверь, ведущую в коридор. Дверь захлопывается за моей спиной, заглушая рев толпы. Единственный звук, который я могу различить в настоящий момент, — это неистовое биение моего пульса, стучащее набатом в ушах. Я упираюсь спиной в стену и провожу рукой по волосам. Как, черт возьми, она меня нашла?

Металлическая дверь внезапно распахивается, с силой ударяясь о бетонную стену. Я продолжаю смотреть прямо перед собой, пытаясь уклониться от неизбежной катастрофы.

— Брэндон Патрик О'Кифф! — ее голос раздается эхом по коридору, и я втягиваю воздух сквозь зубы. Прижимаюсь лбом к стене и медленно вдыхаю. Я не могу так с ней поступить.

Ее каблуки цокают по бетонному полу и останавливаются прямо передо мной. Такой знакомый, сладкий запах ее духов почти сбивает меня с ног. Я не смотрю на нее. В попытках притвориться, что, если останусь так стоять, возможно, она уйдет. Я могу справиться лишь с несколькими вещами. И этот список довольно ограничен: бои, секс и алкоголь.

— Брэндон! — она тыкает меня в грудь, и я инстинктивно отталкиваю ее руку. Окрываю глаза и встречаю ее удивленный взгляд.

— Ты… — она глубоко вздыхает и в следующий момент дает мне звонкую пощечину, которая звучно отдается от стен и оставляет жжение. — Я думала, ты мертв!

— Как видишь, это не так, — я сдерживаю голос и фиксирую взгляд на стене позади нее, прямо над ее головой.

— Почему ты не позвонил мне? Не сказал, что ты порядке? Почему, Брэндон?

Почему? Такой простой вопрос, и все же на него нет ответа, потому что у меня нет причины кроме той, что я просто не хотел. Не хотел видеть ее.

— Ты должна уйти, Поппи, — холодно говорю я, изображая безразличие, которое хотел бы чувствовать, но правда в том, что каждое мгновение, пока я стою здесь с ней, ощущается словно какая-то извращенная пытка.

— Я не уйду, — шепчет она.

Я ничего не говорю в ответ. Просто стою, опустив голову и потирая ладонью пульсирующую щеку. Поппи обхватывает руками мое лицо.

— Посмотри на меня, — произносит она, и ее голос сочится ненавистью. — Посмотри на меня, черт возьми.

И я смотрю. Под ее глазами залегли темные круги, которые словно навсегда оставили отпечаток на ее коже. Ее лицо осунулось от потери веса, а волосы потускнели. Как будто все, что делало Поппи собой, засохло и умерло, исчезло. Коннор бы перевернулся в своем долбанном гробу. Я обещал ему, что если с ним что-нибудь случится, я позабочусь о ней, но я даже о себе не могу позаботиться. Парень, который дал ему это обещание… что ж, его давно нет.

Глаза Поппи наполнены слезами.

— За что ты причинил мне такую боль? — спрашивает она. — Я потеряла его. Я его потеряла…

И ее прорывает. Слезы текут по ее фарфоровой коже. Ее красные губы дрожат, когда она пытается сдержать всхлип.

— Ты бросил меня, когда у меня больше никого не осталось. И я знала это… — она качает головой. — Я чувствовала, что ты жив, и искала тебя.

Она делает быстрый вдох, и ее глаза внезапно вспыхивают гневом.

— Люди все время умирают от разбитого сердца, понимаешь, Брэндон? Они умирают, и мое сердце, черт возьми, разорвано в клочья.

Меня поглощает чувство вины, но я не могу ненавидеть себя еще сильнее, чем уже ненавижу. Если бы я был лучшим человеком, чем есть, я бы взял на себя ее горе, но факт в том, что я потерял его. И я не могу преодолеть собственное горе. Оно слишком велико, слишком всепоглощающе. Я тону в нем, медленно сгибаясь и рассыпаясь под его весом, поэтому я просто не могу взвалить на себя ее скорбь.

Она хватает мой подбородок и дергает вверх, заставляя снова посмотреть на нее.

— Скажи, — ее хватка становится жестче, а глаза полыхают, — скажи мне что-нибудь!

— Тебе не следовало приходить, — говорю я и обхожу ее, открывая дверь в загаженную кладовку, чтобы переодеться.

— Что? Мне не следовало…

Ее каблуки стучат по полу. Она хватает меня за плечо, но я не оборачиваюсь. Я стою к ней спиной, стягивая с себя шорты.

— Что бы ты здесь ни искала, — я пожимаю плечами, — ты этого не найдешь.

— Брэндон, мне нужно знать, что произошло.

Я замираю и делаю глубокий вдох, задерживая дыхание, прежде чем медленно выдохнуть.

— Он умер. Я нет.

И разве это не горькая правда моей жизни… заключенная в четырех словах?

— Почему ты оставил его? — выдыхает она.

— Я… — слова застревают у меня в горле, и мне хочется орать. И вколачивать во что-нибудь кулаки, пока не собью костяшки пальцев в кровь, а затем заливать в себя виски в попытке выключить собственный разум хотя бы на секунду.

— Он был мертв, — говорю я, задыхаясь. — И я оставил его, потому что больше ничего не было. Лишь тела, — я натягиваю трико и оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее. — Прости за Коннора.

— Прости? — ее голос надламывается. — Это все, что я получу? Прости? — она опускает взгляд в пол и нервно поправляет бретельку на платье. — Тогда почему ты бросил меня?

— Я не мог посмотреть назад. Как я и сказал, не осталось ничего, кроме тел.

Нахмурившись, она берет меня за руку и проводит пальцем по моим сбитым костяшкам, и я замечаю изношенную фенечку, все еще обернутую вокруг ее запястья.

— Нет, я все еще здесь.

— Ну, а я нет, — слегка улыбаюсь ей и убираю руку. Она должна знать, что я не могу быть ее искуплением. Это не та часть, где мы помогаем друг другу. Мне никто не сможет помочь.

Я закидываю сумку на плечо и выхожу в дверь, не оглядываясь.

Убегаю. Всегда убегаю.

Какого черта она здесь появилась? Ну, и что теперь? Теперь она знает, что я жив, и знает, какой я долбаный сукин сын. Чем это может кому-нибудь помочь, и тем более ей? Если честно, я тысячу раз думал о том, чтобы связаться с ней, но просто не мог. Я не мог видеть отражение своей боли в ней. Я знал, что не смогу смотреть на нее и не видеть все то, что мы потеряли. И я знаю, что этим поступком подвел Коннора самым худшим образом, потому что он любил эту девушку больше самой жизни. Улыбаясь, я вспоминаю, как мы впервые увидели ее. Даже в десять лет Поппи уже была Поппи. Эту девушку просто невозможно было игнорировать, как бы вы ни старались.

Мы с Коннором на детской площадке играли в фишки, и я надирал ему задницу. Выбив его стопку, я поднял взгляд вверх с самодовольной усмешкой на лице, но он даже не смотрел на меня. Он пялился через площадку на металлическую лесенку. Я проследил за его взглядом и увидел девушку с каштановыми волосами, сидящую в одиночестве.

— Она выглядит грустной, — произносит Коннор.

— И что? — я пожимаю плечами. — Я выиграл.

Снова поворачиваюсь к нему. У него то самое хмурое выражение лица, и я вздыхаю, потому что знаю, что он пойдет и поговорит с этой девчонкой.

— Коннор, у нас осталось всего десять минут, чтобы поиграть, — стону я, глядя на свои часы с Бэтменом.

Он закатывает глаза, встает и проходит мимо меня. Я наблюдаю за тем, как он подходит к девчонке и садится рядом. Мерзость. Не хочу играть с девчонками.

Со вздохом я встаю и иду за ним, шаркая по асфальту. Ее волосы выбиваются из собранного хвоста, когда она смотрит на меня.

— Я Поппи, — представляется она со странным акцентом, надувая пузырь из жвачки.

— Нельзя жевать жвачку в школе, — делаю замечание. Я тоже хочу жвачку.

Коннор бьет меня по руке.

— Отстань от нее, Брэн.

Она улыбается ему, и на его щеках появляется румянец.

— Можешь взять мою жвачку, — робко говорит она, вынимая ее изо рта. — Можешь приклеить за ухо на потом.

Она лепит ее за ухо Коннору, и тот краснеет еще сильнее, улыбаясь, когда она спрыгивает и убегает.

— На тебе девчачьи микробы. Гадость, — я притворяюсь, будто меня тошнит, но он игнорирует меня.

Я смеюсь при мысли о том, как этот кусочек жвачки застрял в его волосах. Ему удалось скрывать его от мамы в течение двух дней, пока Поппи, наконец, не убедила его позволить ей вырезать ее. Та лысина, которую она оставила ему, создавала впечатление, будто он проиграл драку с газонокосилкой. Его мама сбрила все его волосы под ноль и посадила его под домашний арест. Я был зол, что потерял друга по играм, но он, конечно, был от нее без ума. И вот так Коннор полностью и безоговорочно влюбился в Поппи Тернер и любил ее до самой своей смерти.

Я поднимаюсь наверх в паб и усаживаюсь за старую барную стойку из красного дерева. Все (вокруг) пропахло дымом, потому что, хоть курить и запрещено, всем на это плевать. Выпивка дешевая, а женщины — тем более, но мне все равно. Единственное, в чем я нуждаюсь в этой жизни, — это возможность заглушить боль и засунуть свой член в горло какой-нибудь девчонке. Виски и киска — старые друзья, на которых я могу положиться.

Лу, жена Ларри, хлопает ладонью по барной стойке прямо передо мной. Ей за сорок, у нее светлые волосы, а сиськи такие огромные, что ей приходится укладывать их на бар. В ней всего метр шестьдесят, но она меня пугает.

— Ты снова победил? — спрашивает она, уже ставя передо мной стакан с виски.

Я ухмыляюсь.

— Я всегда побеждаю.

Она криво усмехается в ответ.

— Малыш, подожди, пока мой Зак вернется домой. Он уложит тебя на задницу.

Я выпиваю дешевый виски, втягивая воздух сквозь зубы, пока напиток прожигает себе путь по моему горлу.

— Пусть попробует.

Лу запрокидывает голову и смеется, хлопая меня своей грязной тряпкой, прежде чем наполнить мой стакан и обратить внимание на другого клиента.

А затем рука сжимает мое плечо.

— Эта проклятая женщина подобна прекрасному вину, — ворчит Ларри. — С возрастом становится только лучше. Тебе кажется, что молодые женщины знают, что делают. Но, парень, просто подожди, пока тебе не исполнится сорок или около того. Женщины становятся стремными, словно стая гиен на каком-нибудь мексиканском опиуме, — он качает головой. — Ни за что не пробуй это дерьмо. Вставит так, что ты окажешься на осле посреди пустыни…

Ларри — самый сумасшедший ублюдок, какого я когда-либо встречал. Я провожу рукой по лицу, пытаясь стереть воображаемую картину из своих мыслей. Что я вообще могу на такое ответить?

— Она э-э-э… Тебе с ней повезло.

— Так и есть, черт побери. Этого было достаточно, чтобы заставить мою задницу переехать из Миссисипи в Лондон. Верни меня на родину.

Он хихикает, когда я допиваю свой бокал и жестом показываю Лу, что нужно еще.

— Черт, — говорит Ларри, глядя на пустой стакан в моей руке. — Зачем ты пьешь, как проклятая золотая рыбка с одной ластой?

— Ты сам сказал мне пойти и выпить, — поднимаю свой бокал. — И вот я здесь.

— Неа, — он трет свой стеклянный глаз, тыкая в него и поворачивая в глазнице. — У меня какое-то дерьмо в глазу, — Ларри качает головой. — Что-то гложет тебя, как заноза в заднице. Что случилось, парень? Думаю, это как-то связано с той красоткой, которая последовала за тобой после твоей драки. Ты же не обрюхатил ее и не свалил, так ведь?

— Нет, — хмуро пялюсь в свой опустевший стакан.

Лу ставит на стойку два напитка. Один для меня. Один для Ларри.

— Ну, у нее классные сиськи, — он сжимает пару воображаемых грудей.

— Она мне как сестра, черт побери, — выплевываю я с отвращением в голосе.

Ларри пожимает плечами.

— Черт, там, откуда я родом, в отношении таких девчонок не имеет значения, даже если она твоя сестра, — по его лицу расползается извращенская улыбочка, и он хлопает меня по спине.

— Она — вдова Коннора, — шепчу я.

Даже выдыхать его имя было больно, будто проворачивать нож в груди. Ларри знает про Коннора. Киан, Финн, Ларри, я… все мы бывшие военные. Все дезертиры, все еще сражающиеся на войне, на которую хотели бы никогда не подписываться. Я не люблю говорить об этом, и они понимают. Все они насмотрелись достаточно дерьма, теряли друзей, теряли то, что делало их людьми. Ларри говорит, чтобы выжить на войне, нужно пожертвовать частью себя. Думаю, он пожертвовал своим рассудком, потому что он абсолютно чокнутый.

— Ох, блин, — он опускает верх штанов под живот. — И как, нахрен, она тебя нашла?

Я качаю головой.

— Не знаю, но она здесь, черт возьми, и я, правда, хотел бы, чтобы этого не случилось.

— Благослови Господь эту малышку. Не обижай ее. Она, скорее всего, так же потеряна, как и ты, парень, — он оглядывает вонючий бар. — Куда она ушла?

— Не знаю, — пожимаю плечами и делаю глоток виски. — Пофиг. Что бы она ни искала, этого давно уже нет.

Тяжелый вздох срывается с губ Ларри, прежде чем он допивает свой стакан бурбона. В конце бара на меня бесстыдно глазеет девушка. Узкая талия, крупные сиськи, большущее декольте и высветленные волосы. Она из тех девушек, на которых нужно только взглянуть, чтобы уложить в постель, и это как раз то, что мне нужно. Ларри прослеживает за моим взглядом и издает смешок, который переходит в отрывистый кашель. Он похлопывает меня по плечу, затем встает и заходит за стойку, подходит к Лу и принимается лапать ее.

Шесть стаканов виски — и чувство вины уходит. Все уходит. Я в блаженной прострации, и перед глазами все расплывается. Блондинка свисает с моей руки, ее губы оставляют ярко-красный след от помады на моей шее, когда она пытается поцеловать меня. Я сажусь на барный стул и позволяю ей тереться об меня, ее бедра двигаются в такт песне, доносящейся из музыкального автомата. Блин, кто угодно бы подумал, что девушке за это платят.

— Хочешь уйти отсюда? — мурчит она мне в ухо и прикусывает мочку.

Мой взгляд падает на ее грудь, выпирающую из топика.

— Конечно.

Она хихикает и цепляется за мою руку, пока мы идем к выходу. Мир перед глазами начинает вращаться, и я упираюсь плечом в дверной проем, прежде чем выйти на улицу. Блондинка хватает меня за руку и тащит по переулку, проходящему у бара.

Она толкает меня в плечо, и я отшатываюсь к стене, нас поглощают тени, когда она прижимает свои губы к моим. Она на вкус как дешевое вино и сигаретный дым. Я отталкиваю ее от себя, но она просто спускается к моей шее, поэтому я решаю сдернуть ее топ и положить ладони на силиконовые сиськи. Она со стоном теребит пряжку моего ремня, словно в моих джинсах спрятан гребаный святой Грааль. Я даже моргнуть не успеваю, как эта цыпочка оказывается на коленях, ее пальцы стягивают мои боксеры прямо перед тем, как ее губы обхватывают мой член. В защиту доступных девушек следует отметить: они не боятся сосать члены.