Война Поппи

Глава 33

Поппи

“Riot” — Sara Haze

Кофейник пищит, и я хватаю кружку, наполняя ее до краев. Прошлой ночью я почти не спала. Обычно Брэндон обнимает меня во сне, но прошлой ночью он этого не сделал. Это мелочь, но на самом деле нет.

Он бомба замедленного действия. Собственный злейший враг, и я это знаю. Он спускается вниз, и когда оказывается на том месте, где был прошлой ночью, я понятия не имею, что делать, но меня это пугает. Жизнь — это череда взлетов и падений, взлетов и падений, но когда твоя долина такая чертовски темная, как долго человек может это выдержать? Я боюсь, что однажды он опустится так низко, что никогда больше не сможет подняться, как мистер Брайтон…

Он открывает дверь в спальню, петли скрипят. Под глазами темные круги. Он выглядит измученным, хотя я знаю, что вчера он проспал большую часть дня.

— Доброе утро, — говорю я, улыбаясь, и иду за чашкой к шкафу.

— Привет, — бормочет он, вставая передо мной и протягивая мне руку за кружкой. Он ласкает мне щеку и целует в волосы, идет к кофемашине.

— Хорошо спала?

— Ага. Ты? — Он нажимает кнопку на машине, и та выплевывает густую черную жидкость.

— Ага… Какое-то время я наблюдаю за ним. Он наливает сливки в чашку, а затем, конечно же, виски, спотыкается о диван и плюхается на него. Морт подбегает, залезает на край дивана и запрыгивает на колени Брэндона. Он подталкивает руку Брэндона своей лысой головой. Какая-то часть меня не хочет упоминать вчерашний вечер, но я не могу его игнорировать.

— Брэндон, — я сажусь на край дивана, удивляясь, почему с ним так трудно поговорить об этом. Я могу поговорить с ним о чем угодно, но здесь я чувствую себя встревоженной и нервничаю, боюсь, что разозлю его. — Мне нужно поговорить с тобой.

Отодвинув Морта, он поворачивается ко мне с пустым выражением лица, сжимая кружку обеими руками.

— Хорошо.

— Я просто… — Вздохнув, я колеблюсь. — Я беспокоюсь о тебе.

Он прищуривается, подносит кружку к губам.

Это его раздражало, а это значит, что все остальное для него невыносимо.

— Ты просто… Я хочу, чтобы тебе помогли, Брэндон. Тебе нужна помощь.

Он проводит рукой по лицу и ставит кофе. Берет у меня из рук кружку, ставит ее на стол, а затем хватает меня за талию и тащит к себе на колени. Его шершавые пальцы гладят мое лицо, он заправляет выбившуюся прядь волос за ухо.

— Детка, ты все, что мне нужно.

— Брэндон, остановись. Я убираю его руку со своей щеки, и он смотрит на меня. — Я серьезно.

Его пальцы обхватывают мои руки, удерживая меня на месте.

— Ты единственная, кто может мне помочь. Я не знаю, чего ты, блять, хочешь от меня.

Я смотрю на него, грусть и гнев пронизывают меня, потому что он просто не видит, насколько все плохо. Я не могу помочь ему. Ему нужно отпустить чувство вины. Он должен найти способы справиться со всем, что он видел и делал, и я не могу помочь ему в этом, потому что я так же потеряна, как и он иногда. Его грусть, порой, заглушает меня.

— Брэндон, разве ты не видишь, что я не могу тебя исправить?

Он замирает, его глаза скользят по моему лицу и прищуриваются, когда его челюсти сильно сжимаются.

— Исправить меня? Он осторожно стаскивает меня со своих колен и поднимается на ноги и уходит.

Все, что я могу сделать, это сидеть в тишине и смотреть на него, мой пульс звенит в ушах, голова кружится, думая о том, как заставить этот звук звучать иначе.

Когда он, наконец, поворачивается ко мне лицом, его тело полно напряжения.

— Для тебя я такой? — говорит он дрожащим от волнения голосом. — Что-то сломалось? Бракованный?

— Я… Я не это имела в виду. — Сердце беспокойно колотится о ребра. — Я просто…

— Мне не нужно, чтобы ты исправляла меня. — Он направляется в спальню.

— Я не это имела в виду, — шепчу я. Я этого не сделала, и я знаю, как ужасно это звучало. Он не сломанная игрушка, которую можно собрать по кусочкам, и именно так это и звучало. — Тебя не нужно исправлять, тебе нужна помощь. Нам нужна помощь, потому что я не могу… — Я качаю головой и следую за ним в комнату. — Я не могу потерять тебя, Брэндон. Не могу.

— Ничего не поделаешь! — рычит он, и я вздрагиваю. — Нет никакого лекарства, черт возьми. Нет исправления. Это выживание, день за днем. Ты знала, что получишь, Поппи. — Он широко разводит руки, с его губ слетает насмешливый смех. — Это все, на что ты, черт возьми, надеялась?

Закрыв глаза, я делаю вдох, чувствуя, как жар приливает к моим щекам.

— Ничто в моей жизни не было таким, как я надеялась, — говорю я. — Но то, каким ты был вчера… — Я останавливаю свой разум от падения в темную дыру «что, если». — Мне просто не нравится, когда тебе так плохо.

— Вчера у Коннора был гребаный день рождения! — кричит он.

Острая боль в груди, и я хватаюсь за нее, когда мой разум внезапно останавливается. Какой же я ужасный человек? Я забыла о нем. Забыла. Так погружена в опоздания, а Брэндон и мистер Брайтон… Я так беспокоюсь о своей жизни, как сейчас, когда я забыла о человеке, о котором всегда должна горевать. И вот тут-то мои силы иссякают.

Я закрываю лицо руками и опускаюсь на пол. Слезы наворачиваются на глаза, и на этот раз я даже не пытаюсь их остановить.

— Извини, — шепчу я. Не Брэндону, а Коннору, потому что я забыла его, хотя обещала, что никогда этого не сделаю.

Грубые руки Брэндона скользят по моим рукам и поднимаются к щекам, и я поднимаю к нему свои полные слез глаза и вижу Брэндона, сидящего на корточках передо мной. Он проводит большими пальцами под моими глазами, вытирая слезы.

— Я забыла, — шепчу я, и новая волна боли охватывает мое сердце. Я обхватываю руками ноги, прижимая их к груди, когда из горла вырывается всхлип. — Я… ужасный человек.

Брэндон садится рядом со мной и прижимает меня к себе между коленями. Я плачу, уткнувшись ему в грудь, а он обнимает меня, положив подбородок мне на голову и окутывая своим теплом.

— Тише, — шепчет он. — Ты бы не смогла быть ужасным человеком, даже если бы попыталась.

И мне хочется кричать на него, что я ужасная. Я хочу швырять вещи и бить их, я хочу разрушить что-то до тех пор, пока оно не станет таким же уродливым и потрепанным, как я себя чувствую, но вместо этого я цепляюсь за него.

— Я люблю тебя, — бормочет он, прижимаясь к моим волосам. И я разваливаюсь на куски в его объятиях, и он — единственное, что удерживает меня от полного срыва.