Война Поппи

Глава 26

Брэндон

“No One Will Ever Replace Us” — Courteeners

Я просыпаюсь и начинаю рычать от солнечного света, который бьет прямо по глазам, раздражая сетчатку. У меня раскалывается голова, а во рту стоит такой привкус, будто что-то туда забралось и погибло. Я закрываю глаза рукой, чтобы заслонить свет. Ощущаю рядом движение на кровати и упираюсь взглядом в Поппи. Она лежит спиной ко мне, а ее темные волосы рассыпались по подушке.

Вздохнув, провожу руками по лицу. Я не могу вспомнить ни хрена, кроме того факта, что она не пришла домой позавчера, и я начал пить. Что бы ни происходило между нами, это чертовски опасно для меня, потому что важно. Я выползаю из постели, иду в ванную и спотыкаюсь в душе. Такое ощущение, что в моей голове поселился марширующий оркестр, и, несмотря на то что в голове проносятся тысячи мыслей, думать больно.

К тому времени как я выхожу из душа, Поппи уже нет в спальне. Я надеваю рубашку вместе с парой спортивных штанов и морально готовлю себя, прежде чем отправиться на кухню. Она поворачивается ко мне лицом, как только я вхожу, и ее глаза встречаются с моими. Мое сердце болезненно сжимается в груди, и мне хочется пнуть себя за это.

— Эй, — бормочу я.

— Как твоя голова? — она ухмыляется.

— Бывало и лучше.

Поппи наливает чашку кофе, затем открывает шкафчик, берет бутылку виски и делает глоток. Улыбаясь, она передает ее мне.

— Как ты это называешь? — спрашивает она. — Собачья шерсть или что-то в этом роде?

Я фыркаю.

— И ты называешь себя чертовой ирландкой, женщина? — я беру кружку и делаю глоток горячей жидкости.

Низкий смех срывается с ее губ.

— Но я не ирландка, Брэндон… помнишь?

— О, я знаю, — ухмыляюсь я. — Полукровка.

— Мудак. Я — американка, а не чертова полукровка, — ее глаза сузились. — По крайней мере, я — не цыганка. — Я не осознавал, как сильно нуждаюсь в том, чтобы она нормально со мной разговаривала и даже оскорбляла меня так же, как всегда.

— Не притворяйся, что тебе плевать на пронырливых парней, — говорю я. Поппи всегда охотно слонялась по лагерю цыган вместе со мной и Коннором. Она любила собак и лошадей. Черт, моя мама пыталась подарить ей собаку каждый раз, когда она появлялась.

— До тебя — никогда, — она делает вдох, пока ее глаза изучают меня. — Так ты понял, что я любила тебя все эти годы, Брэндон? И не лги мне.

Я зажмуриваюсь и хватаюсь за край кухонного острова.

— Не говори так, — шепчу я.

— Ответь на мой вопрос.

— Он любил тебя. И только это имело значение.

— А я полюбила тебя первой. И много лет только это имело для меня значение.

Я ударяю ладонью по столешнице.

— Блять, Поппи. Что ты хочешь, чтобы я сказал? Да, я знал, что ты в меня влюблена. Да, я чертовски хотел тебя, но я был плохим. Я и есть плохой. Коннор… Коннор был хорошим. Он заслуживал тебя.

Все это оставалось между нами годами — невысказанным, но всегда присутствующим. Коннор служил сдерживающим фактором, потому что я всегда ставил его счастье выше своего. Каждый проклятый раз. Он был моим братом, и я бы отдал ему весь мир. Мы впервые говорим о чертовски большом розовом слоне, который всегда был на периферии.

— Это и есть то, что было… все эти годы? — на секунду она морщит лицо. — О том, что, по-твоему, я заслужила? — Ее челюсть подрагивает, и она делает вдох. — Потому что я скажу тебе, что, как мне кажется, я заслуживала того, чтобы быть любимой парнем, в которого я влюблена, и чтобы он признал, что лишил меня девственности, чтобы он обращался со мной так, будто я больше, чем просто чертов друг.

Я провожу рукой по волосам.

— Я бы уничтожил тебя, Поппи.

— Брэндон, разве ты не понимаешь, что все равно это сделал? — она качает головой. — В итоге ты все равно это сделал.

— Но рядом с тобой всегда был Коннор, чтобы утешить и любить тебя.

Она готова заплакать, у нее краснеют щеки.

— Он был, — она кивает. — Ну, а что сейчас? Кто теперь меня снова утешит, Брэндон?

Я делаю долгий вдох и смотрю на пятно на полу.

— Я люблю тебя, Поппи. Больше всего на свете. Но я не буду смотреть, как ты опускаешься со мной на дно. Ты все, что у меня осталось.

Она заставляет меня хотеть чего-то большего. Она вселяет в меня надежду, а надежда опасна для такого парня, как я, потому что, если в итоге ее просто нет, кажется, что ничего больше не осталось. И если мы это сделаем, однажды она уйдет, потому что я сломаю ее так, как делаю всегда и со всеми. Я просто пытаюсь оттянуть неизбежное, держать ее на расстоянии вытянутой руки так долго, как только смогу.

— Ты… — она делает шаг ко мне, ее лицо выглядит сердитым, ноздри раздуваются в гневе. — У тебя, черт возьми, нет выбора.

Я не могу не ухмыльнуться. Маленькая Поппи Тернер, такая милая и в то же время свирепая.

— Неужели?

Она делает еще один шаг и хватает мою футболку, притягивая меня к себе.

— Я люблю тебя. У меня нет выбора, Брэндон.

Мое сердцебиение учащается, и ко мне подкрадывается застарелое чувство тоски. Это эгоистично и дерьмово с моей стороны, но я начинаю терять из виду все причины, по которым мне следует держаться от нее подальше. Я обхватываю ее щеку, касаясь ее лба своим.

— Так много раз, когда я могу сделать бескорыстный поступок, когда дело касается тебя, — я поднимаю ее подбородок, касаясь ее губ своими. У них вкус кофе и мака. Я жажду этого, как своего личного вида крэка. — Это всегда была ты, — я выдыхаю слова, с которыми больше не могу бороться.

Я уже в ловушке своей личной войны, и мне нужно, чтобы она была рядом со мной, а не стояла напротив, на самой линии фронта. Я не могу отделаться от ощущения, что это всегда было неизбежно — я и она. Неважно, сколько женщин я трахал, или насколько идеальным был для нее Коннор, мы просто плутали по извращенным и извилистым перепутьям судьбы.

Пальцы Поппи запутались в моих волосах, и она приподнялась на цыпочки, прижимаясь своим маленьким телом к ​​моему. Я обнимаю ее за талию и прикасаюсь губами к ее губам, вдыхаю ее. И, черт возьми, она чувствует себя как дома.

Поппи сидит на металлической скамейке в конце комнаты, пока я переодеваюсь для боя. Сегодня большой бой, и паб битком набит. На заднем плане несмолкающий рев толпы. Я натягиваю шорты и провожу рукой по волосам. Глаза Поппи задерживаются на моем обнаженном торсе, а затем поднимаются, чтобы встретиться с моими. Румянец заливает ее щеки, когда она понимает, что ее застали за разглядыванием. Это было чертовски мило.

— Ты знаешь, я ненавижу, что ты это делаешь, — говорит она, вставая и подходя ко мне.

Я ухмыляюсь.

— Это самые легкие деньги, которые, возможно, я когда-либо зарабатывал.

— Да, я почти уверена, что наркоторговцы тоже зарабатывают «легкие» деньги… но это не значит, что ты должен заниматься этим, — она смотрит на меня, и я не могу не видеть ту маленькую девочку, которая дулась, потому что не добилась своего. — Я имею в виду, если он надерет тебе задницу — окей, но не позволяй ему бить тебя только потому, что тебе это нравится. Это так по-неандертальски, Господи.

— Это по-мужски. Я просто заставляю его чувствовать себя лучше.

— Это идиотизм.

— Ты заботишься о сохранении моей красоты?

— Неужели? — она закатывает глаза.

Улыбаясь, я наклоняюсь и провожу губами по ее подбородку, целуя чуть ниже уха. Странно иметь возможность прикоснуться к ней. Я всегда любил ее, всегда хотел, но издалека. Она была как солнце, красивая и такая чертовски недосягаемая, и теперь, когда она моя, я не могу поверить, что это солнце не сожжет меня дотла.

— Я не позволю ему «надрать мне задницу», — говорю я, плохо имитируя ее американский акцент. Я чувствую, как напряжение в ее теле ослабевает. Затем обхватываю пальцами ее челюсть и прикусываю ее нижнюю губу. — Не двигайся, — я целую ее еще раз и ухожу, направляясь к выходу. В ту секунду, когда я открываю дверь, шум снаружи становится оглушительным: — «Рубильщик, Громовержец, Громовержец».

— Если позволишь ему ударить себя, я смою всю твою травку в унитаз, — угрожает она мне, и ее тихий голос заглушает рев толпы снаружи.

Я оглядываюсь через плечо и подмигиваю ей, а затем покидаю комнату. Я велел ей не смотреть бой. Не хочу, чтобы она была здесь, среди этой толпы. Это отвлекает меня.

Я наклоняюсь, скользя между веревками у ринга. Ларри стоит посередине, сжимая в руке микрофон, и раззадоривает толпу, побуждая их тратить больше денег.

— Это Брэндон «Разрушитель» Блейн!

Толпа сходит с ума. Я остаюсь в углу, мои руки расслаблено висят вдоль бедер.

— Дамы и господа, он непобедим. Легенда на этом ринге. — Раздалось еще больше оваций. — Сегодня с ним сражается монстр, мятежник, бесспорно плохой мальчик профессионального мира среднего веса, Ронни Сандерс по прозвищу «Обломки»!

Мой противник карабкается по канатам, подняв голову настолько чертовски высоко, что я улыбаюсь. Толпа освистывает его так же, как и любого другого участника. Что касается Ямы…. они поддерживают своих. А, учитывая, что Ларри любит преувеличивать всё, связанное с бывшими военными, все поддерживают именно ребят Ларри. Конечно, это означает, что они делают ставку на нас, и это не несет никакой прибыли, поэтому Ларри продолжает пытаться привлечь более сильных и сильных бойцов, стараясь заработать немного денег.

Ронни Сандерс именно такой парень. Его изгнали из профессионального бокса, потому что он оторвал сопернику ухо своими чертовыми зубами. У него явно проблемы, и Поппи просила постараться, чтобы по мне не попадали, поэтому я не собираюсь валять с ним дурака.

Ларри выходит с ринга, и звон колокола перекрывает шум ликующей толпы. Ронни ухмыляется мне так, словно собирается меня зарезать. Здесь, прямо в этом кольце, все, что находится за его пределами, перестает существовать. Что-то во мне меняется. Я позволяю себе перейти в состояние чистой агрессии, полной смертоносного инстинкта, потому что, чтобы быть бойцом — хорошим бойцом — нужно перестать думать и просто реагировать.

Я делаю несколько шагов к нему навстречу. Его улыбка немного ослабевает, глаза настороженно сужаются, пока он изучает мое приближение. Я делаю ложный маневр влево, и он усиливает защиту, прикрывая свое лицо. Я наношу ему в живот сильный удар, понимая, что он задыхается, но Ронни пользуется случаем, чтобы замахнуться на меня. В обычной ситуации я бы просто замер на месте, принимая удар соперника, черт возьми, я бы даже пришел в восторг от перспективы, что меня ударит парень с такой репутацией, но я заставляю себя думать о простой жажде крови и вспоминаю Поппи.

Я наклоняюсь и отскакиваю, отвожу кулак назад и, используя всю свою силу, наношу удар в висок. Чувствую, как костяшки пальцев хрустят под давлением, и тупая боль пронзает мою руку. Секунду он пошатывается на ногах, прежде чем опускается передо мной на колени, а затем падает, как срубленное дерево.

Крики и хлопки буквально оглушают. Я смотрю в сторону ринга, где стоит Ларри в окружении Финна и Киана, и Ларри выглядит разозленным. На лице Финна легкая улыбка, а Киан, ну, он обнимает какую-то блондинку в обтягивающем платье и ухмыляется ей, глядя на ее декольте.

Я разворачиваюсь и ухожу с ринга. Люди растекаются по залу, как красное море, уходя с моего пути, пока я направляюсь к двери в углу комнаты. Я хватаюсь за дверную ручку, делаю паузу и глубоко вздыхаю. Неважно, насколько спокойным я стараюсь быть, но бой что-то делает со мной, выталкивая на поверхность нечто первобытное и агрессивное. Кровь мчится по венам, заставляя мое сердце биться быстрее. Я закрываю глаза на секунду, пытаясь заставить ярость вернуться в то место, где она обычно гнездится, ожидая вырваться на свободу при малейшей провокации.

Я вхожу в небольшой коридор, и в дверях кладовой уже появляется Поппи, обхватив себя руками. Ее глаза изучают мое лицо, и я знаю, что она, должно быть, видит во мне бомбу, готовую взорваться. Остаюсь на месте, не желая приближаться к ней слишком близко, потому что, честно говоря, не доверяю себе. Именно здесь, когда я нахожусь в этом месте, грань между реальностью и кошмаром становится очень тонкой. Находиться на этом ринге — это как унылая версия войны. Здесь нет пуль, и ты, может быть, не умрешь, но это все равно пробуждает во мне рефлексивный инстинкт выживания.

Некоторое время Поппи наблюдает за мной. Я абсолютно уверен, что она не знает, как со мной поступить в этом случае, и я не виню ее. Ни капельки.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

Я напряженно киваю.

— Просто… дай мне секунду.

Она хмурится и слегка улыбается мне, но в ее глазах читается беспокойство. Она взывает к потерянным фрагментам моей души, которые погребены под тенями, настолько густыми и темными, что я едва могу что-то разглядеть за ними.

Я пытаюсь сопротивляться, но это бесполезно. Прежде чем успеваю что-либо осознать, я молниеносно преодолеваю пространство, которое нас разделяет. Ее глаза расширяются, и она делает дрожащий шаг назад, прежде чем мои руки оказываются на ее талии, а губы касаются ее губ. Она напрягается, а затем смягчается. Поппи такая доверчивая. Ее губы приоткрываются, и я стону, когда ее язык касается моего. Ее маленькие ручки обвивают мою шею, и она полностью подчиняется мне. Своим естеством она буквально омывает меня, успокаивая, не встречая сопротивления. Она сдерживает ярость во мне. Я поднимаю ее в воздух, и она податливо обхватывает мои бедра ногами. Я врезаюсь с ней в стену, и она отрывает свои губы от моих, прерывисто дыша. Я провожу носом по ее горлу и улыбаюсь, вдыхая ее непередаваемый аромат.

Бам. Дверь в раздевалку ударяется о стену из песчано-бетонных блоков, и Ларри проталкивается внутрь. Поппи снова напрягается. Вздохнув, я опускаю ее на ноги.

— Что это за дерьмо там было, а? — лицо Ларри покраснело, глаза горят диким огнем, пока он тычет большим пальцем в сторону ринга. — Такое дерьмо не принесет мне денег, сынок. Если ты будешь вытворять такие трюки, то ни один идиот не согласится драться с тобой. Господи!

Я хватаю Поппи за бедра и осторожно отвожу ее в сторону. Я встаю перед ней, закрывая Ларри обзор на нее.

— Я уже говорил тебе, старик, я сражаюсь так, как сражаюсь, и побеждаю, — пожимаю плечами и складываю руки на груди.

— И я уже говорил тебе раньше, что если не можешь хотя бы развлечь толпу, ты мне не нужен, — его левый глаз немного дергается. — Черт возьми, я имею в виду, что ты мне нравишься и все такое, но бизнес есть бизнес, — он вздыхает, потирая затылок.

— Я твой лучший боец, Ларри, — я поднимаю бровь, сохраняя каменное выражение лица. — Ты знаешь это. Я знаю это. Половина этой толпы пришла сюда только ради меня, так что прими или, черт возьми, оставь это.

— Может быть, ты мой лучший боец только потому, что наполовину псих, как гребаный вомбат-шизофреник, но, черт возьми, никто не хочет смотреть на то, как ты нокаутируешь этого ублюдка с первого раза.

— В Лондоне полно нелегальных боев, Ларри. Завтра я могу выйти на любой из них. Просто скажи. — Я не хочу быть придурком. Мне нравится Ларри. Он дал мне возможность зарабатывать деньги, и в некоторой степени чувство принадлежности, которого я не ощущал уже долгое время, но я не гребаная марионетка. Не собираюсь просто ввязываться во все это и подчиняться приказам. Эти драки могут быть незаконными, но их ни черта не нужно исправлять.

Тем временем выражение его лица становится пустым.

— Ни один из этих ублюдков не потерпит твоего дерьма, мальчик. Сколько раз мне приходилось вытаскивать твою пьяную задницу из твоей квартиры и протрезвлять? Сколько раз я вытаскивал тебя из какой-то дерьмовой драки в баре, прежде чем вызовут полицию, и твоя самоволка действительно приведет тебя к беде? Думаешь, кто-нибудь еще будет мириться с этим беспорядком? — его взгляд падает позади меня на Поппи. — Кроме нее, да?

Я делаю полшага вперед и открываю рот, чтобы ответить, когда Поппи проходит мимо меня и практически приближается к Ларри. Возвышаясь над ней, он смотрит на ее крошечную фигурку, приподняв брови.

— Знаете что, Ларри? — она откидывает голову назад, чтобы посмотреть на него. — Вы часть его проблемы. Вы когда-нибудь обращали внимание на то, как он злится, когда уходит? Может, вместо того чтобы вытаскивать его пьяную задницу из квартиры, вам следовало попытаться послать его за помощью. Не ведите себя, будто мученик, потому что вы им не являетесь.

Я стою, не в силах пошевелиться или вмешаться.

— Мученик? Кто сказал…

— Если бы вы заботились о нем, то помогли бы ему.

— Именно для этого выходят на ринг, чтобы…

— Ой, хватит этой ерундой, ладно? Посмотрите на него, — она указывает на меня. — Он выглядит так, будто вы ему помогли? — она качает головой. — Я думаю, что вы, возможно, хотели как лучше, Ларри, но на самом деле вам должно быть стыдно за себя.

Он опускает голову и делает глубокий вдох.

— Посс, позволь мне разобраться с этим, — говорю я, делая шаг вперед и обхватив пальцами ее руку, притягивая к себе.

— О, да, во что бы то ни стало, давай, Брэндон. Разберись с этим, — она скрещивает руки на груди и стучит ногой по полу. Я буквально вижу, как пар поднимается над ее головой.

— Как пожелаешь, Ларри, — говорю я. — Хочешь, чтобы я принял удар? Найди бойцов получше, — я хватаю свою сумку и обнимаю Поппи за плечи, фактически вытаскивая ее из комнаты. Она поворачивает голову и, несомненно, пристально смотрит на Ларри, пока мы идем. Черт, она как собака с костью, когда злится. Я так давно не видел эту ее сторону, что почти забыл о ее существовании.

Я расталкиваю людей плечом, прокладывая нам путь сквозь толпу, и поднимаюсь по лестнице в паб. Из бара доносится пронзительный свист, и я поднимаю взгляд и вижу Киана на барном стуле с пальцами во рту.

— Да, сними с себя все, сексуальный ублюдок! — кричит он через бар, привлекая внимание всех в зале.

Поппи смотрит на мою обнаженную грудь. На ее губах легкая улыбка.

— Наверное, тебе стоит надеть рубашку.

Я достаю из сумки толстовку и натягиваю через голову.

— Ой, все эти мышцы заставляли меня взбодриться. Нет необходимости прикрывать их, — Киан усмехается, манерно обмахиваясь.

— Тебе лучше бежать, Брэндон, — Хейвен прогуливается вокруг бара, держа пиво. — Киан — та еще шлюха, и он может попытаться взять тебя следующим.

Киан ухмыляется ей, скользя глазами по ее телу. Хейвен — именно та девушка, на которую большинство парней не могут не смотреть, и, ну, у Киана гораздо меньше сдержанности, чем у большинства. Она перекидывает свои длинные светлые волосы через плечо, улыбаясь и игриво обнимая его. Он обнимает ее в ответ, и пока делает это, ее короткий топ задирается выше. Я наблюдаю, как он проводит пальцами по ее обнаженной коже и подмигивает мне через плечо.

Я вздыхаю и прислоняюсь к стойке.

— О, Боже, — Поппи наклоняется ко мне и шепчет на ухо. — Скажи мне, что Хейвен умнее всего этого.

Я пожимаю плечами.

— Если Ларри увидит, что Киан так смотрит на нее, он — ходячий труп.

Киан отталкивается от бара, увлекая за собой Хейвен, и подходит ко мне.

— Сегодня вечером я получил две штуки, поставив на твою чертову красивую задницу, — заявляет Киан.

— Рад, что хоть кто-то счастлив.

— Ларри тебя надул? — быстро спрашивает Финн, отвлекая мое внимание от Киана.

Я перевожу на него взгляд.

— Что ты думаешь?

Он издает короткий смешок.

— Ты знаешь отношение Ларри к деньгам.

— Да, черт возьми, знаю.

Пальцы Поппи переплетаются с моими, и она отступает назад, оттаскивая меня от бара.

— Нам пора идти, — она многозначительно смотрит на меня.

— Да, увидимся позже, ребята, — я машу рукой на прощание, и мы направляемся к двери.