Врач. Жизнь можно подарить по-разному

Глава 19

Марк

– О! Марк Александрович!

Я вздрагиваю! Черт!

– Николай Сергеевич, – пожимаю руку Коляну, – что вы тут делаете?

– Что я тут делаю? Я-то с обходом! А вот что вы тут делаете?

Судя по его фейсу, Колька еле сдерживает смех. И для обхода рановато.

– Что, не видишь? Ужинаю! – нагло выдаю я, и Кольку пробивает на смех.

Ну да, угадал я. Пришел именно по мою душу похохмить.

– Вы смотрите, – притворно строго грозит он Кате, – а то придется вам врача другого искать! А такого, как Марк Александрович, найти сложно.

– П-почему менять? – Катёнка моя заикаться стала.

И глаза, как у куклы, распахнуты. Колян, сволочь, застращал.

– Ну как же, – разводит руками он, – своих не оперируем! Таков закон джунглей! – смешно пыжится. – Ой, простите, хирургов!

И с громким ржаньем он выходит из палаты, подмигнув мне.

– Пф, – фыркаю, – я думал, у нас клоуны строго до шести, однако цирк продолжается, – поворачиваюсь к ней. – Так что ты хотела сказать? Что я должен знать?

– Ой, – Катя краснеет, – я забыла.

– Ну и ладно, – усмехаюсь. – Забыла, значит, не важное. Если важное – вспомнишь!

Она отводит взгляд, кивает, а у меня в кармане пиликает телефон. Сообщение от Коляна: «Зайди в ординаторскую, что ль?» Понятно…

– Сейчас вернусь.

Дохожу до нашего кабинета, настроенный выслушать очередную порцию плоских шуток на свой счет, но… Колян как никогда серьезен.

– Слышь, Захарский, – смущаясь, начинает он, – я понимаю, что лезу не в свое дело, но этого тебе никто, кроме меня, не скажет…

– Ты хорошо подумал? – мне уже понятно, что речь пойдет о Кате.

И понятно, что мне не понравится то, что он хочет мне сказать.

– Я – да, а ты? – с наездом вскидывает подбородок Колян.

– В смысле?

– Ты что творишь? Девочка вообще-то замужем! У мальчишки отец есть! – Колька закипает.

– Где? – рычу я. – Где он, этот муж и отец?

– Да твое какое дело? – рычит на меня Колька. – Ты что, не знаешь, как наши диагнозы людям крышу сносят? Может, он сейчас на работе убивается, лишь бы в пустой дом не приходить… Да даже если пьет в черную, чтобы забыть о болезни сына. Это их семья! Это их дело!

– Колян, – пытаюсь остановить его, но…

– Нет, ты меня выслушай! – он тычет пальцем мне в грудь. – Девчонка на тебя молится! Она на любого бы сейчас молилась. От врача жизнь ее ребенка зависит! Все, что она любит, сейчас в твоих руках. А ты и рад! Ты сам-то понимаешь, что делаешь? Ты страх и признательность с любовью путаешь!

– Коль, ты же ни хрена не знаешь, – еще спорю с ним я, но что-то в моей груди уже дрогнуло.

– Да плевать мне, чего я там не знаю, – шипит мой друг. – Когда такие диагнозы дамокловым мечом висят, отношения не строятся! Уймись, Захарский! Гормоны играют – так вон в снабжение сходи! А девку замужнюю не тронь!

– Коль, – стискиваю зубы, а возразить нечего.

Он прав. Во всем. А я придурок. Открываю рот, чтобы выдать порцию ругательств, но… Смотрю другу в глаза.

– Спасибо, – выдавливаю из себя и выхожу из ординаторской.

Слетаю вниз, в фойе, подхожу к кофемашине.

– Черт! Черт! Черт! – долблю по железному автомату, падаю на кресло, обхватываю голову руками. – Он прав… Он, черт возьми, прав…

Вдох, выдох. Встаю, все же покупаю себе кофе. Киваю хмуро поглядывающему на меня охраннику и выхожу на улицу.

Нечего мне здесь делать. У них своя жизнь. И я действительно о ней ничего не знаю. И то, что Костика здесь нет, ни о чем не говорит. Катя его жена. Миша – его сын. А я – просто их врач.

Выбрасываю смятый стаканчик, возвращаюсь в свое отделение. Сначала в палату.

– Кать, – не захожу, говорю из дверей, – я поеду, – подмигиваю Мишке. – До завтра.

Она поднимается, чтобы ко мне подойти, но я делаю вид, что не замечаю, и уматываю вдаль по коридору. Переодеться и прочь отсюда. Прочь.

Парковка, выезд, шоссе… Еду без цели. Просто дорога, просто скорость. Стрелка спидометра почти ложится, меня чуть не уносит в повороте, но адреналин заглушает боль и злость, и они уже не рвут грудь на куски, а тихо и нудно стучат в висках. Шоссе, эстакада, мост… перед глазами только асфальт и небо. Полное ощущение свободы. Призрачное ощущение полета…

А, черт! Сбоку вой сирены. Мотопатруль. Два байка прижимают меня к отбойнику. Сдаюсь. Накосячил.

Вполуха слушаю их имена и звания. Молча подаю им права.

– Это что? – удивленно восклицает гаец.

– Блин, – я подал им пропуск. – Извините. С работы еду, – достаю карточку прав.

– Хирург, значит? – лейтенант почему-то и права уже не смотрит. – В детском онкоцентре?

– Хирург, – киваю головой.

Мужик смотрит задумчиво.

– С работы едешь?

– С работы, – снова киваю.

– Ты давай, – возвращает мне права, – аккуратнее.

– В смысле? – я, если честно, даже не сразу понял.

– Езжай домой, говорю, аккуратнее, – рычит на меня мужик. – Тебе завтра детей оперировать…

Хмурюсь. Вдох, выдох. Звон в ушах. Черт! А он ведь прав. А я – просто эгоист! Гребаный эгоист! От меня столько жизней зависит. В том числе и Мишкина… А я…

Киваю лейтенанту, забираю права, выруливаю на свою улицу. На цокольном этаже моего дома есть дешевый алкомаркет. Сейчас мне туда, а на завтра завести штук пять будильников.

Все. Сегодня доктора Захарского больше нет.