Врач. Жизнь можно подарить по-разному

Глава 45

Марк

Возвращаюсь в больницу, лечу по коридору. Еще нет двенадцати. Без десяти. Мыться! И переодеться!

– Захарский! – меня тормозит возмущенный голос главного. – Что вы себе позволяете?

Черт! Что выдумать? А ничего!

– У меня Свиридовы чуть в гостиницу не уехали, – выдаю, глядя ему в глаза. – Мы поругались, она трубку не брала…

У Георгича округляются глаза.

– Успел? – выдавливает он из себя сиплым шепотом.

– Успел, – киваю.

– Ты в норме?

– Уже да.

– Мыться! Бегом!

Не отвечаю. Сворачиваю в ординаторскую за свежим костюмом и в оперблок.

Наша девочка с саркомой. Сложнейшая операция. И везет медсестрам – они хотя бы меняются. Только по ним и чувствуешь время. Когда просишь инструмент у Елен Сергевны, а подает его тебе вдруг Тамара Николаевна…

Все внимание поглощено процессом. Как и хотел, детально изучаю работу флеболога. Да, он крут. Попрошу его на Мишку.

Искусственные сосуды не умеют самоочищаться. Всю жизнь мальчишке кроворазжижающее пить? Он же мальчишка! Начнет забывать. Начнутся проблемы. Все, что можно оставить живым, надо оставить живым.

Выходим из операционной сильно после десяти. Выходим – это громко сказано. И я, и Колька просто падаем на диван, вытянув ноги. С нами еще один врач из нейрохирургии. Он тоже работал до последнего.

– Мужики, что по шкафам есть? – сипло спрашивает он.

– Вы издеваетесь? – фыркает Колян. – У нас детское отделение! Нам тортики возят!

Все трое устало смеемся. Колян, конечно, кривит душой, но сейчас я его всецело поддерживаю.

– Давай просто крепкий кофе? – поднимаюсь переодеваться. – Я за рулем.

– Можно даже сказать, на руле, – продолжает изгаляться в глупых шуточках Колька.

– А! Иди ты!

Медленно встаю, включаю кофемашину, беру свои вещи…

***

Дома появляюсь почти в двенадцать. Квартира встречает тишиной. На секунду внутри опять все напрягается, но тут же в прихожей вижу аккуратно расставленную Катину и Мишкину обувь и выдыхаю. Они дома. Просто спят. Отлично. Значит, и мне можно спать. Завтра выходные.

Скидываю с себя одежду, ополаскиваю лицо. Хочется заглянуть в большую комнату, но боюсь их разбудить. Иду к себе. Открываю дверь, тянусь к свету и… замираю. На краю моего матраса, свернувшись калачиком, спит Катя. Не знаю, что творится в душе у меня в этот момент! Какая-то волна умиления, облегчения и спокойствия захлестывает меня. Все напряжение вмиг улетучивается, и я опускаюсь рядом с ней.

Наша постель качается, но Катюха не просыпается, только чуть поворачивается. Ровно настолько, чтобы мне было удобно ее обнять. Прижимаю ее к себе, вдыхаю запах ее волос, ее кожи и… проваливаюсь в теплую, мягкую темноту.

Все хорошо. Я дома. Они рядом. Можно просто спать…

***

Утро встречает ярким светом и вкусными запахами. Лежу, смотрю на окно, на которое я даже шторы покупать не стал, и думаю, что этот вопрос надо решить сегодня же! Восточная сторона! Мишка будет в пять утра просыпаться.

Катюшки под боком нет, но по тихому скворчанию и аромату жареного теста я отлично понимаю, где она. Губы расплываются в улыбке. А можно просто все перешагнуть? К черту все эти объяснения! Просто жить с этой секунды и дальше. У меня есть Катя, у меня есть… cын? Жутко хочу его увидеть.

Встаю, приоткрываю дверь в зал, замираю, опершись о косяк. Он смешно подпирает щеку кулачком и чему-то хмурится во сне. Рассматриваю черты его лица: скулы, носик, подбородок. Черт возьми, почему я не видел этого раньше? Сам же себе говорил, что в ребенке нет ничего от Кости. А тогда от кого? Об этом не подумал?

Безумно хочется взять его на руки, прижать к себе! Сколько всего я пропустил! Мальчишка… Мой мальчишка. Михаил. С опозданием понимаю, что в квартире стало тихо. Отрываюсь от созерцания спящего карапуза, перевожу взгляд. Так и есть. В коридоре стоит Катя и смотрит на меня. Закусила дрожащую губу, глаза красные.

– Доброе утро, – шепчу, подталкивая ее к кухне.

Нечего Мишку будить.

– Марк, я…

– Безумно вкусно пахнет!

Не хочу никаких разборок! Не хочу!

– Марк, да выслушай же ты меня! – а она чуть ногой не топает.

– Хорошо, – киваю. – Слушаю.

Любимая женщина очень хочет мне рассказать, почему лишила меня сына. Ну что ж, придется слушать.

– Я хочу, чтобы ты понял, мне важно, чтобы ты понял! – она пытается унять дрожь в голосе, но слезы все равно прорываются наружу.

Вздыхаю, скрещиваю руки на груди. Жду. Слушаю.

– Я же вроде как была замужем, – она кривится. – Я думала, раз у ребенка уже есть семья… – выдавливает из себя, но тут же страстно шепчет: – Я только из-за Мишки за Костика пошла!

Черт! Больно. Опускаю взгляд, а она рвано вздыхает.

– Я не знала! Очень долго не знала! Ты же помнишь, у меня всегда цикл был дурацкий! А тогда еще ревела без остановки из-за… – машет рукой в мою сторону. – Костик, он такого наговорил…

Стискиваю зубы, хочется орать.

– Когда поняла, что ребенка жду, то первым делом пошла к матери, – Катя переходит на шепот. – А она начала на меня кричать! – дергается в беззвучных рыданиях. – Настаивала на аборте, даже записала меня, а я… я…

Не выдерживаю, стискиваю ее в своих объятиях.

– Марк, я так хотела его родить, – она скулит, уткнувшись в мое плечо. – Он мне был так нужен! Ведь вместе с ним у меня всегда был немножечко ты…

Она срывается в рыдания, а я молчу. Не могу сказать ни слова, потому что горло перехватил предательский комок, потому что убить всех хочется, и Костика в первую очередь. Если бы я знал… Если бы я был рядом…

– Катя, – шепчу, справившись с голосом. – Катя, спасибо тебе большое, что ты его родила, – утыкаюсь лбом в ее лоб. – Спасибо, что подарила мне сына.

– Мам? – вдруг раздается из прохода.

– Миша! – Катя оборачивается к малышу.

Хочет взять его на руки, но я ее опережаю.

– Доброе утро, боец, – подхватываю Миху, – иди к нам!

– Мама подалила тебе сына? – удивленно спрашивает мальчишка, который явно услышал последнюю фразу.

– Угу, – довольно улыбаюсь, любуюсь им.

– А он где? – сонно вскидывает брови мальчик. – Твой сын?

Катька нервно смеется, отворачивается, а я чуть подкидываю Мишку на руке.

– Ну вот он! – смотрю на него, будто предлагаю ему шалость. – Будешь моим сыном?

– Твоим сыном? – Мишутка закатывает глаза, явно что-то обдумывая, а потом вдруг довольно кивает. – Буду!

Слава тебе, детская непосредственность! Ты еще ничего не понимаешь! Смеюсь, обнимаю его. Прижимаю к нам Катю.

– Я есть хотю, – трет глаза Мишка.

– Я тоже! – на кухне действительно стоит дурманящий аромат.

Катя

Они что, соревнуются? Кому быстрее плохо станет? Я нажарила штук двадцать оладий, а на дне миски болтается сейчас три.

– Э! Мужчины! Тормозите!

Они смеются, друг друга дразнят! Марк усадил Мишку на руки, и тот это воспринимает как должное. Даже не пытается слезть.

– Хотю сгущенки!

– И так весь липкий!

– Тогда варенья!

– Ты хоть чаем запивай!

– Это мой оладушек!

Я просто тихо смеюсь, наблюдая за ними. Такая шумная, теплая суета, которой никогда не бывало у нас дома!

– А ты покатаешь меня на мотоцикле?

– Мал еще! И нефиг дуться! Ты же даже до руля не достанешь!

– А я у тебя на коленках!

– Блин! Это запрещенный прием! – Марк довольно улыбается. – Ладно, только по двору!

– Марк! – вскидываю на него ошарашенный взгляд.

– Кать, – смотрит на меня осуждающе.

Нет, тут мне можно промолчать. Он совершенно точно знает, что делает.

– А пойдем сейчас?

– Нам скоро должны твою кровать привезти, – Марк тянется к телефону. – Дождемся доставку, тогда пойдем.

Он снимает блокировку с экрана, кажется, хочет найти время доставки, но цепляется взглядом за какое-то сообщение.

– Вот же с… – он сдерживает ругательство, но на его лице появляется очень злорадная улыбка.

Поднимает на меня взгляд.

– Прости, Катюх, я не дам тебе спокойно развестись.