Врач. Жизнь можно подарить по-разному

Глава 36

Катя

– А что в моих назначениях вам не нравится?

Марк! Он без халата, но в рабочем костюме. И с большим пакетом в руках.

– Разве сегодня ваша смена, Марк Александрович? – дневной врач, кажется, недоволен.

– Нет, – абсолютно спокойно отвечает Марк, – я просто им вещи привез, – он достает Мишкиного плюшевого медведя.

– Вы привезли им вещи? – Сергей Иванович кривит губы, словно говорит о чем-то мерзком.

– Вчера была экстренная госпитализация, – объясняет Марк с совершенно невинным видом. – Мы же просто на анализы приехали.

– Ну, знаете, с этими вашими особыми отношениями, – оборачивается ко мне, – похоже, вам мои услуги не нужны!

И демонстративно выходит в коридор.

– Ты ему не нравишься? – спрашиваю тихо.

– Он считает, что я его подсиживаю, – передает мне пакет с вещами. – Меня слишком часто в последнее время ставят с ним в операционную.

– Почему?

– Он теоретик, – Марк невинно пожимает плечами. – Очень хороший, глубоко вникающий, но теоретик. Классный преподаватель, кстати! Читает два курса в мединституте. Но… Главный считает, что у меня руки лучше работают. Поэтому часто ставит нас в пару. Вроде как я должен поучиться теории у него, а он закрывает глаза на то, что, если мы в операционной вдвоем, оперирую фактически я… Так думает Борисов. Но вот Миронов другого мнения, – Марк что-то загружает в свой планшет. – Слушайте! Ну лейкоциты-то пошли в рост! – сообщает нам радостно.

– Это хорошо? – я в данный момент в ужасе от того, что у моего ребенка в крови вообще нет тромбоцитов, ничего другого мне не сказали.

– Конечно! Стимулировать не надо! Остальное сейчас накапаем, – поворачивается к Мишутке. – Да, боец? – подставляет сыну кулак.

– Да! – Мишутка толкает руку Марка своим кулачком, и они оба совершенно одинаково смеются.

Марк

Я устроился рядом с Мишкиной койкой так, что он вроде как лежит у меня подмышкой.

Мы с ним тихо рассматриваем детские кровати.

Катюха, когда поняла, что я подбираю обстановку для детской, округлила глаза и даже воздуха в легкие набрала, чтобы что-то мне высказать, но… Я-то знаю, чем покорить мальчишку!

– Возьмем кровать как машину? Или как пиратский корабль?

Если честно, я бы предпочел «корабль». Машина низковата. Пока Мишка будет с адапташкой вместо протеза, ему будет неудобно вставать. А с другой стороны… Ну сколько он с адаптационной конструкцией будет. Месяца три-четыре? Все равно бо́льшую часть времени будем его на руках таскать. Главное – матрас купить правильный.

Он выбрал, конечно, машину! Я почему-то даже не сомневался.

Никогда не думал, что мне будет настолько нравиться чужой ребенок. Тем более ребенок Свиридова. Но… Надо признаться, от Кости ему не досталось ровным счетом ничего. А фамилию поменяем. Думаю, если Костян тут за полтора месяца ни разу не появился, то плевать ему, на кого записан его сын.

Вытащить Катю на обед не получается. Капаем кровь. Надо постоянно быть рядом. Хотя мои тромбоциты ему подходят идеально. Даже удивительно. Обычно такая совместимость только с родственниками.

К нам в палату заглядывает трансфузиолог, но, увидев, что я здесь, хмыкает и с фразой «если что – наберешь» исчезает. Наберу, конечно. Особенно если что. Но пока все штатно. Слежу за капельницей, за Мишкиным состоянием. Он жмется ко мне, как прижимался бы любой малыш к своему взрослому в надежде облегчить мучения. Ведь я старше, сильнее, умнее. К кому же еще идти за помощью, как не ко мне?

Я вдруг понимаю, что этот крошечный человечек мне всецело доверяет. Сам этого не понимает, но он доверяет мне всего себя. Свою жизнь. И, наверное, в эту секунду приходит осознание, что он мне не посторонний. Он – мой. Он – мальчик, за жизнь которого я отвечаю, и я сейчас не о долге врача.

Внутри что-то екает, инстинктивно прижимаюсь губами к его колючей макушке и тут же слышу рваный Катькин вздох. Ну и? И чего ты так смотришь? Вот только не вспоминай сейчас Колькино «своих не оперируем». Никого к его ноге не подпущу.

Мишутка, кажется, дремлет. Я, если честно, тоже не отказался бы поспать. Можно и тут, на его подушке.

После стычки с Мироновым в ординаторскую не выхожу, хотя, конечно, ни для кого ни секрет, что я здесь.

Вижу по Катькиным глазам, что ее подмывает поговорить. Блин, не хочу возвращаться ко вчерашнему. Если только не к разговору… Но в чем-то она права. Лучше сразу все вычистить, чтобы не оставалось нарывов. После чего она взбесилась? Я ей напомнил, как она ушла от меня к Косте? Черт! Ну я тоже хорош. А можно просто все свести в койку?

Катя

В палате мы по-прежнему одни. Девочка Печенкина на уроке. А ее мать вышла в постирочную, не забыв нас одарить многозначительным взглядом.

Я вижу, что Марк устал. Лицо осунувшееся, глаза красные, он их постоянно трет. Значит, тоже ночь не спал.

Мишка задремал, Марк просто сидит рядом, по-прежнему обнимая его. Сажусь напротив, беру его за руку. Удивленно поднимает взгляд, смотрит на меня так, будто я ему только что отдалась. Ну… В принципе, это так и есть. Ни к чему все наши разборки. Смысл ссориться, если это ничего не меняет? Захарский решил, что мы его семья. А мне остается только смириться. И тихо наслаждаться этим счастьем.

– Ты домой поедешь?

– У нас сейчас должен быть большой консилиум, – поднимает глаза на капельницу, она почти закончена. – Завтра сложную девочку оперируем.

– А десять минут есть? Пойдем кофе выпьем? – тянусь к его щеке.

Он перехватывает мою ладошку, прижимается к ней губами.

– Катюшка, – шепчет страстно.

Ох, кроме нас тут никого, но двери-то стеклянные.

Остаться в больнице наедине – невыполнимая задача.

Склоняюсь, аккуратно касаюсь его губами.

– Пойдем вниз.

Он молчит, а я тону в его мечтательном взгляде…