— Да вы оптимисты, молодые люди! — начальник станции покачал головой. — Неужели на полном серьёзе рассчитывали учинённое вами троими безобразие?
Леонов, как и полагается, большому начальству, был вальяжен, строг и самую малость ироничен. Мизансцену он выстроил безупречно — сам устроился за большим столом (при строительстве «Лагранжа», как, впрочем, и других станций нового типа, не экономили ни на массе, ни на объёмах), провинившихся же подчинённых выстроил перед собой, не предложив присесть. Он недаром успел поработать на серьёзных руководящих должностях — например, руководителем старой, «добатутного» периода, лунной программы СССР, — и даже назначение на «Лагранж» было больше административным, станция с её немаленьким коллективом требовала совершенно особых управленческих навыков. У Алексея Архиповича они были — что он и демонстрировал сейчас, в своём кабинете, куда были вызваны на ковёр участники недавней эскапады.
Интересно, пришло мне в голову, а почему мне ни чуточки не страшно? Может, потому что я отбоялся своё, когда осознал, как близко была костлявая? Вот тогда, на краю Дыры, сразу после выброса, мне было страшно по-настоящему. Я с трудом посадил «омар», изведя на это три оставшиеся комплекта якорей-гарпунов — и понял, что ни на что другое меня уже не хватит.Страх, обессиливающий, от которого темнеет в глазах, а кожа под сетчатым термобельём покрывается липким ледяным потом — навалился и никак не хотел отпускать, размазывая волю в тонкий блин, превращая мышцы в трясущееся желе… Спасибо Валере — он, верно оценив моё состояние, в одиночку подтянул второй «омар» к поверхности, закрепил его якорями и занялся Димой, и пока я, слегка оклемавшись, не взял делосвои руки, прошло минут пять, не меньше. А ещё через пять минут вышел на связь «Лагранж» и мне окончательно стало не до страхов…
— И в мыслях не было, Алексей Ахипыч! — заговорил Валерка. — Да мы же всё и рассказали, сразу, как только из шлюза выбрались!
— Не умеете врать, Леднёв, так и не беритесь. — посоветовал, слегка поморщившись, Леонов. — думаете я не понимаю, что вы оба уговорили Ветрова на эту авантюру? И инициатива была ваша, не пытайтесь даже отпираться. Так, Монахов?
Он глядел прямо на меня — и в серых с лёгким прищуром глазах пряталась лёгкая смешинка. Точно так же он смотрел с фотокарточки, которую бабуля ещё классе в пятом принесла мне — с собственноручной его подписью. Карточка эта и сейчас у меня дома, да и в «прошлой жизни» она сохранилась при всех переездах. И в тот день, двенадцатого апреля две тысячи двадцать третьего года, когда я, взяв с собой Бритьку, отправился на Воробьёвы горы, она по-прежнему лежала в верхнем ящике стола…
— Так точно, товарищ начальник станции! — подтвердил я. Так всё оно и было. Я выслушал аргументы Леднёва и счёл, что они достаточно серьёзны.
— Счёл он… — фыркнул Леонов. — А кто ты, прости уж, такой, чтобы что-то «считать»? Твоё дело водить «омар» в соответствии с утвержденным планом полёта!
Он покачал головой.
— Впрочем, Монахов, я нисколько не удивлён. Меня предупреждали, что ты тот ещё подарочек — особенно по части проявленной некстати инициативы…
Я хотел спросить, кто именно его предупреждал, но вовремя прикусил язык. Ну, конечно, Евгений наш Петрович, всезнающий и вездесущий И. О. О. — кто ж ещё? Но откуда ему было знать, что я окажусь на «Лагранже? В последний раз, когда мы с ним виделись — тогда он вручал мне официальное предписание прибыть на борт 'Зари», — станция уже больше полугода находилась в системе Сатурна, и связь с ней ограничивалась несколькими кратковременными сеансами. Неужели И. О. О. стал тратить драгоценное эфирное время на разговоры о моей скромной персоне?..
— Пусть ваш Ветров скажет спасибо врачам. — проворчал Леонов. — если бы они не упекли его в медотсек с категорическим запретом волноваться — я бы с него прямо здесь шкуру спустил. И вы, Леднёв, радуйтесь, что сделали такое важное открытие. Я собирался отстранить вас от работы, но Гарнье с ножом к горлу пристал, требуя включить вас в группу по изучению обнаруженного «зеркала». Так что, когда увидите его — не забудьте поблагодарить.
Мне на секунду стало стыдно — а мы-то приписывали французу невесть какие гнусные побуждения! Хотя — кто знает, какими на самом деле мотивами он руководствовался, отмазывая Валерку? Нет, товарищи, тут надо держать ухо в остро…
— Кстати… — Леонов перевёл взгляд на Леднёва. — Как я понимаю, один датчик вы всё же успели установить там, внизу?
Астрофизик с готовностью кивнул.
— Да. Но он, скорее всего, был уничтожен выбросом из «тахионного зеркала».
— Скорее всего? — начальник станции вздёрнул бровь. — То есть у вас есть на этот счёт сомнения?
— Конечно! — Валера, почуявший, что разговор переходит с дисциплинарных обвинений к проблемам его возлюбленной тахионной физики, сразу ожил. — У меня даже есть гипотеза. Если позволите…
Прежде, чем кто-то успел отреагировать, он ухватил из стаканчика карандаш и придвинул к себе лист бумаги.
— Общепринятая теория гласит…
— Стоп-стоп! — Леонов выставил перед собой ладони. — Завтра Гарнье собирает совещание, как раз на тему обнаруженного вами феномена — вот там и выскажитесь. А сейчасизвините, у меня много дел.
Разговор закончен, понял я. И мы, похоже, легко отделались…
Видимо, он угадал мою мысль, потому что строго глянул на меня и добавил в голос металла.
— А вы, Монахов, запомните: второй «омар» на вас. Как, какими силами вы будете его вытаскивать с Энцелада мне не интересно совершенно — а нужно мне, чтобы буксировщик не позже, чем через неделю вошёл в строй. Уяснили? А если не справитесь — разговор будет другой…
— Притащили блохастого… — недовольно буркнула женщина-медик.– Здесь вам, молодые люди, не кают-компания, здесь вам медицинское учреждение… то есть отсек! Безобразие…
Сварливый её тон вызвал ассоциацию с какой-нибудь санитаркой бабой Маней — словно мы в больничке провинциального райцентра, а не в миллиарде с гаком километров от Земли, в системе планеты-гиганта, украшенной ради пущих понтов, роскошным многослойным кольцом.
Дася замечание проигнорировал — видимо, осознавая прочность своего положения, как первого в истории кота-межпланетника. А может, и обиделся на предположение, что в его густой, многократно вымытой и подвергнутой положенным процедурам шёрстке дезинфекции могут водиться блохи? Кот зевнул, широко разинув розовую пасть с острыми зубами, и повозился, поудобнее устраиваясь на груди болящего. Дима проводил возмущённую медичку опасливым взглядом, после чего запустил пальцы в пушистый загривок. Дася потянулся, зажмурился и заурчал — словно крошечный моторчик внутреннего сгорания.
— Его тут по всей станции ищут, особенно девушки. — сообщил я. — А он, оказывается тут, у тебя торчит! И давно?
В маленькой палате, отличавшейся от стандартной одноместной каюты только медицинской аппаратурой, закреплённой над Диминым изголовьем, да стойкой для капельницы, мы были втроём — считая нашего хвостатого спутника.
— Мира принесла. — отозвался болящий. — Она час назад сюда заходила, со скрипкой. Кот за ней увязался, а когда она ушла — остался здесь.
— Правильно понимает свои обязанности. — сказал я и потянулся, было, погладить хвостатого, но передумал, натолкнувшись на недовольный взгляд пары кошачьих глаз: «мол, не мешай, видишь, делом занят!»
— Я, собственно, чего зашёл? Леонов велел заняться брошенным «омаром» и не позже, чем за неделю, ввести его в строй. Вот, решил посоветоваться — ты же у нас типа главный?
— Ну да, главный… — Дима сделал попытка сменить позу, но скривился от боли и дёрнул руку к голове. Дася умолк и недовольно покосился на меня.
— Болит? — сочувственно спросил я.
— Стреляет в висках при резком движении. Боюсь, меня отсюда раньше, чем дня через три-четыре не выпустят, а потом ещё долго к работе за бортом не допустят, не говоря уж о спусках на Энцелад…
— А ты не двигайся резко. — посоветовал я.- Голова, как известно, предмет тёмный и исследованию не подлежит…
Дима хмыкнул. Знаменитой реплики Броневого в роли провинциального доктора он, конечно, не узнал — да и откуда, ведь «Формула любви» выйдет на экраны только в восемьдесят четвёртом… если вообще выйдет. Уж очень грандиозны происходящие здесь перемены, такие вполне могут внести коррективы в планы и «Мосфильма» и лично режиссёра Марка Захарова. Он только-только закончил снимать «Обыкновенное чудо» — направляясь в Королёв, на «батутодром», я заметил на стене дома большую афишу, сообщающую о скором выходе фильма на экраны страны. Я тогда ещё подумал, что стоит сходить на него с Юлькой, когда вернёмся…
— И что планируешь делать с «омаром»? — спросил Дима — словно это не я, а он пришёл за советом.
— Да вот, думаю поступить, как мы уже прикидывали. Снимем что только можно, перетащим на «Лагранж» — а там уж займёмся ремонтом всерьёз.
— Снимем? — Дима прищурился — То есть, собираешься не в одиночку? Нет, вообще-то правильно, да и инструкция запрещает…
— Тебе-то это не помешало одному за льдом летать. — усмехнулся я. — Но ты прав, вдвоём сподручнее.
— Так кого возьмёшь?
— Юрку. У него опыт монтажных работ на орбите приличный, да и с «омаром» он имел дело. Заодно смотаемся к Дыре — надо собрать и установить уцелевшие датчики.
Дима дёрнулся и снова скривился от боли. Я торопливо поправил ему подушку, не обращая внимания на возмущение кота.
— Леонов хотел эту идею похерить, но Гарнье его убедил. А меня умолял пройти над дырой и заснять, что там творится…
— Совсем как Валерка. — усмехнулся Дима. — Никогда не забуду, как вы меня уговаривали… Как он, кстати?
— После совещания ни на шаг не отходит от Гарнье. Разрабатывают вместе новую программу исследований, сулят невиданные какие-то перспективы…
Он усмехнулся.
— А ведь не доверял, собирался скрывать данные телеметрии, гипотезой своей не хотел делиться…
— Между прочим, не один Гарнье интересовался Дырой. Один парень из научной группы «Лагранжа» уговаривал не просто пройтись над колодцем, а нырнуть туда, и, по возможности, поглубже, чтобы взять пробы льда из стенок. Заявил, будто ученые уже давно подозревают, что в подлёдном океане, как и на спутнике Юпитера, Европе, может скрываться жизнь. Он, понимаешь, уже исследовал образцы льда, которые вы доставляли на «Лагранж» из своих вылазок, но ничего интересного там не нашёл — и теперь торопится заполучить пробы с большей глубины, чтобы поискать в них следы органических молекул.
— И что Леонов? — осведомился Дима.
— Запретил категорически. Но парень не теряет надежды.
— Так он прав. — Дима уселся повыше, обойдясь на этот раз без резких движений. — Если на дне Дыры действительно «звёздный обруч», то рано или поздно придётся к нему спуститься.
— Только не вздумай ляпнуть это при Гарнье! — я состроил испуганную физиономию. — Тебе-то хорошо, отдыхаешь тут в обнимку с котиком — а в Дыру, если что, мне лезть!
— Только не говори, что ты сам этого не хочешь. Кстати, о совещании — что там у вас было? А то я спрашивал у врачихи, так она огрызнулась, мол, некогда заниматься всякой ерундой…
Я вздохнул, устроился поудобнее на стуле и приготовился рассказывать.
— Так может и второй «обруч» тоже действует в постоянном режиме, как и тот, на Энцеладе? А заодно и третий, оставшийся в засолнечной точке Лагранжа?
Говорил Жан-Батист Арно, канадец. С ним я познакомился ближе, чем с остальными сотрудниками Гарнье, когда мы на пару швартовали «звёздный обруч» к «Тихо Браге». Было это на орбите Луны — совсем недавно, но страшно далеко от того места, где мы находились сейчас.
Вопрос Жан-Батист (он почему-то требовал, чтобы его называли полным именем, и обижался всякий раз, когда его сокращали до незатейливого «Жан») адресовал своему научному руководителю, однако вместо француза ответил Леднёв.
— Это вполне возможно, коллега. Более того, я уверен, что так оно и есть. Мы не можем спросить об этом Землю — связь по-прежнему односторонняя, они нас слышат, а мы их нет. А жаль, их ответ многое прояснил бы.
— Позвольте вопрос?
Руку тянул инженер-энергетик с «Лагранжа». Вообще-то предмет совещания не затрагивал сферу его профессиональных интересов, но Гарнье пригласил всех желающих — и в итоге, в столовую, отведённую для мероприятия, набились чуть ли не половина наличных обитателей станции.
Француз благосклонно кивнул.
— Я вот о чём… — парень слегка замялся. — Любой из наших «батутов» потребляет прорву энергии даже для кратковременного включения. Потому-то на каждый и работает по ядерному реактору, в том числе, и на нашей станции. Но если ваш коллега прав — он кивнул на Леднёва, — то все три «обруча» пребывают в рабочем состоянии уже много месяцев. Откуда, по вашему, эти инопланетные бублики получают подпитку для своих «зеркал»?
Парень знает, что говорит, подумал я — судя по нашивке на рукаве рабочего комбинезона он как раз и занимается обслуживанием реактора. А значит, лучше других понимает, на что и в каких количествах расходуется вырабатываемая электроэнергия.
— Это действительно важный вопрос. — заговорил Леднёв. — У меня на этот счёт имеется гипотеза — и заключается она в том, что «червоточина», соединяющая два функционирующих «зеркала», как бы высасывает энергию для них из самого подпространства. То есть мы имеем дело с самоподдерживающейся системой, которая, будучи однажды запущена, в дальнейшем функционирует уже сама по себе.
— Это что же, получается, вечный источник энергии? — удивился инженер. — Вот бы подключиться к такому, тогда можно забыть о реакторах…
— Мысль, конечно, интересная, молодой человек. — прогудел с председательского места Гарнье. Выражение лица у него было кислое — похоже, наш главный астрофизик недоволен, что вопросы адресуются не ему, а Валерке. — К сожалению, мы не располагаем необходимой аппаратуры, чтобы начать работу в этом направлении. Но можете не сомневаться когда «Заря», наконец, доберётся до нас и удастся установить постоянную связь с Землёй — мы к этому обязательно вернёмся.
В третьем ряду взлетела рука. Ага, девушка-астрофизик, на «Тихо Браге», та, что делила каюту с Мирой, и даже вместе с ней отмывала несчастного Дасю…
— Прошу вас, Натали. — разрешил француз, как мне показалось, несколько снисходительно.
— У меня вопрос к вам, мсье. — Натали, она же Наташа, очаровательно улыбнулась, отчего Гарнье сразу приободрился. — Вот вы только что сказали, что мы наладим прямое сообщение с Землёй — вероятно, через’батут' «Зари», или через тот, что на станции, когда удастся его отремонтировать?
— Разумеется. — астрофизик кивнул. — Иного способа я не вижу.
— А вы не опасаетесь, что близкие срабатывания «батута» вызовут новые, ещё более катастрофические эффекты «тахионного зеркала»? Мы ведь до сих пор не знаем, что вызвало срабатывание лунного «обруча» — а собираемся экспериментировать рядом с этим вмороженным в лёд чудовищем! Нам не кажется, что это несколько… поспешно с вашей стороны?
Гарнье при этих словах набычился, уши его побагровели от прилива крови — ещё бы, прямое обвинение в опрометчивость, а то и в прямом авантюризме! Аудитория зашумела — вопрос был актуален и понятен каждому из собравшихся.
— Позвольте пояснить. — назревающий скандал прервал негромкий голос начальника станции. Шум мгновенно стих. — Насколько нам известно, Наталья… э-э-э?..
— Сергеевна. — отреагировала девушка. Качур Наталья Сергеевна, астрофизик.
— Так вот, Наталья Сергеевна, «Заря» должна выйти из прыжка в довольно значительном отдалении от Энцелада — за орбитой Реи, минимально, в полумиллионе километров от нас. Мсье Гарнье, — Леонов указал на астрофизика, тот ответил величественным кивком, — уверен, что на таком расстоянии «обруч» никак не отреагирует на возникновение выходного «зеркала». К Энцеладу же «Заря» пойдёт на ионных двигателях, а за это время мы свяжемся с кораблём и предупредим о возможной опасности.
— К тому же, мадемуазель, я рассчитываю закончить те работы, которые мы вели с лунным «обручем» ещё на Луне. — добавил француз. — И если удастся добиться успеха, то можно будет заблокировать обруч на Энцеладе — и тогда уже он не будет для нас помехой.
Леонов обвёл аудиторию взглядом.
— Ещё вопросы, товарищи?
На этот раз руку потянул я.
— Меня вот что интересует, мсье Гарнье. Во время одного из срабатываний, лунный «звёздный обруч» установил «червоточину» до планеты, находящейся вне Солнечной системы, где водились электрические черви, олгой-хорхои. То же самое много веков подряд делал и «обруч», выкопанный в пустыне Гоби. Почему же на этот раз «лунный» обруч отправил «Тихо Браге» не в гости к электрическим тварям, а сюда, в систему Сатурна?
В столовой воцарилась тишина. Похоже, слушатели, в особенности, из состава экипажа корабля, пытались представить, что было бы с ними, случись подобное на самом деле. Краем глаза я заметил, как Сансар трижды сплюнул через левое плечо. Любопытно, подумал я, это у монголов такое же суеверие, как у нас, или нахватался во время учёбы в академии Жуковского?..
Гарнье, видимо, оказался не столь суеверен — а может, просто не мог похвастать избытком воображения?
— Понятия не имею… — он пожал плечами. И — никто, полагаю, не знает. Запишем в загадки.
— … Вот так примерно оно и прошло. — закончил я.
— Да уж, содержательная беседа… — Дима в раздумьях почёсывал кота за ушами. Дася млел, моторчик внутри его набирал обороты. — Жаль, меня там не было, тоже имеются вопросы…
— Успеешь ещё. Валерка собирался к тебе заглянуть, вот его и мучай.
За спиной щёлкнула створка люка. Я вскочил. В проёме стояла медичка с какой-то блестящей штуковиной в руках. С штуковины свисали провода, оканчивающиеся обрезиненными металлическими кругляшами.
— Всё, молодые люди, посещение окончено. — сварливо заявила она. — Больному пора делать процедуры. Да, и кота своего забрать не забудьте, нечего ему тут делать!