V

Сатурн всегда притягивает к себе взгляд. Всегда. Приходится прикладывать немалые усилия, чтобы оторвать глаза от этого титанического серо-белого пузыря, занимающего половину — нет, не неба, мироздания, — всё получается это далеко не всегда. Но на этот раз газовый гигант был позади, за кормой моего «омара», и я мол вдоволь наслаждаться пейзажами его спутника. Хотя, наслаждаться особенно нечем — это с орбиты он выглядит как неровно слепленный, искрящийся снежок, вблизи же, со ста метров, что значатся сейчас на моём альтиметре, ледяная поверхность неровная, вся в грязно-серых разводах, в зубчатых гребнях торосов и оспинах кратеров, в глубине которых лежат глубокие чёрно-лиловые тени. И всё равно мне здесь нравится — за месяц с лишним спусков и подъёмов я успел привыкнуть к видам Энцелада не меньше, чем к тем, что открываются из окон окна нашей московской пятиэтажки.

В наушниках предупреждающе пискнуло. Я скосил взгляд на курсограф — так, до Дыры ещё километров пятнадцать лёту. Вон она, выползает из-за горизонта 0 тёмное пятно на серо-белом фоне. С тех пор, как я впервые увидел этот кусок поверхности, тут много что изменилось — километрах в трёх от края Дыры, возникла неправильной формы яма, в глубине которой сверкают габаритами-мигалками оранжевые жуки «диггеров». Прозвище этим тяжёлым механизмам, чья задача нарезать лёд здоровенными, три на четыре метра, брусками, дал я, по аналогии с известной компьютерной игрушкой конца восьмидесятых. «Диггеров» в карьере три — их только недавно прислали с Земли, и успели запустить только два — третий сейчас стоит без движения, ожидая своей очереди.

Карьер — на самом деле никакой не карьер, а котлован под строительство новой станции, которая будет располагаться в толще льда. Здесь её не достанут метеориты — зато и обитателям «Папанина» (так решили назвать станцию, в честь знаменитого советского полярника) придётся жить и работать в условиях почти что невесомости. Так уж устроен этот мир — за а всё приходится платить. И Внеземелье тут отнюдь не исключение…

Так вот, «диггеры». При одной сотой «же» ни гусеницы, ни колёса не «цепляют» поверхность, позволяя работать без риска, что могучий механизм от неосторожного толчка воспарят над поверхностью планетоида, а потом будет долго на неё опускаться. Разрабатывавшие их инженеры вышли из положения так же, как и мы с Димой, когда добывали на Энцеладе лёд. А что? Схожие задачи требуют схожих решений; машины эти делали, в общем, то же самое, разве что в больших масштабах. Соответственно, и решение было аналогичным — в ледорит вбили несколько пар свай, соединили их туго натянутыми стальными тросами –по ним, как по перилам, и передвигались упомянутые агрегаты. Да, громоздко, да, хлопотно, особенно, когда приходится переводить их на новый участок — но работает же!

Есть и другие механизмы, поменьше — они работают на дне колодца, расчищая «обруч» — ими управляют дистанционно, опасаясь спонтанных выбросов. Но таковых, с тех пор, как Гарнье сумел-таки заблокировать «звёздный обруч», не случалось — и, надеюсь, не случится и впредь. Одновременно прекратились и перебои с дальней связью. С Земли сообщили, что «звёздный обруч» на орбите луны так же вырубился. А на следующий день Юлька, освоившая подобные операции под руководством Леднёва, осуществила первую переброску «полезной нагрузки» с «Лагранжа» к Земле. С этого момента пришёл конец многомесячной изоляции станции — теперь из системы Сатурна до нашей родной планеты добираться так же просто, как из Москвы до Королёва. Даже ещё проще — прыжок через «батут» занимает, считая погрузку в лихтер и последующую швартовку к «Гагарину», никак не больше получаса…

Так что — нет больше нужды корячиться, терять время, топливо, сжигать ресурс оборудования, таская грузы и пассажиров от Энцелада к Титану. Всё это попадает непосредственно на станцию — а не Землю направляются пассажирские лихтеры с людьми. Половина населения «Лагранжа» уже отправилась домой, на смену им прибыли новые сотрудники. А меньше, чем через сутки придёт и наш с Юлькой черёд.


Вот и подошло к концу моё пребывание в системе Сатурна. Несмотря на трагические обстоятельства, его сопровождавшие, я буду скучать — и по ледяному Энцеладу, и по загадочному, укутанному плотной атмосферой Титану. И, конечно, по самому газовому гиганту с его перечерчивающей небосвод полосой Колец, которые я так и не увидел сверху. Но больше всего — по пронзительного чувства удалённости от дома, от Земли, от всего человечества. Через три часа по бортовому времени я вместе с полудюжиной пассажиров войду в лихтер — и прощай, Сатурн!

Юлька тоже отправляется со мной — единственная из «ююниорского» экипажа «Зари». Остальные присоединятся к нам на Земле через пару недель, как только передадут корабль прибывающему сменному экипажу. Тоже, между прочим, выпускникам молодёжной программы Проекта. — И. О. О. спешно готовит новое поколение работников Внеземелья из вчерашних выпускников астрономических кружков и клубов юных космонавтов.

Сама «Заря» пока останется на орбите Титана. Теперь в системе Сатурна целых два действующих «батута» — на корабле и на «Лагранже», — которые можно использовать как для внутрисистемных прыжков, так и для сообщения с Землёй. Это важно позволит превратить систему Сатурна в своего рода форпост в ДальнемВнеземелье, откуда такие же «тахионные торпедоносцы» будут уходить к дальним планетам — Нептуну, Урану, даже Плутону. Он, кстати, пока не лишён своего статуса, планет у нашего светила по-прежнему девять, и есть надежда поучаствовать ещё и в поисках Трансплутона который здесь (как и в нашем времени) существует только в прогнозах учёных и воображении фантастов.

Я говорил, что весь «юниорский» экипаж вслед за нами возвращается на Землю? На самом деле, это не совсем так — Шарль д’Иври, Лидер звена малых космических аппаратов «Зари» и наш лучший пилот, остаётся. С Земли сообщили, что скоро пришлют в систему Сатурна малый десантный бот, специально разработанный для полётов в атмосфере Титана и подобных ему спутников планет-гигантов, а так же для посадки на из поверхность. Шарль никому не хочет уступать чести испытывать новинку в «боевой обстановке» — с его подготовкой и опытом он вполне может рассчитывать на это назначение. Он уже раз десять рассказал, как собственноручно изобразит на носу бота родовой герб — подобно своему деду, рисовавшему его на носу своего «Девуатина» в далёком сороковом году…


На «Лагранже» задержатся и Гарнье с Леднёвым. Валерка нас удивил — несмотря на год с лишним, проведённый в отрыве от родной планеты, но решил отложить срок своего возвращения, до завершения хотя бы первого этапа начатых на Энцеладе работ. Они, как я уже писал, заключаются в расчистке гигантского «звёздного обруча ото льда. Поверхность его, как и у трёх других 'обручей» испещрена инопланетными символами, и Леднёв всерьёз рассчитывает, расшифровав их, найти указания на расположение других «обручей». Он уверен, что создатели этой грандиозной транспортной сети разбросали их по всей Солнечной Системе, и даже в системах других звёзд — а раз так, то почему бы землянам не воспользоваться ими? Идея эта не была фантазией, измышлением на пустом месте — расшифровка символом на гобийском и лунном «обручах» позволяла рассчитывать на что-то подобное.

Что до французского астрофизика — то у него, по словам Юльки, новая идея фикс. Блестяще справившись с задачей блокировки «звёздного обруча», он вспомнил о мимоходом брошенной мыли: что «червоточину», соединяющую два тахионных зеркала, можно использовать для того, чтобы выкачивать из неё дармовую энергию в неограниченных количествах. Пока «обруч» на Энцеладе не действует, и это мешает Гарнье приступить к детальным исследованиям — но француз не теряет надежды. Чем несказанно раздражает Валерку, полагающего, что исследование вмороженного в лёд артефакта — его, и только его исключительное право.

Пока оба светила астрофизики переругиваются и обмениваются колкими замечаниями, развлекая тем самым всё население «Лагранжа»,начальник станции принял очередное соломоново решение. Спорщикам предложено перестать мутить воду и морочить занятым людям головы — а в течение недели составить совместный план работ, который потом следует утвердить на Земле. Леднёв и Гарнье приняли это решение в штыки, но потом всё же вынуждены были согласиться. А куда денешься? Леонов сейчас в системе Сатурна «первый после бога» как говорят моряки, и спорить с ним исключительно вредно — если не для здоровья, то уж точно для личного дела, куда вносятся все отметки о дисциплинарных взысканиях.


— Это ещё зачем?

Я недоумённо посмотрел на гермомешок, расстеленный на койке, рядом с нашими «скворцами». Блоки жизнеобеспечения и шлемы кучей громоздились в углу, отчего в каюте сразу сделалось тесно.

— А что, неясно? — Юлька, судя по тону, пребывала в воинственном настроении. — Собираю Даську в дорогу. До отправления меньше часа, не хотелось бы опаздывать…

Владелец гермомешка мрачно смотрел на приготовления из угла койки. Я подмигнул ему, и кот в ответ широко разинул розовую пасть, усаженную острыми зубками.

— Без нас всё равно не улетят. И что же, тебе позволили его забрать?

Юлька фыркнула.

— Стану я кого-нибудь спрашивать! И вообще, Дасечка — член экипажа «Зари», как и я. Корабль сейчас далеко, возле Титана — кто же ещё должен о нём позаботиться?

— Вот и послала бы его на «Зарю». Сразу после нас туда отправится «Гюйгенс», тоже, между прочим, через «батут» — вот с ними бы и отправила!

— Как ты можешь так говорить! — Юлька возмущённо тряхнула шевелюрой. — Кот, к твоему сведению, вовсе не к дому привязывается, а к своему человеку. И если если тот вдруг исчезнет, может серьёзно заболеть.А у Даськи сразу три таких случая: сначала Мира, в которой он души не чаял, потом Дима, а теперь вот и я улетаю! Видишь, как он исхудал, шерсть клочками вылезает!

Юлька стояла посреди каюты, уперев кулачки в бока. Глаза её сверкали праведным гневом. Я покосился на предмет беседы — на мой взгляд, шерсть у пушистого космонавта в полном порядке, да и худобы особой незаметно. Впрочем, я не кошатник, могу ошибаться….

— Не угробили его в «звёздном обруче» — так решили добить здесь, на станции? — Юлька продолжала накручивать себя. — Нет уж, хватит с Дасечки этого дурацкого «Лагранжа», да и вообще Внеземелья! Вот вернёмся — отдам его Мире, пусть поживёт в своё удовольствие, как нормальный кот — без невесомости, гермомешков и всяких там тахионных зеркал!

Я понял, что дискуссию пора сворачивать — ещё немного, и мне достанется от коготков обоих. Тем более, что на Земле, в комплексе «Астра» уже подрастает хвостатая смена, готовая взять на себя заботу о психологическом климате на объектах как Ближнего, так и Дальнего Внеземелья.

Я что, спорю? — я примирительно выставил перед собой ладони. — Бери, если хочешь, кто тебе мешает? Давай, пакуй его в гермомешок, а я пока схожу за багажной тележкой — сами мы всю эту кучу барахла не утащим…

Беспокоился я напрасно. Вернувшись к каюте с обещанным транспортным средством, я застал там всех юниоров с Леднёвым. Они расхватали наше имущество и мы всей толпой отправились к «лифту», переправившему нас с жилого «бублика» на служебный, в зону нулевого тяготения. Уже в шлюзе, перед самой посадкой в лихтер, Оля Вороных всучила Юльке свёрток с бутербродами и своими фирменными слойками –будто мы собирались отправляться куда-нибудь на поезде дальнего следования в одного из московских вокзалов. Кстати, подумал я, надо бы, как только освоимся на Земле, сгонять в Свердловск, в гости к Крапивину и его «Каравелле». И обязательно на поезде, чтобы вдоволь насладиться стуком колёс, проплывающими за окнами берёзками, полями, полакомиться отварной картошкой и жареными цыплятами, приобретенными на остановках у бабушек в платочках. Лучшего способа изгнать из разума и организма усталость от Внеземелья придумать невозможно — никакие пляжи с пальмами или горнолыжные курорты этого не заменят, проверено…

Загрузка...