Врата в Сатурн

V

Открывающийся из выдвинутого за пределы корпуса «Омара» на Сатурн не просто впечатлял — он завораживал, подавлял, заставлял онеметь. Сильнее впечатление было, разве что, в самый первый раз, когда «Тихо Браге» только выскочил из червоточины' возник на орбите «Энцелада», переброшенный непостижимой магией «звёздного обруча». Исполинский — в привычном словаре непросто найти понятие передающие его подлинный масштаб — горб газового гиганта занимает не меньше половины видимого пространства, причём обзору не мешает неровный снежно-белый шар «Энцелада». Сейчас планетоид у меня за спиной, и любоваться им может Юрка-Кащей, запечатанный в своём «омаре» на другом борту «Тихо Браге»,'.

В каких книгах я встречал описание Сатурна, видимое вот так, глазами человека, находящегося в непосредственной (по космическим меркам, разумеется) близости? «Стажёры» братьев Стругацких, конечно — кстати, надо будет поинтересоваться у Димы, взял ли он, как давно собирался, у авторов автограф на первом издании, — и, конечно, «Дознание» Станислава Лема из цикла о пилоте Пирксе. Наверняка есть и другие, но я их не вспомнил, да не очень-то и старался. Я просто наслаждался фантастическим зрелищем — воистину, никакие видео- и фото съёмки не способны передать этой захватывающей дух грандиозности и великолепия. Узкая полоса Колец, серебрящаяся в отражённом свете далёкого Солнца, пересекает диск планеты-гиганта, а чуть выше, по мутно-жёлтому водянистому фону медленно полз крошечный чёрный кружок — Мимас, ближайший сосед Энцелада. Я поискал взглядом двух других его соседей, Мефон и Эгеон, но не нашёл — слишком уж ничтожны размеры этих тёмных камешков на фоне грандиозности газового гиганта. Строго говоря, эти спутники даже не имеют своих имён — те, что я упомянул, им дали в «том, другом» времени, уже в двадцать первом веке, обнаружив их с помощью аппарата «Кассини-Гюйгенс». Здесь же, насколько мне известно, оба были найдены астрономами «Лагранжа» за время их вынужденного затворничества на орбите Энцелада — но дать им названия пока никто не удосужился.

Любопытно, а смогу ли я когда-нибудь увидеть Кольца не вот так, с ребра, а сверху, поднявшись над их необозримой плоскостью? Так, чтобы заметны были составляющие их слои и щели, тёмные промежутки, самая большая из которых — щель Кассини, в которую как раз и прошёл корабль из лемовского «Дознания»? Повесть написана в конце шестидесятых, а в семьдесят восьмом вышла на экраны её киноверсия, «Дознание пилота Пиркса». Но это было в покинутой мной реальности — здесь же фильм с таким названием даже не начали снимать. Местная кинофантастика уже несколько лет, как свернула в другую колею — свидетельством чему хотя бы «Космическая Одиссея-2010», вторая кинолента знаменитой эпопеи, снятая не Питером Хайамсом, а всё тем же Стэнли Кубриком, и гораздо раньше положенного срока. Я смотрел этот фильм её в «Артеке», во время «космической смены» — и именно тогда осознал всю необратимость расхождения этого мира с оставленным мной…

Что до надежды полюбоваться Кольцами и самим Сатурном поближе — почему бы и нет? Люди Земли только постучались сюда, робко, тихонечко, осторожно. Нас занесло сюда случайно, не по своей воле — но мы здесь, и не зря говорится: «лиха беда начало»… «Заря» уже летит сюда, и это только первый шаг. А уж если подтвердятся предположения Гарнье и Леднёва, то добираться до системы Сатурна будет не сложнее, чем до орбиты земли, куда грузы, и пассажиры сейчас отправляются с регулярностью железнодорожных перевозок — и, между прочим, с ненамного большими затратами. А там, глядишь, учёные доведут «батуты» до уровня «звёздных обручей» — и тогда их сеть покроет всю Солнечную Систему'… «Тахионному зеркалу» всё равно, куда перебрасывать пассажирский контейнер или секцию строящейся орбитальной станции — на низкую орбиту Земли, или в окрестности Плутона. Он, кстати, пока не лишён своего статуса, планет у нашего светила по-прежнему девять, и есть надежда поучаствовать ещё и в поисках Трансплутона который здесь (как, впрочем, и в нашем времени) существует только в прогнозах учёных и воображении фантастов.

А ведь ещё есть вмороженный в лед (ледорит, ага!) Энцелада гигантский «звёздный обруч». И он тоже ждёт своих исследователей, суля новые грандиозные открытия, новые загадки и новые перспективы проникновения — чем чёрт не шутит, — уже не в межпланетное, а в межзвёздное пространство! И всё это вполне может произойти при моём участии, недаром сейчас, в этот самый момент, мы — я, Юрка-Кащей, учёные группы Гарнье и даже кот Дася — готовы сделать первый шаг именно в эту сторону.

«Тихо Браге» дрейфовал на высоте в тридцать километров над ледяной поверхностью Энцелада; до Дыры по прямой насчитывалось километров сорок. Это был первый случай с момента появления корабля в системе Сатурна, когда он отделился от «Лагранжа» и отправился в самостоятельный полёт — решено было, что он доставит оба «омара», и мой, и Юркин, поближе к месту действия и, при необходимости, окажет поддержку. Ближе подходить кэп Сернан не собирался; нам же предстояло, расстыковавшись с кораблём, спуститься к поверхности планетоида, а дальше, на высоте пятидесяти метров, двигаться к Дыре. Сейчас оба «омара» были закреплены снаружи корпуса и заблаговременно соединены друг с другом прочным стометровым фалом — именно так, в связке мы и спустимся в колодец. Фал можно в любой момент отстрелить хоть с одного, хоть с другого буксировщика, но делать этого без необходимости мы не собирались. Эта мера предосторожности однажды уже спасла жизнь, Диме Ветрову, который ожидал сейчас на «Лагранже» результатов вылазки.

Собственно вылазка разделялась на два неравных по продолжительности этапа. На первом мы должны были спустить в колодец контейнер с Даськой — в данный момент манипуляторы моего «омара» сжимали его в своих стальных объятиях, и достаточно нажать единственную кнопку, чтобы контейнер выскочил из них и начал спуск к притаившемуся на дне Дыры «тахионному зеркалу». После чего мы поскорее уберёмся прочь, не дожидаясь энергетического выброса, отойдём от Дыры километров на пятнадцать, выйдем на орбиту Энцелада и, состыковавшись с «Тихо Браге», будем ждать второго этапа. Который, собственно, из ожидания и состоит: Гарнье, планируя операцию «кот Шрёдингера» (так её назвали с лёгкой руки Юрки-Кащея) настоял, чтобы корабль находился как можно ближе к колодцу — чтобы, когда появится ответная посылка, сделать всё возможное для скорейшей её gоимки.

Сам француз остался на «Лагранже» и руководил действиями «Тихо Браге» и буксировщиков по радио. Поскольку станция находилась в зоне прямой видимости, связь была продублирована ещё и визуально, прожекторной морзянкой.

— Гнездо — Куликам. — раздался в наушниках мужественный, с техасским акцентом, голос. — Готовы, парни?

Мы пользовались теми же позывными, что и во время рейда за «обручем» на орбите Луны — кэп Сернан чтил традиции.

— Кулик первый — Гнезду. Так точно, готовы, ждём команды.

— Старт через десять секунд, Кулики. Даю отсчёт: десять, девять…

На счёт «ноль» гидравлические рычаги мягко толкнули буксировщик, и он медленно вращаясь, поплыл прочь от корабля. Я торопливо погасил вращение — обычно неопасное, сейчас оно могло стать доставить немало проблем, перекрутив и запутав связывающую нас пуповину, — и посмотрел влево. Из-за корпуса неторопливо выплывал Юркин «омар»

Несколькими «плевками» из маневровых дюз мы скорректировали взаимное расположение буксировщиков и повисли на дистанции в тридцать метров один от другого. Страховочный фал между нами свернулся кольцами, подсвеченный позиционными огнями «Тихо Браге».

— Кулик Первый — Кулику Второму. Готов к спуску?

— Кулик Второй — Кулику Первому. К спуску готов, Лёш.

Я скосил взгляд на приборную доску. Дистанция до корабля… высота над поверхностью… взаимная скорость… порядок!

— Кулик Первый — Кулику Второму. Делай, как я!

И положил руки в громоздких перчатках «Кондора» на джойстики, управляющие тягой маршевого и маневрового движков. Операция «Кот Шрёдингера» началась.

Причудливые завихрения гравитации многочисленных спутников, накладываясь на тяготение Сатурна, нет-нет, да и вырывают из кольца горсть-другую каменно-ледяного крошева. Вырывают — и отправляют по замысловато закрученным спиралям орбит вокруг газового гиганта. Если же на пути этого заряда небесной картечи окажется искусственный, сделанный из металла объект, — что ж, законы небесной механики неумолимы, и каждому известно, по какой формуле рассчитывается кинетическая энергия предмета, обладающего массой и движущегося с некоторой скоростью.

Метеоритные атаки на «Лагранж» случались и раньше — всё же, система Сатурна изрядно замусорена, а Энцелад находится достаточно близко к Кольцам, главному источнику этого мусора. На станции к этой угрозе относились весьма серьёзно — недаром на траурной доске возле кают-компании в ряду других фотографий можно усидеть и портреты трёх жертв одного-единственного обломка, пробившего обшивку.

Так что наблюдение за окружающим пространством с целью вовремя заметить очередную порцию камешков и ледышек — и постараться, запустив двигатели «Николы Теслы», увести станцию с его пути. Или, хотя бы, затормозив вращение жилого «бублика», перевести, облачившихся в гермокостюмы людей в секции противоположного от приближающейся угрозы — «подбойного», как выразился один из инженеров, увлекавшихся военно-морской историей — борта.

Но, видимо, на этот раз все, находившиеся на «Лагранже» — включая тех, кому полагалось наблюдать за подобными угрозами, думали только о «Тихо Браге» и «омарах», занятых в разворачивающейся на их глазах операции «Кот Шрёдингера». Трудно упрекать их за это, ведь успех сулил обитателям станции скорое возвращение домой, — но факт остаётся фактом: именно в ту сторону, откуда пришла беда, не была обращена ни ода пара глаз, ни один комплект линз и оптических призм, ни одна радарная антенна. И когда несколько каменных обломков один за другим пробили обшивку станции — это оказалось для её обитателей полнейшей неожиданностью.

Скрежет металла, свист воздуха, вырывающегося из повреждённых отсеков, пульсация аварийных ламп, испуганные крики людей, заглушаемые пронзительным воем, несущимся изо всех динамиков системы внутреннего оповещения — вот чем были наполнены следующие несколько минут на «Лагранже». Потом те, кто уцелел, вступили в борьбу за живучесть — зря, что ли, Леонов изнурял их регулярными учениями и тренировками? — а камни, камешки и пылинки, «промахнувшиеся» мимо станции продолжили свой полёт. К несчастью, на их пути очень скоро — практически мгновенно по космическим меркам, — оказалось другое препятствие, гораздо меньшего размера — но и куда более уязвимое.

Внешняя обшивка, как и внутренние переборки «Тихо Браге» были изготовлены из листов сплава алюминия и магния полуторасантиметровой толщины. Способные держать бронебойные пули винтовочного калибра (тот же сплав шёл на бронекорпуса боевых машин десанта) эти листы несравнимо превосходили по прочности тонкий дюраль кораблей и орбитальных станций «добатутной» эпохи — но не шли ни в какое сравнение со сваренными из толстостенных стальных секций «бубликов» «Лагранжа». Увы, ни катаная сталь, ни особым образом закалённый алюминиево-магниевый сплав не смогли остановить летящих с огромной скоростью посланцев Колец. Кораблю досталось семь попаданий — сначала два одновременно, потом короткая очередь из четырёх и под конец, с одиннадцатисекундным интервалом, ещё один дуплет, пришедшийся в реакторный отсек. И последнее, что успел сделать на пробитом навылет небесными камнями мостике второй пилот «Тихо Браге» — он же первый монгольский космонавт Жугдэрдэмиди́йн Гуррагча́ по прозвищу Сансар — это разбить защитное стекло, сорвать предохранительную чеку и рвануть сведёнными предсмертной судорогой руками большую красную рукоять катапультирования реактора.

— … корпус реактора разрушен, пришлось его катапультировать. — звучал в наушниках голос с техасским акцентом.- Среди команды есть жертвы, теряем атмосферу. Корабль не может управляться.

И, после короткой паузы:

— Гнездо — Куликам. — снова заговорил кэп Сернан. — Дерьмо случается, парни. Не тратьте на нас время, безнадёжно. И… постарайтесь выкарабкаться.

Если бы не трагизм ситуации — я бы наверное, рассмеялся, знаменитая фраза Тома Хэнкса из «Форест Гамп» угодила в самое яблочко. Жаль, оценить это кроме меня никто не в состоянии…

Расстояние до гибнущего «Тихо Браге» было совсем небольшим, около двадцати километров. В бинокуляр ясно было видно, как, кувыркаясь, удаляется от корабля чёрная коробочка реакторного отсека, к счастью, в противоположную от нас сторону.

В наушниках зашипело, затрещало, заулюлюкало.

— Всем, кто меня слышит. Говорит станция «Лагранж». Нуждаемся в помощи. Часть жилых секций утратила герметичность. Имеются раненые и погибшие, большинство уцелевших заперлись в загерметезированных каютах. Полностью разрушен повреждён шлюзовой отсек вместе со скафандрами, выйти наружу и заделать пробоины не можем. Всем, кто нас слышит — срочно нуждаемся в помощи!

Это был Леонов, я сразу узнал его, несмотря на помехи. Голос начальника станции в отличие от американца, был лишён эмоциональной окраски, но в этом спокойствии сквозил мертвенных холод обречённости.

— Чего ждём? — голос напарника дрожал, готовый сорваться в истерику. — Надо цеплять «Тихо Браге» и волочь к «Лагранжу» — может, ещё успеем!

— Не успеем. Полчаса, час минимум. Да и топлива с таким грузом сто процентов не хватит,.

— Но попробовать-то надо! Там же…

Остаток фразы он проглотил, но я понял, что должно было прозвучать. Мира, черноглазая скрипачка, чья жизнь для Юрки-Кащея важнее жизней всех, кто сейчас с ней на корабле — и уж конечно, неизмеримо дороже собственной жизни…

— Попробовать можно, но шансов ноль целых хрен десятых. Притащим к станции жестянку, полную трупов.

— Что же делать? — взвыл Юрка. — Надо же что-то делать?

Мысли мои неслись бешеным карьером. Авантюра, самоубийство — но вдруг получится?

— Есть вариант. — Я старался, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее. — Надо протолкнуть «Тихо Браге» в «зеркало». Здесь им точно кранты, а там — может, поймают вовремя, спасут?

Ему понадобилось три драгоценных секунды, чтобы осознать услышанное.

— Но мы же не успели с Даськой? А если?..

— Юр, так и так и так вилы выкидные. Но без этого — вообще без шансов. Согласен?

И, не дожидаясь ответа я принялся торопливо излагать план действий:

— Значит так. Сейчас цепляем корабль и тащим его к Дыре. Ставим носом вниз, потом я швартуюсь к кормовому шлюза, даю полную тягу и вместе с ним ныряю в «обруч». Если всё так, как говорил Леднёв, нас подберут на той стороне, причём довольно быстро.

— А я?

— А ты возвращайся к «Лагранжу». Слышал ведь, самим им не справиться.

На этот раз он ответил без раздумий.

— Давай наоборот: я втолкну корабль в «зеркало», а к «Лагранжу» пойдёшь ты.

Черноглазая скрипачка, подумал я. Ладно, пусть его, имеет право…

— Замётано. Кстати, и Юльку встречу, а то «Заря» вот-вот подойдёт, разминемся…

Наверное, нам ещё было что сказать друг другу, но в ушах моих стоял пронзительный свист воздуха, выходящего из пробитых отсеков. Нет, некогда, потом — если оно случится, это «потом»…

— Перед спуском, свяжись с кэпом Сернаном. — вспомнил я об американце. — Пусть там подготовятся, как смогут.

— А если он запретит? — встревожился Кащей.

— А мы не будем спрашивать.

Крошечная пауза.

— Погоди… Контейнер с Даськой у тебя?

— Куда ему деться? Держу в клешнях, да ты и сам видишь…

Действительно, «омар» выставил перед собой блестящий, украшенный крылышками отражателей ящик — словно официант, подающий на стол невиданное экзотическое блюдо.

— Смотри, не потеряй. И ещё — куда ты его денешь, когда будешь стыковаться с «Лагранжем»?

Я едва не выругался — вот ведь, нашёл время для заботы о хвостатом поганце! Хотя, всё верно, только так и надо…

— Придумаю что-нибудь. Так ты готов?

— Да.

— Тогда — начали! И… удачи нам всем!