Врата в Сатурн

Часть четвертая Возвращение со звезд. I

Серовато-жёлтый, словно собранный из горизонтальных, разного оттенка слоёв, шар наискось перечерчивал сильно сплющенный эллипс Колец; если немного напрячь зрение, в них можно было заметить узкие промежутки — щели, самые крупные из которых, щели Кассини и Гюйгенса видны даже с Земли.

Размерами шар примерно соответствовал размеру Земли, как она видна с поверхности Луны. Конечно, припомнила Юлька, «Заря» вышла из скачка на расстоянии, вдесятеро большем, чем то, что разделяет нашу планету и её единственный спутник — ну так и сам газовый гигант вдесятеро крупнее Земли, сто двадцать тысяч километров против двенадцати с хвостиком!

— А вот и Титан. — Шарль ткнул пальцем в другой кружок, ярко-белый, размером, на глаз, раза в два больше Луны, как её видят обитатели нашей планеты. — Довольно близко, чуть больше трёхсот тысяч!

Юлька, не отрываясь, смотрела на главный ходовой экран — большой, вогнутый, занимающий большую часть стены перед пультами. В отличие от резервного, на главном мостике нет распахнутых в Пространство окон-иллюминаторов, работающим здесь людям не до любований красотами Вселенной. Вот и изображения Титана, Сатурна и его Колец транслируются сюда с внешних видеокамер.

— Мы в двухстах тысячах километров над экваториальной плоскостью Сатурна. — сообщил, из ложемента второго пилота Андрюшка Поляков. — Направление на 'Энцелад… сейчас…

Он что-то сделал на своём пульте, и на экране вспыхнула косая красная линия.

Волынов, занимающий соседний, капитанский ложемент, кивнул. Он, как и остальные, был облачён в гермокостюм. Шлем «Скворца» висел справа от подлокотника, в особом креплении — при необходимости его можно надеть, защёлкнув замки на вороте, за две-три секунды.

— Между нами и Энцеладом сейчас находится Тетис. — сказал Андрей. — Из-за этого могут быть проблемы со связью.

— Не страшно. Скоро выйдем из его тени, тогда и установим контакт. Да и какая тень от этого камешка…

Рядом с возникшим на экране кружком — это и есть тот самый Тетис, пятый спутник Сатурна, поняла Юлька. И тут же рядом с ним побежала строка — размеры… большая полуось орбиты… эксцентриситет.

— Данные пока предварительные. — негромко сказал Довжанский. Сорокатрёхлетний астронавигатор, один из «взрослого» экипажа, он занимал крайний левый ложемент. — Через четверть дам уточнённые параметры, а пока придётся обойтись этими.

— Не страшно, Борис Витальевич. — отозвался Волынов.- Поляков, разверните антенну передатчика в сторону «Лагранжа» и вызывайте постоянно.

Он нажал на пульте перед собой кнопку внутрикорабельного вещания.

— Сообщить о состоянии систем корабля.– негромко сказал Волынов. Из установленных на пульте динамиков немедленно посыпались доклады: «реакторы… маршевые двигатели… маневровые… системы жизнеобеспечения… герметичность…» Всё было в порядке, — инженеры «Зари» знали своё дело.

Во время прыжка, отправившего «Зарю», в систему Сатурна, Юлька с Шарлем находились на главном мостике. Вообще-то, им не полагалось здесь быть — но Волынов сразу после старта с орбиты Луны внёс изменения в строгий корабельный распорядок, допустив «зрителей» в мозговой центр планетолёта. И даже распорядился установить на них несколько кресел, снабжённых, как полагается, привязными ремнями. Из такого кресла Юлька и наблюдала за скачком. Зрелище имело мало общего со ставшими уже привычными перемещениями через «батут»: Ходовой экран мигнул, в его центре вспыхнула ослепительная точка. Она развернулась в серебристо-лиловую плоскость — всего на миг, потому что корабль проскочил сквозь неё и оказался в подпространственном тоннеле, «червоточине», открытой сработавшей «тахионной торпедой». На экране возникло изображение, до странности напоминающее «гиперскачок», как его показывали авторы «Звёздных войн» — шквал радиально разбегающихся из центра экрана лучей, создающих иллюзию тоннеля в бесконечность. Продолжалось это недолго, не больше трёх-четырёх секунд; экран снова мигнул и в его центре, на фоне бархатно-чёрной, испещрённой точками звёзд пустоты возник Сатурн.

— Есть связь с «Лагранжем». — сказал Андрей. — Они нас слышат, Борис Валентинович.

Юлька покосилась на запястье, где мигал зеленоватым экранчиком индивидуальный браслет. С момента выхода из прыжка прошло часа четыре — за это время они с Полем успели пообедать, потом навестить резервный мостик и поспорить там с Середой о том, почему не отвечает «Лагранж», и каковы их шансы спасти обитателей станции. Спор ожидаемо ничем не закончился — и теперь они втроём уже минут сорок торчали на главном мостике, ожидая развития событий.

И вот, похоже, дождались…

— Отвечают? — спросил Волынов.

— Да. Вывожу на динамики.

Он щёлкнул тумблером, и всё помещение мостика наполнили прерывистые писки точек и тире. Морзянка, поняла девушка — и почему она не удосужилась её выучить? Всё откладывала, оправдываясь срочными делами — а теперь вот гадай, что они там передают… Она покосилась на Шарля. Тот прикусил губу и неслышно что-то шептал — видимо, пытался прочесть сигнал на слух.

Долго гадать ей не пришлось.

— Дело плохо, друзья. — сказал Волынов.– Это сигнал бедствия. Станция на грани гибели!

— Я тут наскоро прикинул… — Поляков оторвался от счётного устройства, вмонтированного правый подлокотник ложемента, — Даже на полной тяге мы к не успеваем. В лучшем случае, прибудем через два дня, после того, как у них закончится воздух.

— Да, я вижу. — отозвался Волынов. Он сгорбился в своём ложементе вполоборота к Юльке, и она подумала, что капитан «Зари» разом постарел лет на десять. — Какие-нибудь варианты есть?

Поляков покачал головой.

— Не вижу я вариантов, Борис Валентинович. Извините…

— Согласен, и я не вижу. Больше из наших ионных движков не выжать даже на запредельных режимах. Вот если бы…

Он посмотрел на Юльку.

— Травкина, как скоро вы сможете подготовить тахионную торпеду?

…он всё уже решил, поняла девушка. Недаром не спрашивает ни чьего мнения. И правильно, так и надо — у людей на «Лагранже» другого шанса нет. И у Димы, их артековского вожатого нет, и у Лёшки с Юркой, и у скрипачки Миры… и даже у кота Даськи — он ведь тоже на Лагранже', попал туда вместе с ребятами на «Тихо Браге»? И сейчас важно только одно: сможет ли она установить параметры прыжкадостаточно точно, чтобы «Заря» не вывалилась из «червоточины» где-нибудь в Кольцах — ведь для этого достаточно будет «перелёта» в несколько сот тысяч километров, что при такой дистанции и несовершенстве методов расчётов более, чем вероятно! А если погрешность окажется хотя бы немного выше — и планетолёт окажется вблизи Сатурна, и не сможет выбраться из его гравитационного колодца на своих слабосильных движках…

— Часа два, может, два с половиной. — ответила она.

— Я вам помогу. — Геннадий Власьев, второй астронавигатор «Зари», он же инженер-электронщик, заведующий корабельной вычислительной машиной, поднялся со своего места. — Сейчас прямо и начнём, если вы не против, конечно!

Юлька не ответила — она была занята, пытаясь привести свои мысли в порядок. Получалось так себе.

— Действуйте, товарищи. — Волынов кивнул. — Поляков, связи с Землёй нет?

Андрей отрицательно помотал головой — впрочем, никто из собравшихся на мостике не ожидал другого. Да и с чего бы? После первого прыжка, отправившего корабль на половину астрономической единицы от родной планеты, её голос был слышен в эфире вполне отчётливо. После второго, когда дистанция разом выросла вчетверо, ловить земные передачи получалось уже неуверенно и нечасто. Ну а теперь, когда между ними было больше восьми с половиной астрономических единиц, наушники радистов забили треск и шипение — эфирный отпечаток вездесущего солнечного ветра вперемешку с «электромагнитным голосом» Сатурна — которые изредка прерывались заполошной морзянкой «Лагранжа». И по другому не будет, пока они не соберут и не установят снаружи, на обшивке «Зари» огромную, похожую на сложный многолепестковый золотой цветок, антенну сверхдальней связи. А ведь есть ещё, припомнила Юлька, те странные помехи, о которых говорилось во время памятного совещания на «звезде КЭЦ». Что вызывает их, установить пока не удалось, и они по-прежнему выматывают нервы операторам земных систем дальней и сверхдальней космической связи…

Волынов нажал несколько кнопок на пульте. В левом верхнем углу экрана быстро побежали колонки зеленоватых цифр. Юльке они ничего не говорили, но капитан изучал их минуты полторы, причём весьма внимательно.

— Поляков, свяжитесь с «Лагранжем». — сказал он, оторвавшись, наконец, от экрана. — Передайте — расчётное время прибытия самое большее, через четверо суток, плюс-минус три часа.

Он помолчал и добавил негромко:

— Если мы хотим застать наших товарищей живыми — надо дать им надежду.

— А я вам говорю — этот сигнал не чтоиное, как след выходного тахионногозеркала! И совсем рядом, в каких-то ста тысячах километров! А значит, 'Заря уже здесь!

Леднёв едва не кричал. Глаза у него были красные, как у кролика. Сколько же он не спал, подумал я — двое суток, трое? Наверное, с того самого момента, как с «Зари» сообщили, что не собираются намерены ещё раз — уже в четвёртый, за этот полёт! — использовать тахионную торпеду, для того, чтобы разом оказаться близко к Энецеладу, а не тратить время на то, чтобы ползти планетоиду через пол-системы на ионных движках. Леднёв тогда засел в приборном отсеке и не выбирался оттуда, разве что в гальюн; даже бутерброды и кофе я таскал ему на рабочее место. Леонов, узнав о решении капитана «Зари», отменил режим экономии воды. «Всё равно они — наша последняя надежда, — заявил он в ответ на недоуменные вопросы, — и если с ними что-нибудь случится, мы погибнем вслед за ним. И никакие контейнеры нас не спасут, лишь продлят агонию, ведь других кораблей, способных добраться до системы Сатурна, у Земли пока нет…»

Как ни странно, это решение взбодрило обитателей «Лагранжа» не меньше, чем появление «Зари». Они увидели в нём неколебимую веру в то, что всё обойдётся благополучно — а раз так, стоит ли переживать? Кое-кто даже шутил, что начальник станции решил дать людям возможность принять душ, постираться и вообще привести себя в божеский вид — в самом деле, не встречать же посланцев Земли грязными, вонючими, с небритыми физиономиями?

— Хотелось бы думать, что вы правы, Валери! — Гарнье произнёс имя Леднёва на французский манер, с ударением на последний слог, проглатывая «и краткое». От этого оно звучало словно женское, что раздражало Валерку несказанно. — Но, к сожалению, пока не могу разделить вашего оптимизма.

— Что же вам ещё нужно, мусью? — Астрофизик намеренно исказил это французское словечку, видимо, в отместку за давешнее «Валери». — Вот и ответный всплеск на Энцеладе мы засекли! Какие ещё могут быть сомнения?

«Нервы у всех, сдают, вот что… — подумал я. — Оно и неудивительно — после стольких-то месяцев, проведённых в замкнутом пространстве, в девяти миллиардах километров от дома, с сомнительным шансами выбраться живыми… Даже начальник станции стал раздражительным, и это с его-то железной нервной системой! Что уж говорить о таких, как Гарнье и Валерка — особенно после выматывающих качелей между жизнью и смертью, надеждой и отчаянием, которыми потчевала нас судьба за последние пару недель…»

— Я мог бы возразить, что мы не знакомы с особенностями «зеркал», возникающих при срабатывании тахионных торпед, — продолжал француз. Голос его звучал снисходительно, словно у учителя, объясняющего нерадивому школяру прописные истины. — Но не буду тратить на это время, поскольку самой «Зари» мы до сих пор не обнаружили ни в радио- ни, тем более, в оптическом диапазоне. Куда, по-вашему, она делась?

— Хм… позвольте мне, профессор? — заговорил Арно. Гарнье покосился на него с неудовольствием.

— Направление на след тахионного всплеска, о котором твердит нам мсье Леднёв, практически совпадает с вектором на Тетис. — канадец заговорил, не дожидаясь позволения своего шефа. — Сейчас находится в противостоянии с Энцеладом. Расстояние между ними минимально — шестьдесят четыре тысячи километров по прямой, соединяющей эти два планетоида и Сатурн. Если «Заря» вышла из прыжка позади Тетиса, то вполне естественно, что её сигналы могут до нас и не доходить. Надо немного подождать, вряд ли больше суток — и тогда всё станет ясно.

— Значит, будем ждать. — согласился Гарнье, с явной, как мне показалось, неохотой. Это было странно — неужели он не хочет, чтобы «Заря» появилась как можно скорее? Или неприязнь, возникшая в последнее время между ним и Леднёвым сильнее даже желания жить? Нет, разумеется — просто француз с его вздорным характером не может упустить случая кольнуть оппонента.

— Не вижу, о чём тут спорить, коллеги! — Я старался говорить как можно мягче, но в ответ удостоился лишь раздражённого шипения Гарнье — «тоже мне, коллега нашёлся, гусь свинье не товарищ…» — Столько ждали — подождём ещё сутки, это, в конце концов, ничего не изменит. Но на вашем месте я бы рассказал об этом Леонову — всё же начальство, ему нужно знать. Да и субординацию пока ещё никто не отменял, не так ли?