Врата в Сатурн

III

— Лёш, а почему выбрали именно Титан? — спросил Дима. Мы сидели в «бомбовом погребе» — так на «Заре» прозвали отсек, предназначенный для хранения и запуска исследовательских бомбозондов — ещё один термин, позаимствованный из научно-фантастической литературы. Вернее, не сидели, а свободно парили в воздухе возле стен, заставленных стеллажами. Похожие на тяжёлые снаряды бомбозонды высовывали из их ячеек свои тупые головки, украшенные разноцветными полосками. Точь в точь, как в артиллерийском погребе военного корабля — из-за чего, собственно, отсек и получил своё прозвище.

— Благодари учёных. — отозвался я. — Это они убедили Волынова и Леонова предпринять этот рейд, и даже ухитрились продавить решение через ИКИ — Институт Космических Исследований — на Земле. В результате 'Заря третьи сутки кружила вокруг Титана по орбите на высоте примерно двухсот километров.

— Я бы тоже предпочёл слетать хоть к Кольцам, но кто меня спрашивал? А планетологи, что наши, с Лагранжа', что земные, дождаться не могут, когда можно будет поближе рассмотреть поверхность именно Титана. Они давно выдвинули гипотезу, что там есть океаны, и не условные, вроде лунных, а самые настоящие — правда, не водяные, а из метана, этана и других жидких углеводородов. Там и атмосфера есть, сам можешь увидеть, в телескоп. Солидная такая атмосфера, не то что жиденький слой углекислоты на Марсе — в ней плавают облака, из который проливаются на поверхность углеводородные дожди и идёт снег. Давление на поверхности раза в полтора раза превосходит земное, а ускорение свободного падения мало отличается от того, что испытывает на себе человек, оказавшийся на Луне. Как же тут не заинтересоваться, сам подумай!

— Они что, надеются найти там жизнь? — подумав, спросил Дима.

Я покачал головой.

— Вряд ли. Это, скорее, к Европе, но она далеко, в системе Юпитера. А в углеводородном океане — какая может быть жизнь?

Всё равно жаль, что выбрали Титан. — упрямо повторил мой собеседник. — Мы ведь даже спуститься туда не сможем!

— Верно, не сможем. — согласился я. — Наши «омары» для полётов в такой плотной атмосфере категорически не пригодны. Возможно, подошёл бы присланный с земли лихтер, но он остался на орбите Энцелада. Так что, покружим на орбите ещё пару дней, пошвыряемся бомбозондами, снизимся немного, чтобы взять пробы из верхних слоёв атмосферы — и назад!

Интерес, проявленный нашим бывшим вожатым к изучению Титана, искренне меня радовал. Он, правда, не мог заняться прямым своим делом, пилотированием буксировщиков и вакуум сваркой — зато нашёл своё место здесь, в «снарядном погребе». Врач «Зари», которую «юниоры» хором убеждали допустить Диму, несмотря на достаточно болезненное его состояние, к участию в экспедиции, согласилась, но при условии: он будет проводить вне зоны гравитации не больше трёх, максимум четырёх часов в сутки. Разумеется, запрет пропал втуне: Дима сутки напролёт торчалв «погребе», перетирая промасленной тряпочкой бомбозонды и снаряжая им особые обоймы, по три штуки в каждую. Обоймы эти требовалось вставлять по в приёмник на затворной раме пусковой установки.

Это устройство, занимавшее всю центральную часть «погреба», чрезвычайно напоминало автоматический миномёт «Василёк», только увеличенный раза в два с половиной. Разрабатывалось оно для изучения атмосфер планет-гигантов, и я сильно подозревал, что конструкторы (судя по шильдику на затворной раме, сотрудники одного из тульских КБ) тоже читали"Путь на Амальтею'. Как и в повести братьев Стругацких бомбозонды, начинённый веществом, дающим вспышку в определённом диапазоне видимого спектра, взрываются в атмосфере на определённой высоте (или глубине, это уж как посмотреть), а установленные на корабле приборы фиксируют спектр возникшего при взрыве излучения, что даёт возможность при помощи спектрального анализа определять состав атмосферы.

Выстреливали бомбозонды по сигналу с мостика, по одному или серией в три штуки. В «погребе» не было иллюминаторов, только перископ, через который можно было при некотором везении наблюдать их вспышки в атмосфере Титана. Мы с Димой занимались этим третьи сутки подряд, и я чувствовал себя комендором на каком-нибудь броненосце времён Порт-Артура и Цусимы. Или, скажем, фейерверкером — бог знает, как они там назывались…

Интерком ожил.

— Погреб, приготовиться! Три красных, очередью!

Дима вытащил из стеллажа снаряженную обойму. Колпачки на бомбозондах были красные — цвет означал тип взрывчатой начинки и, соответственно, определённый спектр вспышки. Всего их было семь, по цветам радуги, но красный отчего-то использовался чаще других.

Я рванул на себя рукоять затвора; Дима сорвал с головок защитные колпачки, вставил обойму в приёмник и ударил кулаком по верхнему бомбозонду. Обойма со звонким щелчком встала на место. Он покачал её обеими руками — люфта нет, порядок! — и махнул мне в знак готовности.

Я с натугой, обеими руками толкнул рукоять вперёд. Затвор с лязгом накатился на казённик. Я покосился на панель — там угольком тлела красная лампочка. Всё правильно: бомбозонд в казённике, заслонка открыта, в стволе пускателя вакуум.

— К стрельбе готов! — отрапортовал я и поспешно приник к нарамнику перископа.

— Пли! — мужественно скомандовал с мостика планетолог, и Дима, сморщившись, дёрнул красную рубчатую рукоятку спуска.

Ду-ду-дут!

Грохот выстрелов заглушил лязг откатного механизма, и спустя несколько секунд, три бомбозонда один за другим лопнули в атмосфере Титана. Расстояние было небольшим, километров тридцать, и вспышки были хорошо заметны — ярко белые, вопреки цвету колпачков,

Красная лампочка сменилась на жёлтую, потом зелёную. Я ждал, глядя на решётку интеркома.

— Погреб, на сегодня всё. — скомандовали с мостика. — Свободны, парни.

«Вот и этот туда же — „парни“… — усмехнулся я. — Его что, кэп Сернан покусал? Ох уж эти мне американизмы — спасибо, хоть „окей“ пока не говорят. Во всяком случае — не все…»

Дима тем временем откатил затвор, откинул его в сторону и принялся прочищать ствол пускателя палкой с намотанной на него промасленной тряпкой. Выстрелы производились при помощи обыкновенного бездымного пороха, и подобное обслуживание требовалось установке точно так же, как и обычному артиллерийскому орудию. Дима тем временем собрал плавающие по «погребу» жестянки обойм.

Ну что, пошли?

Я кивнул и принялся отдраивать люк «погреба». Четыре проворота кремальеры — и вот мы уже плывём по круглому в сечении коридору, в направлении переходного шлюза. Ещё пять минут, и мои подошвы стукнулись о палубу — в жилом «бублике» корабля присутствует тяготение, вполне комфортные ноль-шесть «же». Мы сняли «Скворцы» (работать в «погребе» полагалось исключительно в гермокостюмах), упаковали в мешки и, закинув их на плечо, вышли в кольцевой коридор.

— Лёшка, Дима, привет! Вы что, уже закончили? Пойдёмте тогда в столовую. Леднёв, как с утра засел за ЭВМ, так и не отрывается — даже обедать идти отказался, просил принести бутерброды с кофе прямо в лабораторию. Сам знаешь — эксперимент назначен на завтра, вот он и не даёт нам передыха, гоняет, как зайцев…

Кроме изучения атмосферы и поверхности Титана запланирован ещё один, важнейший эксперимент. Предстоит через «корабельный 'батут» отправить прямиком на Землю малый грузовой контейнер. Это будет первый опыт перемещения через тахионное зеркало на такое громадное расстояние, и Леднёв нарочно напросился на «Зарю», чтобы вместе с Юлькой настраивать «батут» для этого, поистине, беспримерного прыжка. Гарнье же остался на станции — подозреваю, он тоже хотел принять участие, но не пожелал работать Леднёвым. Вот уж действительно: «назло бабушке отморожу уши…»

Я помотал головой.

— Ты иди, Юль, а мы позже подойдём. Надо зайти в каюту, «Скворцы» оставить, душ принять. А то провоняли, понимаешь, порохом, прямо как матросы какого-нибудь пиратского брига!

Это, конечно, было преувеличение. Пороховые газы, образующиеся при выстреле, вытекали наружу, в вакуум — но всё равно в «погребе» ощутимо попахивало кордитом.

— Хорошо, тогда я вам места займу. — кивнула моя подруга и упорхнула по коридору.

Всё прошло, как запланировано — чётко, без сбоев и малейших задержек. Юлька с Леднёвым ввели в электронное устройство, управляющее «батутом» программу предстоящего прыжка — для этого пришлось воспользоваться бобиной с магнитной лентой, — Середа, исполняющий обязанности дежурного энергетика, в последний раз проверил параметры питания — и повернул рубильник на пульте.

Я много раз видел, как вспыхивает в кольце «батута» тахионное зеркало, но каждый раз это зрелище меня завораживало. Правда, на сей раз обошлось без столба энергетического выброса — подобное явление наблюдалось только при срабатывании «звёздных обручей». Тем не менее, я на своём «омаре» держался в стороне — мало ли что может случиться?

Когда рябь «зеркала» слегка успокоилась, в наушниках прозвучала команда. Я дал тягу, толкнув и контейнер, удерживаемый клешнями моего омара. Мы медленно поплыли вперёд, и когда оказались точно над центром светящегося омута, я притормозил маневровыми движками, перевернулся на девяносто градусов — и дал короткий тяговый импульс. После чего — разжал клешни и дал тягу.

И на этот раз обошлось без спецэффектов. Контейнер скользнул в светящийся омут, который, спустя несколько секунд погас без следа. Я же развернул «омар» и завёл его в ангар — что бы ни случилось с нашей посылкой дальше, я ничего изменить уже не смогу. А случиться может много чего, и даже всезнайка-Леднёв предпочитает избегать прогнозов. Впрочем, неведенье долго не продлится — если контейнер попал по назначению и уже вышел из «батута» станции «Звезда КЭЦ» — оттуда в самом скором времени пришлют ответную посылку с сообщением. Правда, ловить её буду уже не я — моя «смена завершена», и на смену моему «омару» из ангара зари выводит свой буксировщик Шарль Шарль д’Иври. Вот пусть и потрудится, а я пока приму у себя в каюте душ и пообедаю. Но сначала — разыщу Диму, есть у меня к нему разговор…

Я рассчитывал, что он встретит Дима встретит меня у шлюза Ангара — обычно он так и поступал. Но сегодня за открывшимся люком никого не было. Я перешагнул комингс и, посвистывая, направился к его каюте.

За следующие полчаса я обошёл весь жилой «бублик», но Димы нигде не было. Я уже начал прикидывать, как лучше поступить: зайти в диспетчерскую и попросить передать по внутреннему вещанию сообщение, чтобы он срочно меня разыскал — или всё же сперва перебраться в служебное кольцо и поискать там? Пока я мучился выбором, ко мне подошёл Середа. Вид у него был озабоченный.

— Вить, что-то случилось? — спросил я.

Он замялся.

— Да, понимаешь, ерунда какая-то получается… Зурлов проводил плановый осмотр скафандров в главном шлюзовом отсеке — так говорит, одного не хватает, «Кондора-ОМ» с номером одиннадцать. Ещё нет трёх запасных баллонов — они лежали на стеллаже рядом с ячейками для скафандров, уже заправленные. Я ещё глянул регистрационный журнал — отметок о том, что кто-нибудь их забрал нет. Прямо чудеса какие-то!

И тут до меня дошло — словно обухом по голове ударило. Кусочки мозаики разом встали на свои места — и сложившаяся картина мне совсем не понравилась.

— Слушай, а за кем числится одиннадцатый «Кондор»? Часом… не за Ветровым?

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Верно, за ним. Я как раз собирался поискать его, спросить — может, он отправил скафандр в мастерскую, а отметку в журнале не сделал? В последнее время какой-то вздёрнутый, мог и забыть…

Я медленно покачал головой. Ну, Дима, ну, учудил…

— Не забывал он ничего. И скафандр в мастерскую не носил. И искать его тоже бесполезно.

— Это ещё почему? — удивился Середа. — Куда, по-твоему, он денется — с подводной-то лодки?

— По кочану. Извини, Вить, но сперва я должен поговорить с Волыновым. Если хочешь — пошли со мной, там и узнаешь.

— Это моя вина, Борис Валентиныч. Недосмотрел.

Волынов поднял на меня глаза и я поёжился — взгляд капитана «Зари» не сулил мне ничего хорошего.

— Конечно, виноваты, Монахов. Ветрова был включён в состав экспедиции под вашу ответственность — вот она, получите…

— Я и не отказываюсь, товарищ капитан! — я подавил желание вытянуться по стойке смирно. — Готов понести.

— И понесёте, если он погибнет. И я вместе с вами.

Я опустил взгляд. Капитан прав — Дима ведь и его подставил, подобное ЧП способно поломать карьеру не одного дважды Героя… То есть, не Дима, конечно, а я — не уследил, расслабился, обрадовался, что он, вроде приходит в норму. Теперь нахлебаюсь проблем ситечком, как говорят в одном южном городе у моря.

— Это же голове не укладывается! — кипятился Волынов. — Выйти за пределы корабля, так, чтобы никто этого не заметил — как такое вообще возможно?

Вопрос, вероятно, был риторическим, но меня это не остановило.

— Ветров опытный монтажник. И со станциями типа той, что пошла на обитаемый модуль «Зари» имел дело неоднократно, знает их до последнего винтика. Полагаю, он воспользовался одним из аварийных шлюзов — они приспособлены для того, чтобы открывать и задраивать их в одиночку, на случай серьёзной аварии, требующей срочной эвакуации экипажа. Таких шлюзов у нас восемь — по четыре в «жилом» и служебном кольцах. При некоторой изобретательности — а с этим у Димы всё в порядке — воспользоваться ими незаметно особого труда не составляет.

— Каким образом? Насколько я помню, каждый из этих люков снабжён сигнализацией. Стоит его приоткрыть — тут же вспыхнет сигнальная лампа и на главном пульте, и в диспетчерской!

— Есть такое, да. — подтвердил я. — Но Ветров — грамотный инженер, отключить сигнализацию для него труда не составило бы. «Заря» всё же не банк, на ограбление со взломом не рассчитана…

— А стоило бы… — ворчливо заметил Волынов.

Люк каюты распахнулся, и я увидел Юльку.

— Борис Валентинович, мне передали…

— Садитесь, Травкина. — капитан показал на стул. — У нас тут кое-что произошло, нужна ваша консультация.

И он в двух словах поведал ей о случившемся. С каждой фразой Юлькины глаза расширялись, пока не заняли половину лица.

— … Короче говоря, мне бы хотелось знать: какова вероятность того, что контейнер с Ветровым промахнётся мимо финиш-точки? Неважно, отклонение в пределах орбиты Луны, или он вообще не долетит до Земли, а застрянет где-нибудь в Поясе Астероидов — так и так, долго ему в скафандре не продержаться…

Юлька задумалась.

— Я полагаю, этого случиться не может, товарищ капитан. Если бы «червоточина» не установилась между нашим «батутом» и целевым, на «Звезде КЭЦ», но зеркало просто не возникло бы. Но оно возникло — а значит, всё в порядке. Понимаете, это как прямой тоннель без ответвлений, только вход и выход. Контейнеру попросту некуда больше деться.

— Будем надеяться, что вы правы. — буркнул Волынов. Видно было, что он остывает. Вот и хорошо, какой прок теперь шуметь? Диме этим всё равно не поможешь…

— Ладно, свободны. — он встал из-за стола. — Будем ждать — и молитесь, чтобы с этим олухом не случилось ничего фатального. Тоже мне, нашёлся космический заяц!..

Все три фары — на шлеме и на плечах скафандра, — светили ровным белым светом. Исправно было и устройство, проецирующее показания приборов на прозрачное забрало гермошлема. Ничего удивительного, подумал Дима, контейнер прошёл через обычный, земной постройки, «батут», а не сквозь «звёздный обруч», от которого только и ждёшь пакостных сюрпризов… Но это неважно, главное — закончилось мучительное, вконец вымотавшее нервы ожидание, а если ему суждено вместо Земли увидеть за стенками контейнера межпланетную черноту — что ж, во всяком случае, он попробовал. Никто ведь не помешает ему открыть забрало шлема, и тогда смерть будет быстрой…

Но — пока ещё рано. Дима щёлкнул клавишей на правом рукаве, в наушниках зашипело, затрещало. Так, и рация в порядке — правда, чтобы воспользоваться ею, надо выбраться из контейнера, стальные стенки которого экранируют радиоволны.

Дима огляделся — рядом, метрах в полутора, пристроена была связка из трёх запасных баллонов с воздухом. Пока в них необходимости не было — указатель кислорода показывал, что баллон в его ранце не использован даже на четверть. Секундой позже Дима сообразил, что от запасных баллонов ему не будет ни малейшего проку. Готовясь к своему безумному предприятию, он взял в шлюзовом отсеке не новейшую «Пустельгу», а привычный «Кондор-ОМ», а его конструкция, в отличие от более поздней модели, не позволяет менять баллоны своими силами, без посторонней помощи. Фатальная ошибка, которую можно объяснить только сильнейшим стрессом — и ему, возможно, придётся заплатить за неё жизнью.

Но это уже не имеет никакого значения — хотя дожидаться этого прискорбного события безропотно, запертым в стальном гробу, Дима не собирался. Стресс там, или не стресс — он, ветеран Внеземелья, приучен был бороться за жизнь до последнего вздоха.

Нашарив монтировку, с помощью которой он вскрыл контейнер на «Заре», Дима принялся отжимать запоры створок. Тугие замки не поддавались; тогда он поудобнее упёрся ногами и надавил изо всех сил. Секунда, другая — створки сдвинулись и стали медленно распахиваться. У Димы захватило дух: прямо перед ним в расширяющейся щели плыл пепельный, весь в шрамах метеоритных кратеров, шар Луны. Он пристегнул карабин страховочного фала, выплыл наружу, огляделся — и охнул, испытав ни с чем не сравнимое облегчение. Внизу, под ногами, в нескольких сотнях метров, висел в пустоте огромный тор «Звезды КЭЦ», и от его края спешили к контейнеру буксировщики-«крабы» и фигурки в скафандрах, тянущие за собой шлейфы выхлопов ранцевых двигателей.