Лабиринт Безумия

Глава 15

— Что это? — негромко спросила Белка, когда плавный изгиб очередного коридора вывел ее к идеально круглой лужице абсолютно черной воды. Не слишком большой, с тележное колесо, но вместе с тем чувствовалось, что помимо цвета в этой водице есть нечто еще. Что-то неуловимо опасное, ядовитое, неприятное. Что-то, заставляющее разумное существо держаться подальше от обманчиво безобидного озерца.

Таррэн привычно обошел зал по кругу, убедился, что не ошибся, и без лишних слов принялся стаскивать с себя сапоги.

— Таррэн?

— Это — четвертый виток, — сухо просветил Гончую эльф. — Отсюда начинаются владения четырех основных стихий в нашей магии: Вода, Огонь, Воздух и Земля. Пятый, шестой и седьмой круги соответственно. За ними будет Равнина Боли, а потом последний круг — Залы Единения, после которых мы доберемся, наконец, до Залов Забвения и Амулета Изиара.

— Отлично. Значит, тебе осталось недолго меня терпеть!

Он словно не услышал: сняв обувь, умело перевязав голенища невесть откуда извлеченным шнурком, перекинул через шею и в таком виде прошлепал к воде.

«Да, недолго, — сухо ответил он про себя. — И все это время я должен держаться от тебя как можно дальше. Настолько, насколько это вообще возможно. Лучше — на другом конце света. В могиле. Под слоем прочного камня. Во льдах или где-нибудь еще, где не слышно твоего голоса, где нет этого запаха и где я больше никогда не увижу твоих глаз…»

— Ты что задумал? — не на шутку обеспокоилась Белка, когда он низко наклонился и внимательно всмотрелся в черную муть. Показалось на миг, сама тьма уставилась на него оттуда в ответ — хищная, суровая, голодная и очень недобрая. — Таррэн! Стой! Не надо!

Темный эльф с легким удивлением обернулся, и бешеный Огонь в его глазах чуть спал. Впрочем, не настолько, чтобы он изменил недавнему решению держаться от нее подальше. Быть холодным и бесстрастным, чтобы больше не давать ей повода для злорадства. Просто дойти до Амулета, сделать свое дело и освободиться, наконец, от этой утомительной привязанности, с которой было так трудно мириться.

— В чем дело? — как можно суше спросил Таррэн.

— Ты что, собрался туда лезть? — нервно поежилась она. Затем осторожно зачерпнула прохладную воду, подержала немного и под внимательным взглядом эльфа медленно пропустила сквозь пальцы. — Неужели, отсюда нет другого выхода?

— Нет. Нам придется пройти сквозь все стихии, чтобы добраться до Амулета. Начиная с Воды и заканчивая Огнем.

— Ты уверен? А если попробовать по-другому?

— Другие двери больше не появятся, даже если я залью тут все кровью до потолка. Это — Путь, женщина. И я чувствую его так же хорошо, как тебя сейчас.

— Если бы ты меня чувствовал, то не стоял бы сейчас идиотом! — неожиданно рявкнула она и быстро отвернулась. — Лезь быстрее, чего встал?! Прыгай, раз надо! А я сразу за тобой! Ну?!!

Таррэн странно наклонил голову, странным образом чувствуя ее неуверенность, но промолчал, хмурясь еще больше и не совсем понимая, в чем дело. Но, кажется, лютое пламя в его глазах еще немного поутихло, будто тоже задумалось. В конце концов, он тряхнул головой, свесил ноги в черную воду (они ушли без всяких препятствий, как в бездонный колодец), набрал побольше воздуха в грудь и без всплеска исчез.

Белка, как ужаленная, повернулась.

— Таррэн!! — ахнула она, неожиданно сообразив, что он не просто не шутил, а действительно сиганул в эту дрянь с головой. — Вот дурак! Да откуда ж ты такой взялся?! Стой, подожди, я сейчас…

Гончая лихорадочно содрала свои сапоги, торопливо запихала их под доспех, намертво застегнула заклепки, мигом превратившись в беременную гусыню. Затем сердито сплюнула (на пол, а не в воду!) и тоже нырнула, искусно матеря проклятого остроухого гордеца, который и не подумал предупредить, что дрянная водица не просто холодная, а вовсе ледяная!

От внезапного холода у нее перехватило дыхание, из горла сам собой вырвался беззвучный вопль, грудь сдавило обручем страха, а вверх поднялось несколько провокационных пузырьков, но Белка быстро опомнилась и решительно заработала конечностями, вовремя сообразив, что если не двигаться — мигом заледенеет, а в ее чешуйчатом доспехе это будет верная смерть. Она торопливо огляделась, понимая также и то, что колодец на самом деле — не колодец вовсе, а нечто вроде черной полыньи, прикрытой для важности каменной плитой сумасшедшей толщины. И вода здесь не совсем черная, как казалось сверху, а очень даже серая, с хлопьями мокрой сажи или чего-то, дико похожего на сажу, которая у поверхности сбивалась в такие плотные кучи, что придавала воде зловещий черный оттенок. А отсюда, снизу, все очень даже ничего. И прозрачность кое-какая имеется. Вон, и эльф вдалеке дрыгает ластами, придурок ушастый!

Гончая зло сморщилась и активнее двинулась в сторону проклятого остроухого мерзавца, который заставил ее так нервничать. Гад! Негодяй! Хоть бы предупредил! Остроухий тюлень без крылышек! Крысюк мордатый! Нелюдь неразумная! Высокомерный сноб! Чтоб ты подавился на середине пути и запутался в собственных штанах! Чтоб у тебя сапоги порвались на самом видном месте!..

Она едва не задохнулась от обилия приходящих на ум эпитетов, но упорно плыла дальше, сверля бешеным взглядом едва не закипевшую от злости воду и мысленно продолжая ругаться. Конца и края серому морю было не видно, мутная тень остроухого то исчезала, то снова появлялась, будто его заносило в разные стороны, но надолго он не пропадал. А Белка, в очередной раз с облегчением заметив его сильную фигуру неподалеку, начинала материться с новой силой.

Сперва у нее кончились человеческие слова, затем — эльфийские, за ними настал черед гномьей брани, потом тролличьей, гоблинской… пока она не сообразила, что слишком уж долго длится этот дурацкий подземный бассейн. Сверху по-прежнему давила тяжелая серая плита, воздуха в груди было маловато для такого дальнего заплыва, и вскоре в ее голову начали закрадываться первые проблески приближающейся паники. А если воздуха не хватит? Если ушастый ошибся? Если тут вовсе нет выхода, и мы глупо потонем, как новорожденные белки в кадушке с солеными огурцами? Что, если ушастый сдастся? Если он проворонил и упустил свой треклятый Путь? Если выходом служит еще одна дурацкая полынья, а он ее проморгал?!!

Гончая лихорадочно завертела головой и неожиданно не увидела нигде стремительного пловца. Что, уже?! Утонул? Покалечился? Сдуру башкой приложился о камень наверху и теперь плавно падает в эту бездонную бездну?.. Белка окончательно перетрусила, чуть не в первый раз в жизни боясь за кого-то настолько сильно, что едва справлялась с собой. И не позвать его, не выловить, не тряхнуть, чтобы пришел себя. Ну, где ты, дурачок? Куда тебя понесла нелегкая?

«Таррэ-э-н!!! — взвыла она про себя. — Отзовись, нелюдь ушастая! Отзовись немедленно или, клянусь богом, так тебя отделаю…»

Словно в ответ сверху и немного левее раздался гулкий звук, похожий на солидный удар кувалдой по чему-то крепкому и весьма твердому. Звук отчего-то шел волнами, методично повторяясь. То накатывался, заставляя сердце испуганно трепетать, то снова отдалялся. Так, бывает, неистово колотят в запертую дверь на сильном морозе. Или выбивают дурь из нерадивого ученичка, заставляя монотонно долбить окровавленными кулаками в неподатливое дерево до тех пор, пока несчастное не рухнет на землю. Так долбит копытом взбешенный буйвол по растрескавшейся от жара глине. И точно так же бьется запертое в тесной груди сердце, когда ему становится нечем дышать.

Почувствовать нестерпимую резь в горле, Белка что было сил рванулась наверх, на звук, пытаясь разглядеть в резко помутневшей и почти почерневшей воде хоть какие-нибудь очертания. Бесполезно: словно кромешной тьме пытаешься на ощупь отыскать обороненный орешек. Глупо тыкаешься во все подряд и не знаешь, чем тебя заденет в следующий раз… ой! Она скривилась и, схватившись за гудящую от жестокого удара макушку, выдохнула в воду последние крохи воздуха. Перед глазами на миг поплыло, в ушах раздался дикий звон, а ноги безвольно повисли. Боги! Ну, надо же было так треснуться о ледяную каменную крышку! Совсем я… стоп! А почему ледяную?!!

Гончая мигом раздумала тонуть и не без труда вернулась к непонятной преграде, старательно не обращая внимания на холодную щекотку в подмерзающих конечностях. Затем подняла руки, торопливо ощупала непонятную плиту и сильно вздрогнула: это же обычный лед! Вода-то холоднющая, уже за лицо кусает, неудивительно, что сверху целую корку наморозило! Только слой толстый, зараза, как та плита, но все же это не камень! А значит, его можно разбить!!

Она со всего маху впечатала маленький кулачок прямо в ледяную крышку, грозящую стать крышкой самого настоящего гроба. Затем еще и еще раз, воспроизводя уже слышимый пару минут назад шум. Быстро сообразила, что ушастый тоже жив и где-то неподалеку. Наверное, как раз пытается раздолбить эту проклятую корку. А значит, и выход уже совсем рядом. Надо только добраться, суметь, прогрызть себе путь к спасению.

Белка ударила еще яростнее, зло поджала губы и, стараясь не обращать внимания на нестерпимую боль в груди, обрушила на неподатливую даже для ее силы корку целый град ударов. Знала, что тем самым спалит остатки воздуха. Знала, что может не справится. Знала, что надо бы найти Темного и попытаться вместе, но в глазах уже плавали разноцветные круги, уши заложило, пальцы на руках и ногах (Торк! зря только сапоги сняла!) почти превратились в ледышки, а она все била и била. До тех пор, пока губы не ощутили соленое, а к черному мареву не примешалась отвратительная розовая пелена. Кажется, рукам пришел конец… но и лед наверху начал ощутимо подрагивать и тихо трещать! Еще немного, еще чуть-чуть, малость напрячься, и все получиться…

Когда звон в ушах стало невозможно игнорировать, а суставы окончательно заледенели, лишив всякой подвижности, Белка безвольно опустила онемевшие руки и медленно закружилась вниз, с бессильной яростью провожая глазами удаляющееся черно-красное облако, над которым мелькнула непонятная смазанная тень. Проклятье! Я почти успела, почти справилась, одна, и так обидно будет проиграть Ледяной Богине в этот раз! Она всегда отставала на шаг, всегда не дотягивалась самую малость, да видно, пришла, наконец, и ее очередь праздновать безоговорочную победу.

«Жаль, — с тоской подумала Гончая, будучи не в силах сопротивляться лютому холоду. — Траш просто с ума сойдет, Дядько ужасно расстроится, да и Каррашик будет горевать… ох, малыши, как же вы без меня?»

Она устало прикрыла веки, больше не имея ни сил, ни желания шевелиться. Но затем вода вокруг нее заметно побледнела, стало видно облако крови с ее ободранных костяшек, а затем откуда-то издалека донесся еще один гулкий удар. Кажется, сверху. Может, даже снаружи этого ледяного плена, который сковал уже по рукам и ногам. Затем еще и еще один. Потом вдруг блеснуло ярким светом, заставив Гончую зажмуриться и отвернуться, спасая замерзшие глаза. Затем воду потревожило что-то крупное, во все стороны медленно и величаво расплылись белесые отломки. А потом за руку что-то мощно цапнуло и, больно сдавив, стремительно потащило наверх. К свету. К холодной плите из чистого льда. Вернее, к внушительных размеров дыре в ней, откуда пробивался знакомый желтоватый отблеск магических огоньков.

Оглушенную Белку бесцеремонно обхватили, сдавили уже со всех сторон. Затем подтянули, приподняли и одним могучим рывком выдернули на сушу, заставив выплюнуть все то, что успела наглотаться, и судорожно вдохнуть. С нее текло в три ручья, броня противно скрипела, покрывшись мелкими кристалликами льда, пальцы скрючились и отчаянно ныли. Но потом к беззащитной шее прижалось что-то твердое, как камень, но восхитительно горячее, и Гончая начала постепенно оттаивать. Затем вязкий плен куда-то исчез, а живительное тепло стало еще жарче, мягче и приятнее, осторожно охватило ее уже со всех сторон и закутало в замечательно теплые объятия, как в пуховую перину. В ушах загудело невесть откуда взявшееся пламя, запахло паленым и даже жареным, что-то осторожно лизнуло пятки шершавым языком, но все это было неважным, потому что ей снова стало тепло. И от этого чуда она не отказалась бы сейчас ни за что на свете.

Огонь, огонь, огонь… боги, как я люблю огонь!

Белка бездумно обмякла и почти провалилась в забытье, но почти сразу ее сильно встряхнули, а чей-то голос грубо разбил накатившую дремоту.

— Белка!! Белка, да очнись же!!

Она вяло пошевелила губами.

— Белка!!!

— Отстань…

— Да приди же в себя, дурная Гончая!!! — почти взвыл на ухо знакомый до отвращения голос. — И поживее, пока нас не изжарило заживо!!!

Белка с неимоверным трудом открыла глаза, но почти сразу зажмурилась от бьющего со всех сторон неистового алого цвета. Ну, что там еще? Дайте же передохнуть! Уши мгновенно заложило от звуков ревущего со всех сторон пламени, во рту стало жарко и сухо, как в пустыне. Мельчайшие капельки на лбу быстро испарились, а постепенно нагревающаяся чешуя черного питона начала неприятно похрустывать.

— Что за… — почувствовав на талии чужие руки, Гончая весьма живо распахнула веки, но почти сразу уткнулась в дымящуюся от непонятного жара рубаху Темного эльфа, шарахнулась прочь и едва не взвыла, когда голая пятка проехалась по тлеющим углям. Боги! Где он их только нашел! Из огня да в полымя!

— Тихо! Да не шевелись же, пока я сапоги натяну! Все, поднимайся! Если еще промедлим, сгорим заживо! Давай, давай же! НУ?!! Неужели решила помереть на полпути?! Не сметь! Открой глаза!! Смотри на меня, сказал! Поднимайся, ЖИВО!!!

Белка, все еще ошарашенная столь резким переходом от мертвенного холода к бешеной жаре, непонимающе хлопнула ресницами, но ее уже бесцеремонно толкнули вбок, пихнули, поставили на подгибающиеся ноги и весьма невежливо дернули. А затем властно потащили за собой, не обращая никакого внимания на стоны, мычание и неопределенное ворчание со спины.

«Таррэн, — запоздало сообразила она, чувствуя, как на теле высыхают последние капельки влаги. — Он все-таки выбрался наружу, нашел меня по следам крови, пробил лед и выдернул в этот ад. А теперь тащит за собой, как козу на веревке, надеясь, что я не упаду и смогу переставлять ноги… Торк! Как же стыдно!»

Белка оторопело помотала головой, прогоняя остатки сонной одури, и зябко поежилась от нового неприятного ощущения, потому что неистовая жара уже ощутимо мешала. Более того, она давила со всех сторон и настойчиво сдавливала тело горячими обручами. Горячий ветер рвал мгновенно высохшие волосы эльфа, свирепой кувалдой бил его в грудь, вынуждая идти медленно, осторожно, внимательно смотря под ноги и по сторонам. Да еще умудряться держать равновесие, чтобы не упасть от внезапных порывов. Казалось, ветер ополчился на двух жалких козявок, осмелившихся переступить порог этого негостеприимного дома. Он пихал и толкался, обжигал горло, нещадно жег кожу на лице, заставлял отворачиваться и с бешеным ревом скручивался вокруг в тугие воронки. Дорогу не видно, потому что дикий жар жестоко слепит глаза и выворачивает нежные веки наизнанку. Под ногами буквально горит земля, хрустя мириадами крохотных и ОЧЕНЬ горячих угольков. Между ними — нагретые до состояния лавы камни — алые, почти вишневые, источающие смертоносное пламя. Где помельче, а где и такие, которые надо огибать по хорошей дуге, потому что жар от раскаленных боков так силен, что впору возвращаться обратно и нырять в холодный омут с головой. Вокруг — ревущая и злорадно завывающая смерть. Впереди — полная неизвестность, которой не видно ни конца, ни края…

Таррэн с тоской огляделся и, к собственному ужасу, не нашел даже следов выхода. Как тут пройти? Как выжить? Как не опустить руки? Но надо. Просто надо идти: у него за спиной — беспомощная Гончая в своем неуместном доспехе. И то, что она до сих не спеклась тут, как громадный рак в кастрюле с кипятком, было уже невероятной удачей. Той самой, что делала ее нечувствительной к любой враждебной магии.

Таррэн не мог оглянуться, чтобы проверить, как она. Не мог себе позволить отвлечься даже на мгновение, потому что неистовая стихия забирала все его внимание. Она играла с ним, как играют громадные кошки с упавшим листком. Восторженно ревела, урчала и прыгала вокруг хищным зверем, ища хоть одну крохотную брешь в его наспех выставленной защите. Она свирепо кусалась, царапалась и больно билась. Ревниво тыкалась навстречу, коварно бросая под ноги острые камни, разочарованно отступала, когда не получалось взять верх, и внимательно изучала гордого смельчака, не посмевшего склонить голову перед ее мощью. А затем с удвоенной силой набрасывалась вновь. И с каждым шагом делала это все яростнее и жестче.

Неожиданно на спину Таррэна доверчиво легли две знакомые до боли ладошки. Маленькие, сухие и невероятно горячие, как и все вокруг, но Темный эльф с невыразимым облегчением растянул в неуместной улыбке потрескавшиеся губы: живая! Пришла в себя и показывает, что вполне готова идти быстрее! Что справится, сможет, стерпит и поможет ему дойти до заветной двери на новый виток! Не упадет без сил, а будет бороться до последнего. Вместе! Умница, хорошая Гончая, замечательная моя, смелая девочка!

Однако цепкие пальцы Белки, вопреки здравому смыслу, не стали останавливаться на достигнутом. Отбросив ложный стыд, они бесцеремонно скользнули дальше, ловко пробежались по его поясу, без сомнений обхватили, крепко обняли и притянули к нему покрытое жесткой (безумно горячей!) чешуей тело, от одного прикосновения которого плотная кожаная куртка на спине едва не вспыхнула. Причем, не только снаружи. Но эльф даже не пикнул, потому что Белка уже прижалась к нему целиком, почти растворилась в нем, приняла, доверилась. Легко поймала его ритм, как когда-то на Тропе, и теперь ступала след в след, почти став его частью, его половинкой, его новым сердцем и его… господи, настоящей парой! Будто так и надо! Будто она чувствовала разорванные узы! Будто понимала его, как никто в целом мире! Мысли читала и жмурилась от удовольствия!

«Белка…»

Ее щека спокойно легла у него между лопаток, легчайшее дыхание ощущалось даже сквозь свирепое завывание горячего ветра, от ее кожи шло блаженное тепло и волнующая нега. Красивое лицо с охотой зарылось в его густых шелковистых волосах, жадно вдыхая их тонкий аромат. А от мягких пальчиков, что доверчиво ухватили его за рубаху, словно дополнительные силы вливалась. Она ОБНЯЛА его! Сама! Впервые! Без сомнений и оговорок! И это было до того неожиданно, но так прекрасно, волшебно и восхитительно, так дико похоже на правду, что измученное бесконечными сомнениями сердце не выдержало: гулко стукнуло и, наконец, сдалось — сладко заныло, неуверенно затрепетало, а затем, устав от неопределенности, с готовностью рванулось навстречу. К ней. Не задумываясь, не держа задней мысли, даже не сомневаясь, что так правильно. ТАК должно было быть!

Таррэн неверяще вздрогнул, потому что вдруг почувствовал ее каждой клеточкой своего тела, услышал каждый ее вздох, каждое движение и слегка взволнованное биение ее сердца. Напрочь позабыл, что совсем недавно сердился. Даже не вспомнил о том, что сердилась она. Обо всем забыл, кроме того, что ОНА рядом. Настолько близко, как и мечтать было нельзя, нельзя даже надеяться. Настоящее, недостижимое, невозможное чудо… однако сейчас это чудо почему-то было, и весь остальной мир разом утратил свое значение.

«Значит, вот как оно бывает, — с щемящей нежностью подумал он, машинально накрывая ладонью ее изящные кисти, чтобы не ранило жестоким ветром. — Вокруг бушует настоящий ад, защита едва держится, ноги готовы обуглиться, дышать уже нечем, а я… боги, как же мне хорошо! Конечно, это магия виновата, ее кровь и ее проклятие, но… Торк! Да какая разница?! Наверное, я сумасшедший?»

Белка, как услышала, обняла крепче, несильно сжала его руку в ответ и, зарывшись лицом в слегка потрескивающие от жара черные пряди, тихонько подтолкнула носом. Словно сказала: эй, хватит мечтать! Топай давай, герой, пока жив, а я сразу за тобой! На что Таррэн снова улыбнулся и, пригнув голову, гораздо увереннее пошел вперед, своим телом проламывая упорное сопротивление стихии. А заодно, закрывая от нее уязвимую Гончую.

В этот момент он неожиданно осознал, что простил ей все — и чрезмерную резкость, нередко перетекающую в откровенную грубость, и бесконечное пренебрежение, и потрясающее умение уколоть в больное место, растравить душу. Ее нескончаемые придирки. Ее прежнюю ненависть, давнюю боль, ее слабость и, одновременно, странную силу. Ее жуткое прошлое, легшее на его плечи тяжким грузом вины. Невероятно изменчивую натуру, в которой было так сложно узнать ее, настоящую. Многочисленные личины, в которых она всегда была невероятно органична. Изумительные родовые клинки, за которые ему, как Темному, следовало страшно отомстить. За ее болезненное отторжение всякий раз, когда удавалось приблизиться хотя бы на волосок. Ее вечную настороженность и ожидание подвоха. Все подставы на этом долгом и неимоверно трудном пути. Все ядовитые уколы, которая она нанесла — и намеренно, и случайно. Все некрасивые слова, что сумели услышать его уши. Всю горечь, что пришлось испытать по ее вине, и всю тоску, которая без устали глодала нутро вот уже который час. Даже ее нехорошую магию, которая сводила с ума и заставляла зубами грызть голый камень, чтобы не поддаться… он простил ей все. И лишь тогда, наконец, почувствовал себя полностью свободным.

Таррэн благодарно прикрыл глаза.

Да и какая разница, что будет дальше? Какая разница в том, жить ли или умереть? Какое значение имеют закаты и восходы, роса на траве поутру, тихий смех юных прелестниц в роскошных кущах Великого Леса? Не нужно ни славы, ни денег, ни трона. Ничего больше не нужно, кроме НЕЕ. Даже безграничное могущество меркнет по сравнению с этим мигом неожиданного откровения. Все меркнет. Все теряет значение: и нескончаемая выжженная равнина, и боль в обожженных веках, и хрустящие под ногами горячие угли, и плавящаяся кожа, его память, сила и навязанный Родом долг. Абсолютно все.

«Даже смерть, — улыбнулся про себя Таррэн. — Все неважно, если тебя нет рядом, Белка. Прости, что я так поздно понял, малыш. Прости, потому что, кажется, я тебя…»

Гончая нервно вздрогнула и вдруг подняла голову, словно пыталась о чем-то предупредить. А он сделал последний шаг, набрал в грудь воздуха и… приглушенно взвыл, со всего маху ткнувшись носом в дымящуюся от неистового жара каменную поверхность.

— Иррадэ-э!!!..

От предательского удара кончик многострадального, обожженного, а теперь еще и разбитого носа обиженно хлюпнул и брызнул алой юшкой, щедро оросив коварную преграду, которая так нагло и, главное, без предупреждения выскочила навстречу. Будто в ответ, в глубине скалы что-то глухо заворчало и приглушенно буркнуло нечто нелицеприятное в адрес дурных нелюдей, не видящих дальше собственного пятака, хотя специально для них на плите черным по черному написано: «открывается внутрь»! Правда, на мертвом и давно забытом языке, но не в этом суть!

Следом донесся рокот невидимой воды, а тяжелая створка огромных ворот, на которую в странном наитии наткнулся полуослепший, полуоглохший и измученный до предела эльф, весьма живо поползла в сторону. При этом едва не стукнув несчастный нос во второй раз и чуть не придавив наполовину расплавленный сапог вместе со спрятанной там ступней. Только вмешательство Белки спасло его от второго позорного вопля на всю гудящую от жара пещеру и позволило обоим вовремя отползти на безопасное расстояние.

Спустя долгий миг, они с облегчением осознали, что одолели проклятый четвертый виток и даже остались живы. Что выбрались из этого ревущего ада. Дошли, добрались и открыли спасительный выход. Как, почему, каким именно образом — непонятно, но зато теперь им есть, чем похвастать. А едва впереди пахнуло блаженной прохладой, сулящий благословенный отдых, оба бездумно ринулись внутрь, стремясь вырваться из местного чистилища как можно скорее. Но закономерно споткнулись о высокий порожек, дружно запнулись, потеряли равновесие, потому что не пожелали отцепиться друг от друга. И со сдвоенными проклятиями рухнули на что-то холодное, мягкое, восхитительно пахнущее свеже скошенной травой. Упали, машинально обхватив друг друга еще теснее, прокатились два шага и резко застыли. Но лишь для того, чтобы уткнуться носами в податливый шелестящий ворс, зарыться лицами внутрь, жадно вдохнуть ароматы свежести и покоя, ощутить себя в непривычной безопасности, а затем мгновенно провалиться в крепкий, глубокий, целительный сон, в котором не бывает тревог.

Просыпаться мучительно не хотелось. Веки нещадно горели. Лицо — как кирпичом натерто, губы потрескались и при каждом движении начинали кровоточить, обгоревшие уши нещадно саднили, ушибленный нос и не подумал перестать болеть. Да еще и опух, раздувшись до отвратительно больших, просто неприемлемых размеров. Тело ломит, мышцы ноют, кожа горит огнем, до физиономии и вовсе страшно дотронуться…

Таррэн осторожно поднял правую руку, ощупал пострадавший кончик, отозвавшийся на легчайшее прикосновение ослепляющей болью, и досадливо сморщился. Некстати подумал, что выглядит хуже некуда, и тяжело вздохнул. Затем проверил резервы, тщательно поразмыслил, прикинул все «за» и «против», но все-таки решился потратить их часть на то, чтобы стереть с лица следы недавнего позора.

Повинуясь его силе, несчастный нос стремительно сдулся, кости и хрящи торопливо срослись, отек мигом спал, а громадный кровоподтек на пол-лица спешно посинел, пожелтел, затем побледнел и, наконец, полностью исчез. Кожа мигом очистилась, посветлела и засияла прежним здоровьем. Тело постепенно налилось силой, усталость забилась куда-то очень глубоко, страшась показаться наружу. И только после этого он смог, наконец, приоткрыть слипающиеся веки и приподняться.

— Жаль, — притворно вздохнула Белка, оказавшаяся в двух шагах левее и выше. — Такой натюрморт испортил! Между прочим, эта синяя слива вместо носа была гораздо симпатичнее. И она, кстати, прекрасно подходит к цвету твоих волос. Зря ты ее убрал, мне понравилось.

Темный эльф обреченно вздохнул: значит, видела.

— Как себя чувствуешь, герой?

— Живой, — коротко ответил Таррэн, с сожалением признав, что бо́льших трат никак не может себе сейчас позволить: накопленный за многие века резерв таял чересчур быстро, а он до сих пор не знал, с чем еще придется столкнуться в недрах Лабиринта.

Белка сидела на одном из беспорядочно разбросанных валунов и с интересом следила, как морщится от неловких движений ее остроухий спутник. Серое лицо, запыленные уши, посветлевшие и потрескавшиеся от жара волосы, наполовину сожженная одежда, полуразвалившиеся сапоги…

— Хорош, — удовлетворенно кивнула она. Сама чистенькая, ничуть не пострадавшая (или просто восстановившаяся?), доспех сияет и играет радужными бликами. Просто лоснится, будто начищенный воском, призывно мерцает и до того облегает тело, что невольно хочется подойти и убедиться, что это совершенство — настоящее, а никакой не мираж.

Таррэн снова сморщился, но на этот раз от «похвалы».

— Ты как?

— Нормально, — она беззаботно качнула ножкой. — А ты, случайно, не знаешь, куда нас занесло? Откуда тут трава, бассейн, питьевая вода и свежие плоды на кустах?

Темный эльф поднялся и, слегка качнувшись от слабости, быстро огляделся. Но Гончая была права: вокруг простирался совершенно неприемлемый пейзаж — свежая, поразительно мягкая, буквально шелковая трава, игривый ручеек в десяти шагах левее, за ним — небольшая полоска густых кустов, достигающих пояса взрослого человека. На верхних ветках — заманчиво красные и весьма аппетитные с виду плоды… тут и пространства-то — десять на пятнадцать шагов! Под травой очень хорошо ощущается прежняя каменная твердость, по краям странной полянки возвышаются уже знакомые серые стены без единой трещинки и рисунка, а потолок оставался все таким же низким, как и везде. Но живая природа в центре Лабиринта?! Невозможно!!

— Вот и я так думаю, — кивнула Белка, легко прочитав выражение его лица. — Однако вода очень даже свежая, приятная, вкусная. Мыться можно, я проверила и, так сказать, испытала на себе. Плоды неядовитые. Стены теплые, пол мягкий, а вон там, в сторонке, неплохие лопухи виднеются…

Таррэн смущенно шевельнул ушами и, стараясь не думать о том, что всего пару минут назад она была потрясающе близко, первым делом отправился в указанную сторону. Лопухи, не лопухи, но вот ТУДА ему действительно было нужно! Вернувшись, сбросил пропыленную и изрядно пропахшую гарью одежду, тщательно вымылся, прополоскал рубаху, вычистил сапоги, одновременно напряженно размышляя над происходящим. Однако дойдя до штанов, вдруг опомнился, сообразил, что делает, и неловко замер. А затем нерешительно обернулся.

Белка вопросительно приподняла бровь.

— Что?

— Ты не хочешь отвернуться?

— Нет, — дерзко улыбнулась она, нахально изучая полуголого эльфа.

У Таррэна под влажными волосами слегка порозовели кончики ушей и странно сверкнули глаза, но не больше.

— Ладно. Как знаешь, — он как можно небрежнее пожал мокрыми плечами и взялся за ремень. Оборачиваться и смотреть за спину больше не стал: в самом деле, не маленькая, наверняка не раз раны перевязывала у своих Гончих. Прекрасно знала, что там и как у них устроено. Да и чего теперь стесняться? Давно уже все видела и даже (гм!) довольно подробно откомментировала.

— Кхе… с ума сошел, ушастый?! — ошеломленно кашлянула Белка. — Ну, ты даешь! Адресом не ошибся? Это тебе не Аккмал и не Дом Развлечений, чтобы демонстрировать свои прелести!

— А что не так? У вас говорят, что в лесу и в бане не стесняются, — ровно заметил эльф, мысленно ухмыльнувшись. Ха! А говорила, что ничем ее не проймешь! — Мне надо вымыться, но заставить тебя завязать глаза я не могу. Только попросить отвернуться. Ты, кстати, не захотела, так что — без обид.

— Вот нахал! Видела бы тебя тетушка Арва!

— Думаю, ей бы понравилось, — невозмутимо отозвался наглый нелюдь.

Белка мысленно представила эту картинку и зябко передернула плечами. Бр-р, как живую, получилось вспомнить свирепую кухарку. Да еще рядом с подтянутым и весьма недурным остроухим, который (гад!) уже и посмеиваться начал про себя, безошибочно угадав ее собственное смущение. А чего он ржет-то?! Ну да, видела и не раз. Да, все знала, но все равно это — слишком! Мог бы прикрыться, наглец! Как, чем?! Лопухом, конечно!! Не очень эстетично, зато гораздо лучше, чем сверкать… э-э-э, тем, чем он там сверкает! Хотя, надо признать, посмотреть есть, на что. И тогда, и сейчас.

Ее глаза поневоле скосились на широкую спину, на которой красиво гуляли натруженные мышцы, на сильные ноги, перевитые жилами руки, неторопливо трепыхающуюся от неловких движений черную гриву. Торк, ведь и правда хорош! Просто бессовестно красив! Недаром мужчины его Рода никогда не знали отказа — слава красивейших существ за потомками Изиара закрепилась очень не зря!

— На чучело таких надо, — оскорблено фыркнула Белка, сердито отворачиваясь и пряча порозовевшее лицо, но он не обратил внимания: намурлыкивая под исцелившийся нос что-то тихое и очень лирическое, с удовольствием наплескался, вволю напился. Натянул свеже выстиранные штаны и только тогда вернулся, на ходу отжимая волосы и отфыркиваясь, как дикий кот.

— Уф, хорошо…

— А ты не слишком расслабился, остроухий? — ядовито осведомилась она, когда наглый нелюдь стряхнул на нее искристые капельки. — Мы все-таки не на увеселительной прогулке. И не на балу, между прочим! Что-то совсем страх потерял — скоро серенады петь начнешь, а то и стихами баловаться!

Таррэн с удовлетворенным вздохом растянулся на прежнем месте.

— Не начну. Просто у нас есть немного времени на отдых. Советую и тебе воспользоваться моментом.

— Что ты имеешь в виду?

— Гм, — эльф ненадолго задумался. — Мне кажется… вернее, я чувствую, что Лабиринт… м-м-м, не совсем то, чем мы всегда его считали. Как мне думается, он вполне разумен, а в чем-то даже весьма проницателен. Да, он должен охранять Амулет от чужаков, но ему совсем невыгодно убивать претендентов, потому что он тоже зависит от их силы. Да-да, не удивляйся: если не станет Амулета, Лабиринт наверняка исчезнет! И каждый раз, когда он слабеет, то становится зависим от нового Хозяина. Он должен отобрать достойных, только и всего, но для этого использует все, что может. В том числе, и магию. В нашем же случае Лабиринт по какой-то причине решился изменить свою структуру и всего в двух витках подсунул нам четыре стихии сразу, а не по одной, как положено. Сперва это была Вода, которую он запер мощной аурой льда и охлажденной Земли, а затем без всякого перерыва выбросил нас в Огонь, смешанный с Воздухом. Помнишь ветер? Так вот, его там быть не должно. Как не должно было быть преград на выходе из Воды. По крайней мере, Хроники об этом ничего не говорят, а стихийные Залы (которых всегда было четыре!!) описывают, как череду наполненных магией помещений, между которыми есть крохотные площадки для отдыха и восстановления резерва.

— Хочешь сказать, твой дрянной Лабиринт нас подставил?!! — гневно выдохнула Белка.

Эльф откинулся на траву и, заложив руки за голову, блаженно сощурился.

— Что, не нравится?

— Нет! — рявкнула она, мигом слетев с удобного насеста. — Какого Торка все пошло не так?! Нас же чуть не изжарило! Почти сдуло, едва не утопило…!!!

— М-м-м, это часть испытания. Но я, если честно, тоже не ожидал такой подлости.

— Какого еще испытания?!!

— Того самого. Или ты думала, что пройти к Амулету просто? — зеленый глаз на мгновение приоткрылся и загадочно сверкнул. — Даже Темному с кровью Изиара в жилах нелегко одолеть здешние ловушки и остаться невредимым. Но это оправдано — нас проверили на жадность, решимость, стойкость, упорство, умение действовать сообща… и позволили идти дальше. Такова цена за возможность прикоснуться к чуду, Белка. Только так: все или ничего. Либо ты окажешься достойным этой чести и сумеешь увидеть вечность, либо сгинешь на пути к ней.

Гончая неприязненно покосилась на молчаливые стены маленького оазиса и, сжав кулачки, сердито нахохлилась.

— Знаешь, ушастый, мне кажется, я начинаю искренне и очень глубоко ненавидеть это место!

— За что? За то, что нас услышали и милостиво разрешили сократить Путь?

— ?!

— Неужели ты еще не поняла? — удивился эльф и даже приподнялся на локте. — Лабиринт — почти живое существо. Он было создан для охраны и защиты Амулета от всяких колдунов и искателей наживы. Это — артефакт, но артефакт разумный. К тому же, он слишком силен и опасен, чтобы доверять его чужим рукам, поэтому Изараэль и сделал его таким… непостоянным. Лабиринт, как и Проклятый Лес, меняется каждую эпоху. Если хочешь, подстраивается под претендентов. Изучает их. Слушает и внимательно наблюдает. Он тоже учится, Белка. И он хорошо знает, кого можно, а кого нельзя пропускать внутрь ни в коем случае. Нам с тобой еще повезло: нас признали хорошими противниками. Ради нас сам Путь был изменен. Да, это было трудно. Да, мы сильно рисковали. Но зато мы с тобой преодолели большую часть Пути всего за несколько часов, хотя обычно для этого требуются полные сутки. Понимаешь? Идя сюда, я даже не рассчитывал на такую удачу! Но теперь твои друзья и Урантар без препятствий выберутся к ближайшему Месту Мира и спокойно дождутся нашего возвращения. МЫ дадим им этот шанс! И МЫ сможем помочь им выбраться, понимаешь?

— Ты так уверен, что вернешься? — скептически фыркнула Гончая.

Таррэн пожал плечами и снова улегся.

— Нет. Но начало, согласись, неплохое. Больше половины Пути уже пройдено, мы остались живы, а теперь можем отдохнуть и восстановиться перед оставшимися двумя Залами.

— Что?! Всего два?! Неужели мы так здорово срезали?

— Да, мы сэкономили целые сутки, и это, по-моему, замечательно. Ложись, отдыхай теперь, — сонно велел эльф. — Лабиринт разбудит нас сам, когда придет время для следующего испытания. Я чувствую. Так что надо набраться сил и, если получится, хорошенько подготовится.

— Подготовиться… вижу я, как ты собрался готовиться! — проворчала Гончая. — Эй, не спи! Лучше ответь на вопрос (теперь, наверное, можно?): ты и в самом деле Хранитель?

— М-м-м…

— Таррэн!!

— Чего?

— Я тебе вопрос задала!

— А на него обязательно отвечать? — сонно пробормотал эльф, но получил чувствительный тычок под ребра и неохотно открыл глаза. — Зачем пихаешься? Я… как бы это сказать… не совсем Хранитель.

— В какой смысле?

— Ну, формально обладаю всеми знаниями и силой, что положена любому нормальному Хранителю. Но на самом деле я от этого звания… скажем так: отказался. Отрекся, если точнее. Собственно, поэтому и ушел из Темного Леса, но давно. Очень. Скоро и сам начну забывать.

— А почему? — не отставала Гончая, настойчиво теребя носком сапога чужой локоть, но тот лишь вяло качнулся и упал обратно на траву. — Таррэн, ты опять спишь!

— Ну и что? — пробормотал он. — Что я, не заслужил? Чай, тоже человек. Дай же покою, я действительно устал.

— Таррэн!

— М-м-м…

— Да что ж такое-то?! — внезапно взорвалась она. — Что вы за народ — мужики?! То обижаются не по делу, то морды воротят, то целоваться лезут, когда не надо, а когда надо — храпят беспробудным сном!! Беспредел какой-то! Форменное безобразие!

Таррэн изумленно распахнул глаза и, мигом позабыв про сон, в полнейшей оторопи воззрился на угрюмо нахохлившуюся девушку. Белка только что не зашипела в ответ.

— Как ты сказала?! А ты не перегрелась, девочка?! Голову не напекло по дороге? Или это МНЕ напекло, раз уже перестал понимать происходящее?

— Тебе, тебе, ушибленный ты наш, — огрызнулась она. — Только не напекло, а мордой хорошенько приложило. Так, что в ушах до сих пор звенит и слышится… всякое! Не хочешь отвечать, не надо! И нечего на меня таращиться, как блаженный — на ожившую статую богини Линнет! Отвернись, сказала! И спи, раз решил! Все, разговор окончен!

Белка подхватилась так резво, что он не успел и рта раскрыть. Только приподнялся на локтях, а она уже исчезла среди пышнолистных кустов. Опять сердитая, чем-то ужасно раздосадованная и откровенно разочарованная его непростительной тупостью и скудоумием. Пришлось пожать плечами в третий раз и улечься обратно, гадая о превратностях судьбы, особенностях женской логики и странном стечении обстоятельств, приведших его к этой необычной, суровой, но невероятно притягательной женщине, которая вот уже которую неделю, сама того не ведая, сводит его с ума. Но данное обстоятельство, как ни парадоксально, больше не доставляло никакого беспокойства. Скорее, напротив, он бы охотно поддался этой жестокой магии, с удовольствием рискнул, если бы был уверен в том, что выживет сегодня. И если, конечно, она бы позволила. А до тех пор…

Коварный сон незаметно подкрался и решительно оглушил усталого эльфа пуховой подушкой, оборвав важную мысль точно на середине.