Время умирать

* * *

— Нет! — бушевал Шон. — Ни черта она не поедет. Забудь об этом, Капо. Она не поедет, и точка, черт подери!

— Я набираю стрелков, — спокойно ответил Рикардо. — Я сказал, она поедет, значит так и будет.

Они стояли рядом с «тойотой». Рикардо и Клодия встретили Шона на въезде в лагерь. Шон глубоко вздохнул и посмотрел на отца и дочь, которые стояли перед ним, одинаково упрямые и несговорчивые.

Он снова собрал всю силу легких, чтобы заорать, но потом с усилием сдержался.

— Сам подумай, Капо. Ты же разумный человек. — Он сбавил тон. — Ты же понимаешь, что это невозможно.

Отец и дочь, объединенные общей целью, по-прежнему молча смотрели на него.

— Там война. Я не могу взять ее.

— Клодия едет с нами.

— Черта с два она едет!

— А что вас, собственно, так волнует? То, что я женщина? Я могу делать все, что может мужчина, — наконец заговорила молчавшая до этого Клодия.

— Можете мочиться стоя? — Шон хотел заставить ее смутиться, вывести из себя, но она словно не заметила грубости и как ни в чем не бывало продолжала:

— Я могу делать большие пешие переходы, переношу жару и мух цеце. Я подготовлена ничуть не хуже, чем отец.

Шон подчеркнуто проигнорировал ее слова, отвернулся и обратился к Рикардо:

— Как отец, ты не можешь позволить ей это. Представь себе, что с ней может случиться, если она попадет в лапы головорезов РЕНАМО.

Он увидел, что Рикардо готов поддаться, но и Клодия тоже заметила это и, прежде чем он успел бы сдаться, взяла отца за руку и решительно сказала:

— Либо я еду, либо никто не едет, и тогда прощайтесь со своими деньгами, полковник Шон Кортни.

Она попала в точку, это было главное — полмиллиона долларов. Она победила, и они оба это знали. Но Шон не мог отступить так просто, поэтому попытался еще раз.

— Кто здесь командует, Капо? Чьи приказы я выполняю, твои или ее?

— Это не сработает. — Клодия говорила спокойно, хотя всей душой желала бы вцепиться ему в лицо ногтями и зубами и изодрать его в клочья. Издевка все еще звучала в ушах. — Мы с отцом обо всем договорились. Либо мы едем вдвоем, либо отменяем сделку. Так ведь, папа?

— Боюсь, что так, Шон. — Рикардо выглядел усталым и подавленным. — Это не обсуждается. Хочешь получить деньги — бери Клодию с нами.

Шон резко развернулся на каблуках и зашагал к лагерю. Через несколько шагов он остановился, держа руки в карманах.

Разговор на повышенных тонах привлек внимание слуг в лагере. Они толпились около столовой, выглядывали из дверей и окон хижин. На лицах отражалось опасение, смешанное с любопытством.

— Какого черта таращитесь? — гаркнул он на них. — Работы, что ли, нет? — Слуги тотчас исчезли.

Шон развернулся и медленно подошел к «тойоте», где все еще стояли Рикардо и Клодия.

— Хорошо, вы поедете, — заявил он, холодно глядя на Клодию. — Можете себе хоть шею свернуть, но на мою помощь не рассчитывайте.

— И не подумаю, — сладким голосом ответила она, зная, что это разозлит его больше, чем открытое торжество. Оба знали, что перемирие кончилось.

— Мне нужно подготовить кое-какие бумаги, Капо. — Шон направился в столовую, больше не оглядываясь.

Двумя пальцами Шон печатал на старом портативном «ремингтоне» заявления, одно от имени Рикардо, другое — от имени его дочери. Каждое начиналось со слов: «Настоящим подтверждаю, что полностью сознаю опасность, которой подвергаюсь, и противозаконность…» Затем он напечатал расписку, которую должен был подписать Рикардо, позвал Джоба и повара, чтобы они засвидетельствовали подпись. Копии бумаг он запечатал в конверт, адресованный Риме в харарский офис, и запер их в маленьком стальном сейфе, стоящем в углу палатки.

— Что ж, за дело, — вслух сказал он.