* * *

Ужин, который устроил генерал Чайна для Клодии и Шона, трудно было назвать удавшимся, несмотря на непрекращающиеся попытки генерала быть любезным.

Буйволиное мясо, которое подавали, было жестким и невкусным, а пиво сделало присутствующих офицеров шумными и задиристыми. Погода изменилась, было душно и жарко даже после захода солнца. В бункере, служившем столовой, страшно воняло дешевым местным табаком и мужским потом.

Сам генерал Чайна пива не пил. Он сидел во главе стола, игнорируя громкие разговоры подчиненных и их манеры за столом. Напротив, он разыгрывал гостеприимного хозяина перед Клодией, вовлекая ее в разговор, которого она поначалу пыталась избежать.

Клодия так и не успела привыкнуть к застольным обычаям Африки. Она с ужасом наблюдала, как из общей чашки на столе зачерпывали густую маисовую кашу прямо руками, скатывали в комки пальцами и макали в подливку из буйволиного мяса. Жирный соус тек по подбородкам. В процессе поглощения пищи не предпринималось ни малейших попыток закрыть рот и прекратить разговор, так что, когда кто-нибудь смеялся или громко вскрикивал, брызги и частицы еды буквально летали над столом. Несмотря на то, что Клодия была голодна, у нее пропал аппетит, и пришлось сконцентрироваться на рассуждениях генерала Чайны.

— Мы разделили всю страну на три военные зоны, — объяснил он. — Генерал Такавира Док Альвс командует северной частью. Это провинции Ньяса и Кабо Дельгадо. На юге командует генерал Типпу Тип, а я, конечно, возглавляю армию в центральных провинциях Маника и Зофала. Все вместе мы контролируем почти пятьдесят процентов общей территории Мозамбика. Оставшиеся сорок процентов — зона опустошения, где мы вынуждены применять тактику выжженной земли, чтобы не позволить ФРЕЛИМО выращивать там продовольствие или каким-либо образом добывать деньги для финансирования войны против нас.

— Значит, сообщения о творящихся здесь зверствах, которые мы получали в США, — правда? — Чайна все-таки ухитрился заинтересовать Клодию. Это обвинение прозвучало неожиданно резко. — Ваши войска действительно уничтожают мирное население в зонах опустошения?

— Ну что вы, мисс Монтерро, — улыбка Чайны была ледяной. — Тот факт, что мы изгоняли мирное население, неоспорим. Но все зверства, резня и пытки — дело рук исключительно ФРЕЛИМО.

— Но ведь ФРЕЛИМО — практически армия правительства Мозамбика, зачем же им уничтожать собственный народ? — возразила Клодия.

— Согласен с вами, мисс Монтерро, иногда трудно понять дьявольскую природу ума этих марксистов. Правда же в том, что ФРЕЛИМО просто не может управлять. Оно даже не способно предоставить защиту гражданскому населению, которое живет вне городов, не говоря уже об обеспечении медицинской помощью, организацией образования, развитием транспорта и средств коммуникации. Чтобы отвлечь мировую общественность от полного провала своей экономической политики и отсутствия популярности, оно предоставляет международным СМИ прямо-таки римские зрелища массовых убийств и пыток, в которых обвиняет РЕНАМО и ЮАР. Ведь куда проще убивать людей, чем кормить и давать образование. А пропаганда против РЕНАМО для марксиста стоит миллионов жизней.

— Так вы считаете, что массовые убийства в стиле красных кхмеров здесь совершает государство? — Клодия была в ужасе. Она побледнела и покрылась испариной от духоты подземной столовой и от чудовищности объяснений Чайны.

— Я не полагаю, мисс Монтерро. Я просто констатирую факты.

— Но… но… должен же остальной мир что-то предпринять?

— Миру все равно, мисс Монтерро. Это предоставили решать нам, РЕНАМО. Вот мы и пытаемся свергнуть режим гнусных марксистов.

— ФРЕЛИМО — избранное правительство, — напомнила Клодия.

Генерал Чайна покачал головой.

— Нет, мисс Монтерро, в Африке почти нет избранных правительств. В Мозамбике, Анголе, Танзании и других жемчужинах африканского социализма никогда не проходили выборы. В Африке хитрость в том, чтобы любой ценой захватить власть. Типичное африканское правительство заполняет вакуум после исхода колониальных властей и отстаивает свои позиции с помощью баррикад и автоматов Калашникова. Они провозглашают однопартийную систему, которая в дальнейшем исключает любую форму оппозиции, и назначают пожизненного диктатора.

— Скажите, Чайна, — Клодия повысила голос, перекрывая рокот разговоров за столом, — если однажды ваши усилия увенчаются успехом, вы и ваши генералы победите ФРЕЛИМО и станете управлять этой страной, вы сами-то позволите состояться свободным выборам и организовать подлинно демократическую систему управления?

Несколько мгновений Чайна в изумлении молча смотрел на нее, затем восхищенно засмеялся.

— Мисс Монтерро, ваша наивная вера в изначальное благородство человека весьма трогательна. Я сражаюсь за власть так давно и упорно вовсе не для того, чтобы тут же передать ее кучке неграмотных крестьян. Нет, мисс Монтерро, когда мы завоюем власть, она останется в надежных руках. — Он протянул к ней свои руки ладонями вверх. — Вот в этих, — продолжал он.

— Тогда вы ничем не отличаетесь от остальных.

На щеках Клодии от гнева появились красные пятна. Этот человек заковал ее в наручники и заключил в грязную, отвратительную яму. Она ненавидела его всей душой.

— Думаю, вы начинаете понимать наконец, что происходит, несмотря на ваши либеральные заблуждения. В Африке нет хороших парней и плохих парней. Есть победители и проигравшие. — Он улыбнулся. — Уверяю вас, мисс Монтерро, что я намерен стать победителем.

Генерал Чайна отвернулся от нее, когда один из его связных офицеров нырнул через низкую дверь в бункер и поспешил к столу. С извиняющимся приветствием он протянул генералу истрепанную желтую бумажку с донесением. Чайна невозмутимо прочел его, затем взглянул на гостей.

— Прошу извинить меня. — Он надвинул берет под правильным углом, встал и вышел вслед за связным из бункера.

Когда он ушел, Клодия наклонилась к Шону.

— Мы можем уйти отсюда? Мне кажется, я не выдержу больше ни секунды. Боже мой, как я ненавижу этого человека.

— Здешние порядки, кажется, не очень строги, — тихо ответил Шон. — Не думаю, что мы оскорбим кого-нибудь своим уходом.

Когда они добрались до двери, позади раздался взрыв смеха и свиста. Они с облегчением покинули бункер.

Ночной воздух был прохладным. Клодия глубоко вздохнула и сказала с благодарностью:

— Не знаю, что было более удушающим: спертый воздух или разговор. — Она снова глубоко вздохнула. — Никогда не ожидала, что Африка окажется именно такой. Такой странной, нелогичной, противоречивой. Все, что я считала правдой, перевернуто с ног на голову.

— Но это интересно, да? — спросил Шон.

— Интересно, как может быть интересен ночной кошмар. Пойдем спать. По крайней мере, это то, во что я верю.

Они пошли к своему убежищу, но внезапно их остановил голос Чайны.

— Неужели вы покидаете нас так скоро? — Из темноты появилась его высокая гибкая фигура, направлявшаяся к ним. — Боюсь, у меня для вас плохие известия.

—Ты не отпускаешь нас. Ты нарушаешь условия сделки, — прямо сказал Шон. — Я знал, что все так и будет.

— Обстоятельства оказались выше меня, — успокаивающе произнес Чайна. — Я только что разговаривал по радио с сержантом Альфонсо. Как вы знаете, я ожидал, что он вернется сегодня вечером и его люди проводят вас и мисс Монтерро до границы, однако…

— Ну, давай же, услышим это от тебя, Чайна, — сердито прорычал Шон. — Что за историю ты состряпал?

Генерал Чайна проигнорировал и обвинение, и тон, каким оно было высказано.

— Сержант Альфонсо сообщает, что на западе от нас располагаются большие силы противника. Кажется, набравшись храбрости под прикрытием вертолетов, ФРЕЛИМО, при поддержке регулярных войск Зимбабве, готовятся начать полномасштабное наступление. Вероятно, мы уже полностью отрезаны от границы с Зимбабве. Территория, которую мы контролировали, наверняка кишит силами противника. В течение нескольких часов начнется сражение. Сержант Альфонсо пробивается к нам с боями, у него уже есть жертвы. Боюсь, что вы останетесь с нами на некоторое время, полковник. Это самоубийство — пытаться сейчас пересечь границу. Вы должны остаться под моей личной защитой.

— Какого черта, что тебе от нас нужно? — потребовал Шон. — Ты что-то задумал. Я чувствую запах твоих грязных мыслей. Что тебе надо?

— Такое недоверие угнетает, — холодно улыбнулся Чайна. — Однако чем скорее будут уничтожены «хайнды», тем скорее будет прекращено наступление ФРЕЛИМО и тем скорее ты и мисс Монтерро вернетесь в цивилизованный мир.

— Ближе к делу, — сказал Шон.

— Вы с капитаном Джобом единственные, кто умеет обращаться со «стингерами». И тут наши интересы совпадают. Я хочу, чтобы вы обучили моих людей обращаться с ракетами.

— И это все, что ты хочешь? — Шон пристально посмотрел ему в лицо. — Мы научим твоих людей, и ты позволишь нам уйти?

— Именно.

— Какие гарантии, что ты не заставишь меня делать еще что-нибудь?

— Такое недоверие просто причиняет мне боль.

— Жаль, не такую сильную, как хотелось бы.

— Значит, решено. Вы обучаете моих людей. В обмен я даю вам группу сопровождения, которая при первой же возможности сопроводит вас до границы.

— У нас есть выбор?

— Я рад, что ты разумный человек. Это намного упрощает наши отношения. — Он вдруг заговорил совершенно иным тоном: сухо и деловито. — Мы должны приступить немедленно.

— Вначале дайте вашим людям время немного протрезветь, — заметил Шон. — Я начну завтра. Буду тренировать шанганов с помощью Альфонсо и Фердинанда, если Альфонсо доберется целым и невредимым.

— Сколько понадобится времени? — поинтересовался Чайна. — Сейчас на счету каждый час.

— Они умные и толковые парни, мы сообразим что-нибудь через неделю.

— У нас нет столько времени.

— Я приведу «стингеры» в рабочее состояние так быстро, как только смогу, — раздраженно ответил Шон. — Поверь мне, Чайна, я не хочу торчать здесь ни минуты дольше, чем это необходимо. А теперь мы пожелаем вам спокойной ночи. — Он взял Клодию под руку.

— О, Шон, — прошептала она. — У меня ужасное предчувствие, что мы попали в ловушку, из которой никогда не выберемся. — Шон слегка сжал ее руку, чтобы заставить замолчать.

— Посмотри туда, — мягко приказал он, и она послушно подняла глаза.

— Звезды? — спросила она. — Ты хочешь, чтобы я посмотрела на звезды?

— Да, на звезды.

Они сверкали на небе как гигантские светлячки, которых пришпилили к небесному своду.

— Они успокаивают душу, — мягко объяснил Шон. Она глубоко и тихо вздохнула.

— Ты прав, мой дорогой. Сегодня у нас есть любовь, давай наслаждаться ею сполна, а завтрашний день позаботится о себе сам.

Под шатром из камуфляжной сетки она чувствовала себя в безопасности. Комкастый травяной матрас уже принял формы их тел, и она даже не заметила шершавого прикосновения парусины к коже.

— Даже если бы мы занимались любовью десять тысяч раз, я бы так же отчаянно нуждалась в тебе, — прошептала Клодия, засыпая.

Она проснулась, внезапно почувствовав, как напряглось тело Шона. Он тут же прикоснулся пальцем к ее губам, призывая к молчанию. Она замерла в темноте, не смея дышать и шевелиться, и вдруг услышала. Тихое шуршание у входа, когда отодвинулась занавеска и появилось какое-то животное.

Сердце Клодии бешено стучало, и она прикусила губу, сдерживая готовый вырваться крик, когда услышала, что нечто, пересекая комнату, направляется к кровати. Оно ступало почти бесшумно, только песок еле слышно поскрипывал под лапами. Затем она почувствовала его запах, запах дикого хищника, и ей снова захотелось закричать.

Рядом с ней вдруг вскочил Шон — стремительно, как нападающая гадюка. Он нанес удар через москитную сетку. Последовали короткая борьба, приглушенные крики. Клодия попыталась укрыться, спрятаться за его спиной.

— Попался, негодный пигмей, — проворчал Шон. — Ты не проведешь меня на этот раз. Это тебе не сойдет с рук так просто. Повтори-ка теперь, что я старею, и я сверну тебе шею!

— Ты навсегда останешься молодым и прекрасным, мой бвана, — хихикнул Матату и изогнулся как щенок, которого держат за шиворот.

— Где ты был, Матату? — строго спросил Шон. — Что задержало тебя так долго? Неужели ты встретил на своем пути красивую девушку?

Матату снова хихикнул. Ему нравилось, когда Шон говорил о любовных победах и флирте.

— Я нашел место, где ночуют хеншо, — похвастался он. — Так же, как я бы нашел, где пчелы построили свой улей. Я наблюдал их полет против солнца и проследил за ними до их секретного места.

Шон придвинул его ближе к кровати и пожал руку.

— Рассказывай, — приказал он.

Матату присел на корточки, подоткнул набедренную повязку и важно откашлялся, прочищая горло.

— Там есть круглый холм, круглый, как голова лысого человека, — начал Матату. — с одной стороны проходит инсимби, железная дорога, а с другой — дорога.

Шон прилег на локоть, чтобы слушать, другой рукой он обнял обнаженную талию Клодии и прижал ее ближе. Она уютно устроилась в его руках, слушая птичий эльфийский голос Матату в темноте.

— Вокруг холма много аскари с большими бандуки, которые спрятаны в дырках в земле. — Шон живо представил тщательно охраняемую вершину так, как ее описывал Матату. Далее, за внешними оборонительными линиями в отдельных отрытых в песке углублениях располагались вертолеты. Они были неуязвимы, как боевые танки, их корпуса защищали укрепления. Чтобы привести в действие несущие смерть ракеты и бомбы, им нужно было только подняться на несколько футов над землей.

— Внутри круга, где ночуют хеншо, много повозок и много белых людей в зеленой одежде, которые часто забираются внутрь хеншо и все время что-то там делают. — Матату описал передвижные мастерские, топливные цистерны и бригады русских механиков и техников, необходимых для того, чтобы поддерживать вертолеты в рабочем состоянии. В тренировочных руководствах говорилось о высоких требованиях к обслуживанию и управлению «хайндов», огромные изотовские турбодвигатели которых буквально пожирали топливо.

— Матату, а ты заметил там возле холма железнодорожные цистерны? — спросил Шон.

— Я видел их, — подтвердил Матату. — Эти такие большие круглые бочки, полные пива, — человек, который их везет, наверно, очень хочет пить. — Давным-давно, в один из его редких визитов к Шону в город, Матату увидел большую бочку, из которой наливали пиво, в одной из самых крупных пивных Хараре. Он был так впечатлен увиденным, что теперь был совершенно убежден, что любые цистерны, какого бы размера или типа они ни были, содержат только пиво. Шон не стал переубеждать его. Матату просто никогда бы не поверил, что в некоторых из них содержимое менее благородное, например, бензин. И теперь малыш всегда задумчиво смотрит на какую-нибудь стоящую на дороге цистерну.

Шон тихонько улыбнулся, глядя в темноту. Топливо для вертолетов, очевидно, было доставлено из Хараре бензовозами, затем перегружено в железнодорожные цистерны. Удивительно, что южноафриканцы сами не доставили топливо. Однако если вертолетная эскадрилья получит это самое топливо, они подвергнутся большому риску. Это надо было иметь в виду.

Матату сидел рядом с Шоном около часа, пока Шон тщательно записывал и зарисовывал с его слов все детали расположения базы.

Матату был уверен, что там было одиннадцать вертолетов — по его собственной оценке. На самом деле их было двенадцать, но один разбился при столкновении с «геркулесом».

Матату был также уверен, что только девять из них смогут полететь. Спрятавшись, он видел вылет эскадрильи на заре, ее возвращение для дозаправки и, уже ночью, после окончания операции, расстановку машин по укрытиям. Шон знал, что Матату умеет правильно считать до двенадцати, но дальше весь счет у него сводился к тому, что цифры больше двенадцати он обозначал как «много», «очень много» и наконец «много, как травы в долине Серенгети».

Таким образом, Шон теперь знал, что две машины сломаны или, по крайней мере, в плохом техническом состоянии, и, вполне доверяя тому, что рассказал Матату о девяти боеспособных вертолетах, понимал, насколько это все еще внушительная сила. Вертолетов было достаточно, чтобы изменить ход военных действий не в пользу РЕНАМО — если только не удастся вывести их из строя.

Матату, закончив наконец свой рассказ, обратился к Шону.

— Ну а теперь, мой бвана, что я могу еще сделать?

Шон на минуту задумался. Не было никаких реальных причин, мешающих включить Матату в шанганский отряд под его командованием. Однако он чувствовал, что в будущем ему может пригодиться эта тайна, окружающая Матату, скрывающая его от холодного, как у рептилии, взгляда генерала Чайны.

— Ты мой запасной козырь, Матату, — сказал Шон по-английски, а затем добавил на суахили: — Я хочу, чтобы ты на время скрывался от посторонних взглядов. Не позволяй никому тебя видеть, кроме меня и Джоба.

— Я тебя понял, мой бвана.

— Наведывайся ко мне каждый вечер, примерно в это же время. Я буду давать тебе еду и расскажу, что нужно будет делать. Тем временем наблюдай за всем, а потом рассказывай об увиденном.

Матату исчез так бесшумно, что они услышали только шорох сетки на выходе.

— С ним все будет в порядке? — спросила Клодия тихо. — Я беспокоюсь за него, он такой милый.

— Из всех нас он наиболее приспособлен к выживанию. — Шон улыбнулся вслед маленькому человечку.

— Что-то расхотелось мне спать. — Клодия прильнула к Шону, как кошка. Затем, немного позже, прошептала: — Я так рада, что Матату разбудил нас…

Загрузка...