Часто, когда они ложились спать, внутренние двери резко открывались, также как дверцы шкафа, который стоял в зале, причём с большой силой и шумом. А однажды ночью стулья, которые, когда они ложились спать, стояли у камина, все оказались в середине комнаты в весьма правильном порядке, и на одном из них висело сито, полное дыр, а на другом — ключ от внутренней двери. И днём, когда они сидели за пряжей, они видели, как ворота амбара самопроизвольно открылись. Однажды, когда Алиса сидела за пряжей, прялка несколько раз выпрыгнула из колеса на середину комнаты… и ещё большое количество таких же странных случаев, как этот, которые было бы утомительно перечислять.
— Питер, — произнесла Харриет. И со звуком собственного голоса в полудрёме она попыталась высвободиться из его рук и через зелёное море сверкающих на солнце буковых листьев провалилась во тьму.
— Проклятье, — тихо произнесла Харриет. — О, проклятье. Не хочется просыпаться.
Часы в Новом дворике музыкально пробили три.
— Так не пойдёт, — сказала Харриет. — Так совершенно не пойдёт. У моего подсознания — самое предательское воображение. — Она нащупала выключатель прикроватной лампы. — Неприятно, что сны никогда не отражают реальные желания, но всегда что-то намного худшее. — Она включила свет и села.
— Если бы я действительно хотела, чтобы меня страстно обнимал Питер, то мне должны были бы сниться дантисты или работы в саду. Интересно, какие же глубины ужаса могут быть скрыты за вежливым символом объятий Питера. Проклятый Питер! Интересно, что бы он сделал в таком случае, как этот. — Это возвратило её к вечеру в клубе Эготист и анонимному письму, а оттуда назад к его абсурдному бешенству по поводу лейкопластыря.
«…но мой ум в тот момент находился на службе…»
Иногда кажется, что у него птичьи мозги, подумала она. Но уж когда работает, он действительно концентрирует свои мысли на работе. Ум на службе. Да. А что делаю я, позволяя уму перескакивать с одного на другое. Действительно ли это — работа, или же нет?.. Предположим, что анонимщик сейчас на маршруте, оставляя письма под дверями… Хотя чьими дверями? Нельзя же наблюдать за всеми дверями… я должна сидеть у окна, бдительно следя за ползающими во дворе фигурами… Кто-то должен это делать, но кому можно доверять? Кроме того, у донов есть своя работа, они не могут сидеть всю ночь, а потом работать весь день… работа … концентрация мыслей на работе…
Она выбралась из кровати и раздвинула занавески в стороны. Луна отсутствовала, и ничего не было видно. Даже никакая припозднившаяся студентка не сидела за эссе и не жгла полуночную лампу. «В такую тёмную ночь любой может пройти куда угодно», — подумала она. Она едва различала даже силуэт крыш Тюдор-билдинг с правой стороны или тёмный корпус новой библиотеки, выступающий слева позади пристройки.
Библиотека, а в ней ни души.
Она надела халат и тихо приоткрыла дверь. Было чрезвычайно холодно. Она нашла настенный выключатель и спустилась по центральному коридору пристройки мимо ряда дверей, за которыми студентки спали и видели сны Бог знает о чём: экзамены, спортивные соревнования, студенты, вечеринки, — обо всём том, что называют «активной жизнью». Перед дверями лежат небольшие кучки грязной посуды для скаутов, которые её соберут и помоют. А также обувь. На дверях таблички с именами: мисс Х. Браун, мисс Джонс, мисс Колберн, мисс Шлепоски, мисс Исааксон — множество незнакомых личностей. Очень много будущих жён и матерей различных народов или, напротив, множество потенциальных историков, учёных, школьных учителей, докторов, адвокатов, если смотреть под этим углом. В конце коридора было большое окно, гигиенично приоткрытое сверху и снизу. Харриет плавно толкнула нижнюю часть и выглянула, поёживаясь от холода. И внезапно она поняла, что безотносительно причины или инстинкта, побудившего её посмотреть на библиотеку, всё произошло очень вовремя. Новая библиотека должна была быть абсолютно тёмной. Но это было не так. Одно из длинных окон было разделено сверху донизу узкой полоской света.
Голова Харриет работала быстро. Если это была мисс Берроус, которая продолжала вполне на законных основаниях (хотя и в неподходящий и жертвенный час) свои приготовления, почему она не поленилась задвинуть шторы? Окна в библиотеке обычно занавешивали, потому что они выходили на юг и приходилось как-то защищаться от яркого солнечного света. Но было совершенно абсурдно для библиотекаря прятать себя и свои легальные действия от чужих взоров посреди тёмной мартовской ночи. Руководство колледжа не отличалось такой скрытностью. Что-то произошло. Нужно ли пойти исследовать это дело самостоятельно или разбудить кого-то ещё?
Одно было совершенно ясно: если за шторами скрывается кто-то из преподавателей, то не благоразумно брать с собой в качестве свидетеля студентку. Какие доны спали в Тюдор-билдинг? Не заглядывая в список, Харриет помнила, что у мисс Бартон и мисс Чилперик комнаты были в этом здании, но с противоположной стороны. Но, по крайней мере, открывалась возможность их проверить. Последний раз бросив взгляд на окно библиотеки, Харриет быстро прошла мимо своей комнаты в переходе в главное здание. Она проклинала себя за то, что не взяла фонарик, и теряла время, возясь с выключателями. Вдоль коридора, мимо верхней площадки лестницы и налево. На этом этаже никаких донов — значит, они этажом ниже. Назад и вниз по лестнице, и вновь вперёд налево. Она оставляла гореть за собой весь свет в коридоре и задалась вопросом, обратят ли на это внимание в других зданиях. И вот, наконец, дверь по левой стороне от неё с табличкой «мисс Бартон». И дверь открыта.
Она резко постучала и вошла. Гостиная была пуста. За ней дверь спальни тоже была открыта. «Так, — сказала себе Харриет и громко позвала, — Мисс Бартон!» — Не было никакого ответа, и, заглянув, она увидела, что спальня столь же пуста, как и гостиная. Одеяло отброшено, и в кровати явно спали, но спящий встал и ушёл.
В голову сразу пришло вполне невинное объяснение. Харриет мгновение стояла, присматриваясь, а затем вспомнила, что окно комнаты выходит во дворик. Занавески были отодвинуты, и она всмотрелась в темноту. В окне библиотеки был всё ещё виден свет, но пока она смотрела, он погас.
Она бросилась назад к основанию лестницы и через вестибюль. Парадная дверь здания была приоткрыта. Харриет потянула за ручку, открыла дверь полностью и побежала через дворик. Когда она бежала, показалось, перед нею что-то внезапно возникло. Она бросилась вперед и столкнулась с незнакомцем. Её схватила сильная рука.
— Кто это? — отчаянно спросила Харриет.
— А это кто?
Хватка разомкнулась, и лицо Харриет осветил фонарик.
— Мисс Вейн! Что вы здесь делаете?
— Это мисс Бартон? Я искала вас. Я видела свет в новой библиотеке.
— Я тоже. Я только что спустилась посмотреть, в чём дело. Дверь заперта.
— Заперта?
— И ключ внутри.
— Есть ли ещё вход? — спросила Харриет.
— Конечно есть. Я должна была об этом подумать. Вверх через проход в Холл и художественную библиотеку. Идём!
— Минутку, — сказала Харриет. — Кто бы там ни был, он всё ещё может там оставаться. Вы следите за главной дверью, чтобы не дать ему уйти этим путём. Я поднимусь через Холл.
— Очень хорошо. Здравая мысль. Стоп! Разве у вас нет фонарика? Возьмите мой. Вы будете понапрасну терять время, включая свет.
Харриет схватила фонарик и побежала, одновременно интенсивно размышляя. История мисс Бартон казалась достаточно правдоподобной. Она проснулась (почему?), заметила свет (весьма вероятно, что спала с раздвинутыми занавесками) и вышла, чтобы заняться расследованием, в то время как Харриет бегала по верхнему этажу в поисках нужной комнаты. Тем временем некто в библиотеке или закончил то, что делал, или, возможно, встревожился, увидев как в Тюдор-билдинг загорается свет. Он не вышел через главную дверь, он был или всё ещё где-нибудь в крыле библиотеки, или выскользнул по лестнице Холла, пока мисс Бартон и Харриет сцепились друг с другом во дворике.
Харриет нашла лестницу Холла и стала подниматься, стараясь пользоваться фонариком как можно реже и направляя его свет вниз. Ей неожиданно пришло в голову, что человек, на которого она охотилась, может быть весьма неуравновешенной личностью, если не безумной, и вполне способен нанести удар из тёмного угла. Она поднялась на верхнюю площадку лестницы и толкнула двойные стеклянные двери, которые привели к проходу между Холлом и кладовой. Когда она это сделала, ей показалось, что она услышала впереди тихий звук какого-то движения и почти одновременно увидела свет фонарика. Один из пары объединенных выключателей должен был находиться справа позади двери. Она нашла его и нажала. Последовала короткая вспышка, а затем вновь темнота. Предохранитель? Она засмеялась над собой. Конечно, нет. Просто человек на другом конце прохода щёлкнул вторым выключателем одновременно с ней. Она вновь нажала выключатель, и свет затопил проход.
Слева от себя она увидела три дверных проёма со служебными окошками между ними, которые выходили в Холл. Справа была длинная глухая стена между проходом и кухнями. И перед нею в дальнем конце прохода, поблизости от двери в кладовую, стояла чья-то фигура придерживающая одной рукой халат, а в другой держащая большой кувшин.
Харриет стремительно пошла к ней, фигура довольно неуверенно двинулась навстречу. Её черты показались знакомыми, и через мгновение она её узнала. Это была мисс Хадсон, третий курс, которая присутствовала во время встречи выпускников.
— Какого чёрта вы делаете здесь в это время ночи? — строго спросила Харриет. Вообще-то, едва ли она имела право интересоваться передвижениями студенток. И при этом она не чувствовала, что её собственный вид, в пижаме и халате, внушает почтение или страх. Мисс Хадсон, действительно, казалась совершенно изумлённой, попав под допрос такой экстравагантной незнакомки да ещё в три утра. Она смотрела и безмолвствовала.
— А почему я не могу здесь быть? — наконец сказала мисс Хадсон вызывающим тоном. — Я не знаю, кто вы. Я имею столько же прав находиться здесь, сколько и вы… О, чёрт возьми! — добавила она и рассмеялась. — Я полагаю, что вы — одна из скаутов. Я не узнала вас без униформы.
— Нет, — сказала Харриет, — я — бывшая студентка. Вы — мисс Хадсон, не так ли! Но ваша комната не здесь. Вы были в кладовой? — Её глаза остановились на кувшине.
Мисс Хадсон покраснела.
— Да, мне захотелось немного молока. У меня эссе.
Она сказала об этом, как о болезни. Харриет хихикнула.
— Так значит, это всё ещё продолжается? Кэрри столь же мягкосердечна, как в своё время Агнесс? — Она подошла к окошку в кладовую и подёргала его, но оно было заперто. — Нет, похоже, что нет.
— Я просила, чтобы она оставила его открытым, — сказала мисс Хадсон, — но, наверное, она забыла. Пожалуйста, не выдавайте Кэрри. Она ужасно славная.
— Вы хорошо знаете, что Кэрри не должна оставлять окошко открытым. Вы должны были получить своё молоко до десяти часов.
— Знаю. Но не всегда заранее знаешь, захочется или нет. Полагаю, что в своё время вы проделывали то же самое.
— Да, — согласилась Харриет. — Ну, бегите к себе. Хотя секундочку. Когда вы сюда пришли?
— Сейчас. Только за несколько секунд до вас.
— Кого-нибудь встретили?
— Нет, — мисс Хадсон выглядела встревоженной. — С чего это? Что-нибудь случилось?
— Мне ничего такого не известно. Идите спать.
Мисс Хадсон убежала, а Харриет попыталась открыть дверь в кладовую, которая оказалась заперта так же надёжно, как и окошко. Тогда она прошла через художественную библиотеку, которая была пуста, и положила руку на дубовую ручку двери, которая вела в новую библиотеку. Дверь не шелохнулась. В замке ключа не было. Харриет осмотрелась. На подоконнике лежал тонкий карандаш, рядом книга и несколько бумаг. Она вставила карандаш в замочную скважину — он не встретил никакого сопротивления.
Она подошла к окну художественной библиотеки и толкнула его. Оно выходило на крышу маленькой лоджии. Нет, чтобы продолжать эту игру в прятки, двух человек явно недостаточно. Она пододвинула стол поперёк двери в библиотеку, так, чтобы, если бы кто-нибудь попытался выйти, она бы это услышала, затем вылезла на крышу лоджии и наклонилась над балконом. Она ничего не смогла увидеть под собой, но достала из кармана фонарик и посигналила.
— Хелло! — раздался снизу осторожный голос мисс Бартон.
— Другая дверь заперта, и ключа нет.
— Это плохо. Если кто-то из нас отойдёт, злоумышленник может ускользнуть. А если мы закричим, поднимем панику.
— Всё зависит от громкости, — сказала Харриет.
— Слушайте, я попытаюсь войти через окно первого этажа — их все, кажется, запирают, но я могу разбить стекло.
Харриет ждала. Она услышала слабый звон. Потом была пауза, а затем звук сдвигаемой рамы. Последовала более продолжительная пауза. Харриет возвратилась в художественную библиотеку и отодвинула стол от двери. Приблизительно через шесть или семь минут она увидела, как ручка двери повернулась и услышала стук с другой стороны дубовой двери. Она наклонилась к замочной скважине, спросила: «В чём дело?» и приложила ухо к скважине. «Здесь никого, — сказал голос мисс Бартон с другой стороны. — Ключей нет. И ужасный беспорядок».
— Иду.
Она поспешила назад через Холл и вокруг здания к парадному входу в библиотеку. Здесь она нашла окно, открытое мисс Бартон, пролезла через него и поднялась по лестнице в библиотеку.
— Да... — только и вымолвила Харриет.
Новая библиотека была красивой, высокой комнатой с шестью эркерами с южной стороны, освещаемой множеством окон, идущих почти от пола до потолка. С северной стороны стена была без окон и закрыта стеллажами до высоты десять футов. Выше шла глухая стена, вдоль которой впоследствии, когда книг станет слишком много, можно будет пристроить дополнительную галерею. Это голое пространство мисс Берроус украсила рядом гравюр, какие имеются в каждом академическом сообществе: здесь были Парфенон, Колизей, Колонна Траяна и другие топографические и классические объекты.
Все книги в комнате были вытащены и свалены на пол, просто для того, чтобы оголить полки. Картины были сброшены вниз. И всё пространство глухой стены, обнажившееся в результате, было украшено бордюром из рисунков, выполненных коричневой краской, и надписей высотой в один фут, — все самого непотребного вида. Пара библиотечных лестниц и банка с краской, из которого торчала широкая кисть, триумфально стояли посреди развалин, демонстрируя, как всё было проделано.
— В клочья! — сказала Харриет.
— Да, — согласилась мисс Бартон. — Хороший приём ожидает лорда Оукэппла. — В её голосе неявно чувствовалось почти удовлетворение, что заставило Харриет резко взглянуть на неё. — Что вы собираетесь делать? Что делают в таких случаях? Будете ползать с лупой, или пошлёте за полицией?
— Ни того, ни другого, — сказала Харриет. Она на мгновение задумалась.
— Первое, — сказала она, — состоит в том, чтобы послать за деканом. Затем нужно найти или оригинальные ключи или запасной набор. Третье, нужно смыть эти непристойные надписи прежде, чем их кто-либо увидит. И четвертое, нужно подготовить комнату до двенадцати часов. Ещё полно времени. Не могли бы вы разбудить декана и привести её сюда. Тем временем я осмотрюсь в поисках улик. Впоследствии мы можем обсудить, кто это натворил и как смог уйти. Пожалуйста, поторопитесь.
— Гм! — сказала коллега. — Мне нравятся люди, которые знают, чего хотят. — Она пошла с удивительной быстротой.
«Ее халат весь в краске, — вслух сказала Харриет сама себе, — но она могла замазаться, пока залезала внутрь. — Она пошла вниз и исследовала открытое окно. — Да, вот где она перелезала через влажный радиатор. Думаю, что я тоже заляпана. Так и есть. Ничего, что бы указывало на источник краски на одежде. Отпечатки шагов, без сомнения её и мои. Стоп. Момент!»
Она проследила влажные следы до вершины лестницы, где они стали слабыми и исчезли. Ей не удалось найти третий набор, но следы ног злоумышленника, вероятно, уже успели высохнуть. Кто бы он ни был, он, должно быть, начал операцию, самое позднее, вскоре после полуночи. Краска сильно расплескалась; если бы можно было обыскать весь колледж в поисках одежды, запятнанной краской, было бы хорошо. Но это вызвало бы грандиозный скандал. Мисс Хадсон — были ли на ней какие-либо пятна краски? Харриет считала, что нет. Она огляделась вокруг, и неожиданно поняла, что горят все лампы, а шторы раздвинуты. Если кто-нибудь смотрел из других зданий напротив, то внутренность комнаты была ему видна, как на сцене. Она погасила свет, задвинула шторы и вновь включила освещение.
— Да, — сказала она. — Понимаю. В этом и состоял план. Шторы задвинули, пока шла работа. Затем свет выключили и раздёрнули шторы. Наш художник убежал, оставив двери запертыми. Утром снаружи всё выглядело бы как обычно. Кто попытался бы войти первым? Ранний скаут, чтобы пройтись последний раз тряпкой? Она обнаружила бы, что дверь закрыта, и подумала бы, что это сделала мисс Берроус, и, вероятно, ничего не стала бы предпринимать. Скорее всего, первой вошла бы мисс Берроус. Когда? Немного позже молитвы, или чуть раньше. Она не смогла бы войти сразу. Пока искали бы ключи, время было бы потрачено впустую. А когда кто-либо действительно попал бы внутрь, было бы уже слишком поздно, чтобы поправить дело. Собрались бы все. Канцлер…
Мисс Берроус была бы первой, кто вошёл. Она также была последней, кто ушёл накануне, и она была тем человеком, который лучше всех знал, куда сложили банки с краской. Могла ли она разрушить собственную работу, как могла бы мисс Лидгейт уничтожить собственные корректуры? Как далеко может зайти эта психологическая посылка, чтобы не оказаться полным бредом? Казалось, можно разрушить всё на свете, за исключением результатов собственного труда. Но с другой стороны, если вы достаточно хитры, чтобы заставить людей подумать именно так, то можно было бы нанести удар и по собственной работе.
Харриет медленно двигалась по библиотеке. На паркете была большая лужа. И на её краю… о, да! Конечно, было бы очень полезно поохотиться на запачканную краской одежду. Но здесь были доказательства, что преступник не носил шлепанцев. А почему он должен был что-нибудь носить? Радиаторы на этом этаже работали на полную мощность, а полное отсутствие одежды было гораздо удобнее.
И как этот человек ушёл? Ни мисс Хадсон (если ей можно было доверять), ни Харриет никого не встретили. Но было много времени, чтобы улизнуть, после того, как огни были погашены. Тёмную фигуру, скользящую под сводчатым проходом Холла, трудно было заметить с противоположной стороны Старого дворика. Или, если на то пошло, кто-то вполне мог скрываться в Холле, в то время как Харриет и мисс Хадсон разговаривали в проходе.
— Я немного дала маху, — сказала Харриет. — Я должна была включить свет в Холле, чтобы убедиться.
Мисс Бартон вновь появилась, на этот раз с деканом, которая бросила один взгляд вокруг и воскликнула: «Господи, помилуй!» Она была похожа на небольшого крепенького мандарина с длинной рыжей косичкой и в стеганом синем халате, расшитом зелёными и алыми драконами. «Какие же мы идиоты, это же очевидно! Если бы мы только подумали об этом, то мисс Берроус могла бы запереть всё прежде, чем уйти. И что нам теперь делать?»
— Моя первая мысль, — сказал Харриет, — о скипидаре. А вторая — о Пэджете.
— Дорогая, вы абсолютно правы. Пэджет справится. Он всегда со всем справляется. Как воплощённое добро, он всегда побеждает. Какое счастье, что вам удалось заметить неладное. Как только мы отмоем эти отвратительные надписи, мы сможем нанести покрытие из быстросохнущей темперы или чего-то в этом роде или оклеить стену обоями и… Господи! Я не знаю, где взять скипидар, если только не осталось после маляров. Мне нужна бодрящая ванна. Но Пэджет справится.
— Я схожу и приведу его, — сказала Харриет, — и заодно прихвачу мисс Берроус. Мы должны будем вернуть книги на место. Сколько времени? Без пяти четыре. Я думаю, что мы вполне успеем. Вы сможете держать оборону, пока я не возвращусь?
— Да. О, и главная дверь теперь открыта. К счастью, у меня был дополнительный ключ. Красивый позолоченный ключ — подготовили для лорда Оукэппла. Но мы должны будем вызвать слесаря для другой двери, если у строителей нет запасных.
Самым замечательным, с чем столкнулась Харриет в это замечательное утро, была невозмутимость Пэджета. Он появился на звонки Харриет, одетый в красивую полосатую пижамную пару, и принял её инструкции с монументальной флегматичностью.
— Декан очень сожалеет, Пэджет, но кто-то сыграл очень неприятную шутку в Новой библиотеке.
— В самом деле, мисс?
— Всё перевернуто вверх дном, на стенах очень неприличные слова и рисунки.
— Это очень неприятно, мисс.
— Коричневой краской.
— Это плохо, мисс.
— Нужно всё смыть, прежде, чем кто-либо это увидит.
— Очень хорошо, мисс.
— А затем мы должны будем найти декораторов или кого-нибудь ещё, кто оклеит обоями или закрасит стену прежде, чем прибудет канцлер.
— Очень хорошо, мисс.
— Вы думаете, это можно будет сделать, Пэджет?
— Предоставьте это мне, мисс.
Следующая забота Харриет состояла в том, чтобы поднять мисс Берроус, которая приняла новость с громкими гневными криками.
— Как отвратительно! И вы хотите сказать, что все книги нужно расставить снова? Сейчас? О, Боже, да, думаю другого пути у нас нет. Какое счастье, что я не разместила в витринах фолиант Чосера и другие ценности. Боже мой!
Библиотекарь выскочила из кровати. Харриет посмотрела на её ноги. Они были довольно чистыми. Но в спальне был слабый запах. Через некоторое время она вычислила, что он идёт от раковины.
— Скипидар?
— Да, — ответила мисс Берроус, воюя с чулками. — Я принесла его из библиотеки. Я запачкала руки, когда убирала банки с краской и прочие вещи.
— Одолжите его мне. Нам пришлось перелезать через невысохший радиатор.
— Пожалуйста.
Харриет вышла, озадаченная. Почему мисс Берроус потрудилась принести бутылку в Новый дворик, когда она могла удалить краску на месте? Но, если кто-нибудь захотел бы смыть краску с ног, будучи прерванным посреди работы, ему, возможно, ничего и не оставалось бы, как схватить банку и нести её сюда.
Затем пришла другая мысль. Преступница, возможно, не покинула библиотеку босиком. Она вновь надела шлёпанцы. Но если вы суёте запачканные краской ноги в шлёпанцы, в них должны остаться отпечатки.
Она вернулась в свою комнату и оделась. Затем возвратилась в Новый дворик. Мисс Берроус ушла. Её домашние туфли стояли у кровати. Харриет исследовала их от и до, но краски на них не было. На обратном пути Харриет догнала Пэджета. Он степенно шёл через лужайку, держа в каждой руке по большой банке со скипидаром.
— Где вам удалось его добыть, Пэджет, в столь ранний час?
— Ну, мисс, Маллинз поехал на своем мотоцикле и поднял парня, который, как он знал, живёт над собственной москательной лавкой, мисс.
Оказывается, всё очень просто.
Некоторое время спустя Харриет и декан, прилично одетые и в мантиях, шли вдоль восточной стороны Квин-Элизабет-билдинг вслед за Пэджетом и бригадиром декораторов.
— Юные леди, — слышно было, как говорил Пэджет, — забавляются также, как юные джентльмены.
— Когда я был парнем, — ответил бригадир, — юные леди были юными леди. А юные джентльмены были юными джентльменами. Если вы понимаете, что я имею в виду.
— Чего не хватает этой стране, — сказал Пэджет, — так это Гитлера.
— Правильно, — сказал бригадир. — Пусть девушки сидят дома. Забавная тут у вас работа, приятель. А кем вы были прежде, чем попали сюда?
— Смотрителем за верблюдами в зоопарке. Тоже очень интересная работа.
— А что заставило вас её бросить?
— Заражение крови. Меня укусили в руку, — сказал Пэджет, — самка.
— О! — только и сказал бригадир декораторов.
К тому времени, когда прибыл лорд Оукэппл, библиотека не являла взгляду ничего непристойного, а демонстрировала лишь некоторую сырость и пятнистость в верхней части, где новые обои высохли неравномерно. Стёкла были выметены, а пятна краски стёрты с пола, двадцать фотографий классических скульптур были извлечены из шкафа, чтобы заменить Колизей и Парфенон, книги вернулись на свои полки, из витрин надлежащим образом смотрели Чосер ин-фолио, первый Шекспир ин-кварто, три книги издательства Кемскотт-Моррис, копия с «Собственника» Голсуорси с автографом, и вышитая перчатка, принадлежавшая графине Шрусбери. Декан хлопотала вокруг канцлера, как курица над единственным цыплёнком, опасаясь, что из его салфетки или из складок одежды выпорхнет какое-нибудь грязное письмо, и, когда в профессорской после обеда он вынул из кармана стопку заметок и принялся листать их с озадаченным и хмурым видом, напряженность достигла такой остроты, что декан чуть не опрокинула сахарницу. Оказалось, однако, что он просто потерял греческую цитату. Директриса, хотя ей история с библиотекой была известна, демонстрировала своё обычное безмятежное спокойствие.
Харриет ничего этого не видела. Она провела всё время после того, как декораторы выполнили свою работу, в библиотеке, наблюдая перемещения всех, кто входил или выходил, и следя за тем, чтобы они не оставили после себя ничего нежелательного. Было очевидно, однако, что полтергейст колледжа уже сделал свой выстрел. Самозваному надзирателю был принесён холодный обед. Он был накрыт салфеткой, но под ней не скрывалось ничего, кроме бутербродов с ветчиной и других столь же невинных предметов. Харриет узнала скаута.
— Вы — Энни, правда? Вы теперь в штате кухни?
— Нет, мадам. Я обслуживаю Холл и профессорскую.
— Как поживают ваши малышки? По-моему, мисс Лидгейт сказала, что у вас две маленькие девочки?
— Да, мадам. Как любезно с вашей стороны спросить о них. — Лицо Энни просияло от удовольствия. — Они прекрасны. В Оксфорде им очень хорошо после промышленного города, где мы жили до этого. А вы правда любите детей, мадам?
— О, да, — сказал Харриет. На самом деле она не очень-то интересовалась детьми, но едва ли можно так прямо и сказать обладательнице двух прекрасных крошек.
— Вы должны выйти замуж и завести собственных, мадам. Ох! Я не должна так говорить, это не моё дело. Но мне кажется так ужасно видеть, что все эти незамужние леди живут в одном месте. Это неестественно, правда?
— Ну, Энни, — это дело вкуса. И нужно дождаться правильного человека, чтобы выйти замуж.
— Это очень верно, мадам. — Харриет внезапно вспомнила, что муж Энни был не совсем нормальным и совершил самоубийство или что-то в этом роде, и задалась вопросом, была ли её банальность тактичной. Но Энни казалась вполне довольной. Она снова улыбнулась, у неё были большие голубые глаза, и Харриет подумала, что она, должно быть, была красавицей, прежде, чем стала настолько худой и нервной. — Я уверена, что он вас найдёт… или, возможно, вы уже обручены?
Харриет нахмурилась. Она не очень любила этот вопрос и не хотела обсуждать свои личные дела со слугами колледжа. Но, казалось, за этим вопросом не было никакой дерзости, и поэтому она приветливо ответила: «В данный момент нет, но ведь никогда не знаешь. Как вам нравится Новая библиотека?»
— Очень красивое помещение, правда, мадам? Но ведь это стыдно поддерживать на высоком уровне это огромное место лишь для женщин, которые только изучают книги. Я не понимаю, чего девочки хотят от книг. Книги не научат их быть хорошими женами.
— Какое ужасное мнение! — сказала Харриет. — А что же тогда заставило вас, Энни, устроиться на работу в женский колледж?
Лицо скаута омрачилось. «Ну, мадам, меня постигло горе. Я была рада взять то, что давали».
— Да, конечно, я просто пошутила. Вам нравится эта работа?
— Да, вполне. Но некоторые из этих учёных леди немного странные, правда, мадам? Не обычные, я имею в виду. Бессердечные.
Харриет вспомнила о недоразумениях с мисс Хилльярд.
— О, нет, — оживленно сказала она. — Конечно, они очень занятые люди, и у них недостаточно времени для внешних интересов. Но они все очень добры.
— Да, мадам, я уверена, что они стараются такими быть. Но я всегда думаю о том, что говорится в Библии, «большая ученость доводит тебя до сумасшествия».[42] Так жить неправильно.
Харриет резко взглянула на неё и поймала странное выражение в глазах скаута.
— Что вы имеете в виду, Энни?
— Совсем ничего, мадам. Только странные вещи иногда происходят, но конечно, поскольку вы приезжая, то не знаете, а рассказывать не моё дело, ведь я сейчас только прислуга.
— Я бы, конечно же, — сказала Харриет, несколько встревоженная, — не стала рассказывать о ваших домыслах посторонним или посетителям. Если у вас есть жалоба, следует поговорить с экономкой или директрисой.
— У меня нет никаких жалоб, мадам. Но вы, возможно, слышали о непристойных словах, написанных на стенах, и о вещах, которые были сожжены во дворике, — об этом было даже в газетах. Ну, вы обнаружите, мадам, что все эти происшествия начались после того, как в колледж пришёл конкретный человек.
— Что за человек? — строго спросила Харриет.
— Одна из этих учёных леди, мадам. Но, возможно, лучше об этом больше не говорить. Вы пишете детективные книги, правда, мадам? Покопайтесь, и вы найдёте кое-что в прошлом этой леди, можете не сомневаться. По крайней мере, многие так говорят. И нехорошо находиться в одном месте с такой женщиной, как она.
— Я совершенно уверена, что вы ошибаетесь, Энни, и я бы поостереглась распространять по колледжу такие рассказы. Лучше идите в Холл, вас, наверное, заждались.
Итак, вот что говорят слуги. Конечно же, этой «учёной леди» была мисс де Вайн, прибытие которой совпало с началом беспорядков даже точнее, чем могла знать Энни, если только она также не видела того рисунка во дворике во время встречи выпускников. Любопытная женщина, эта мисс де Вайн, и, несомненно, за этими приводящими в замешательство глазами скрывается много пережитого. Но Харриет она нравилась, и она, конечно же, не выглядела безумной в том смысле, в каком был безумен анонимщик, хотя было бы неудивительно обнаружить у неё фанатизм другого рода. Что, между прочим, делала она предыдущей ночью? В настоящее время она жила в Квин-Элизабет, и теперь у неё было немного шансов доказать своё алиби. Мисс де Вайн, что ж, её следует рассматривать наравне со всеми остальными.
Открытие библиотеки прошло без эксцессов. Канцлер торжественно открыл главную дверь позолоченным ключом, не зная, что этот же ключ уже открывал её при довольно любопытных обстоятельствах прошлой ночью. Харриет внимательно наблюдала за лицами собравшихся донов и прислуги, но ни одно из них не выказало признаков удивления, гнева или разочарования при виде библиотеки в приличном состоянии. Мисс Хадсон присутствовала и выглядела бодрой и беззаботной, мисс Кэттермоул также была там. Было похоже, что она плакала, и Харриет заметила, что она стояла в углу в одиночестве и ни с кем не разговаривала, пока в конце церемонии тёмноволосая девушка в очках не пробралась через толпу к ней, и они ушли вместе.
Позже в тот же день Харриет пришла к директрисе с обещанным отчётом. Она указала на трудности предотвращения инцидентов, подобных случившемуся этой ночью, без посторонней помощи. Осторожное патрулирование двориков и проходов большим количеством помощников, вероятно, позволило бы захватить преступника, а всех подозреваемых можно было бы легко проверить на ранней стадии. Она настоятельно посоветовала пригласить несколько женщин из агентства мисс Климпсон, природу которого она объяснила.
— Я понимаю ваши аргументы, — ответила директриса, — но я знаю, что по меньшей мере двое из нашей профессорской очень возражают против такого плана действий.
— Знаю, — сказала Харриет. — Мисс Аллисон и мисс Бартон. Но почему?
— Кроме того, я думаю, — продолжила директор, игнорируя этот вопрос, — что это дело представляет определенные трудности. Что подумают студентки об этих незнакомцах, расхаживающих в колледже ночью? Они зададут вопрос, почему полицейские функции не можем взять на себя мы сами, а мы едва ли сможем сообщить им, что сами находимся под особым подозрением. И чтобы выполнить должным образом такие функции, как вы предлагаете, потребуется очень много людей, раз надо будет перекрыть все стратегические пункты. Затем эти люди плохо знакомы с условиями жизни в колледже и легко могут совершить грубые ошибки, преследуя и подозревая не тех, кого нужно. Я не вижу, как мы смогли бы избежать очень неприятного скандала и жалоб.
— Я всё это понимаю, доктор Бэринг. Но всё равно, это решение является самым быстрым.
Директриса склонила голову над красивым гобеленом, работой над которым была занята. «Я думаю, что это очень нежелательно. Я знаю, вы скажете, что вся ситуация нежелательна. И я вполне с вами согласна.. — Она подняла голову. — Я полагаю, мисс Вейн, вы не смогли бы выкроить время, чтобы помочь нам?»
— Я могу найти время, — медленно сказала Харриет. — Но без посторонней помощи будет очень трудно. Если бы нашлись один-два человека, которые оказались полностью реабилитированы, было бы намного легче.
— Мисс Бартон помогала вам вчера вечером очень успешно.
— Да, — сказала Харриет, — но как к этому относиться? Если бы я писала детективную историю, то человек, первым оказавшийся на месте преступления, был бы первым подозреваемым. — Директриса выбрала из корзины оранжевый моток пряжи и воткнула в него иглу.
— Пожалуйста, объясните.
Харриет подробно объяснила.
— Да, предельно ясно, — сказала доктор Бэринг. — Я отлично поняла. Теперь об этой студентке, мисс Хадсон. Её объяснение мне не кажется удовлетворительным. Она не могла ожидать, что достанет еду из кладовой в этот час, и фактически не достала.
— Да, — сказала Харриет, — но я хорошо знаю, что в своё время было не слишком трудно упросить главного скаута оставить окошко открытым на всю ночь. Тогда, если приходилось допоздна работать над эссе или чем-то ещё и человек проголодался, можно было спуститься вниз и взять, что хочешь.
— Ну и дела! — воскликнула директриса.
— Ну, мы вели себя довольно благородно, — сказала Харриет, — и вносили всё в список, так что это фигурировало в нашем отчете о расходах в конце семестра. Хотя, — глубокомысленно добавила она, — что касается холодного мяса и сала, кое-что скрывалось. Всё же я думаю, что объяснение мисс Хадсон следует принять.
— В действительности окошко было заперто.
— В действительности, да. И, между прочим, я видела Кэрри, и она уверяла меня, что оно было заперто в 10:30 вчера вечером, как обычно. Она признаёт, что мисс Хадсон попросила, чтобы она оставила его открытым, но говорит, что так не поступила, потому что только вчера вечером экономка дала специальные инструкции о запирании окошка и кладовой. Без сомнения, это было после совещания. Она также говорит, что в этом семестре была строже, чем обычно, из-за небольших проблем с этим в прошлый семестр.
— Хорошо, как я понимаю, против мисс Хадсон ничего нет. Полагаю, что она просто живая молодая девушка, однако, следует за ней присмотреть. Она очень способная, но её прошлое небезупречно, и я смею сказать, что она могла бы рассматривать эти неприличные выражения, найденные в… э-э, сообщениях, как шутку. Я говорю вам это не для того, чтобы у вас возникло предубеждение против девочки, но просто, чтобы вы понимали, что она из себя представляет.
— Спасибо. Но, тогда, если вы считаете, что невозможно просить помощи извне, предлагаю, чтобы я осталась в колледже приблизительно на неделю, якобы для того, чтобы помочь мисс Лидгейт с её книгой и сделать некоторые исследования для себя в Бодли. И тогда я смогла бы продвинуться в нашем расследовании. Если к концу срока результатов не будет, я действительно считаю, что придётся обратиться к профессионалам.
— Это — очень щедрое предложение, — сказала директриса. — Мы все будем вам чрезвычайно благодарны.
— Я должна предупредить вас, — сказала Харриет, — что один-два из старших сотрудников не одобряют меня.
— Это может немного осложнить дело. Но если вы готовы смириться с этой неприятностью в интересах колледжа, она может лишь увеличить нашу благодарность. И не могу выразить, насколько большое значение я придаю недопустимости огласки. Ничто не может нанести большего ущерба колледжу и, в особенности, женщинам университета, чем злобная и безосновательная сплетня в прессе. Студентки, по крайней мере до сих пор, кажется, были вполне лояльны. Если бы кто-нибудь из них проболтался, мы бы уже, конечно, об этом услышали.
— А что о молодом человеке мисс Флексман из Нового колледжа?
— И он, и мисс Флексман ведут себя вполне хорошо. Сначала, естественно, это было воспринято, как число личное дело. Но поскольку ситуация продолжала развиваться, я поговорила с мисс Флексман, и приняла её обещание, что она и её жених будут держать инцидент при себе, пока всё не прояснится окончательно.
— Понимаю, — сказала Харриет. — Ну, мы должны сделать, что можем. Одно лишь я хотела предложить, чтобы ночью не выключали весь свет, а оставляли в некоторых переходах. И так достаточно трудно патрулировать большой комплекс зданий при свете, а в темноте это просто невозможно.
— Это разумно, — ответила доктор Бэринг. — Я поговорю об этом с экономкой.
Харриет вынуждена была довольствоваться этим скромным обещанием.