Второе счастье

Глава 14 Битва с дураками

— Световухи у тебя мощные вышли. Вспышка хорошая, звук тихий, но пенек, на котором я его испытал, в труху разнесло, — пожаловался я.

Стас снова отловил меня у входа в институт и напросился со мной в гараж. Я сомневался, что стоит его брать, поскольку не исключал, что сегодня приятели Боба могут нанести повторный визит. Но Стас настаивал — ему нужно было доделать какую-то свою шнягу, что он и собирался провернуть в нормальных условиях, а не на коленках в своей комнате.

Но по дороге никаких дружков Боба мы не встретили, и я начал думать, что они пока взяли тайм-аут на осмысление моих угроз и лечение Лёхи.

— Смеси нужно было чуть меньше, наверное, — спокойно ответил Стас. — Но я же без весов, на глазок. Ложек пять маленьких надо, но у меня только большая была, я две сыпанул, но без горки.

Ну да, плюс-минус лапоть.[23] В этом, кстати, был весь Стасик, который был уверен, что выражение «кашу маслом не испортить» относилось не только к каше и маслу, но и вообще к любой области человеческой деятельности и любым материалам, в том числе и к взрывотехнике. Возможно, в соответствующем вузе он бы научился соразмерять вес взрывчатого вещества с поставленными задачами, но заборостроителей таким тонкостям не учили.

— Одной ложки бы вполне хватило, — сказал я. — А если объем нужен, то можно алюминий добавить.

— Тогда бы ещё мощнее получилось, — уверенно ответил Стасик.

— Вряд ли, всяко не магний.

Об этом мне рассказывал сам Стас, но много позже. Сейчас он, похоже, про такие тонкости не знал.

— Надо проверять… Потом займусь, — он почесал затылок и вернулся к стальной пластине, которую зажал в тисках и любовно обрабатывал напильником. — А ты где испытывал?

— Да вон, за железкой, в Сокольниках, — махнул я рукой примерно в нужном направлении. — Только отошел к платформе, подальше от больницы. Там, кстати, можно и пугачи твои попробовать, если у них звук тоже не слишком громкий. Укромное место. Я вчера одного из этих товарищей отловил, собирался ему в ладонях эту бомбочку взорвать, но в последний момент передумал, так отмудохал и отпустил. А если бы взорвал, он бы без рук остался.

— Не остался бы, человек попрочнее трухлявого пенька, — Стас помотал головой. — Вот пальцы оторвать могло, это как пить дать.

Насколько я помнил, Стас к оторванным конечностям всегда относился философски — для него риск остаться без какого-нибудь пальца был чем-то привычным и обыденным. Хотя какие-то меры безопасности он всегда принимал и понапрасну не подставлялся.

— А пистоли не разорвет? — поинтересовался я, покосившись на пугачи, которые всё ещё лежали под кепкой рядом с пластинкой. — Ну, если бахнуть? Вдруг ты туда тоже на глазок насыпал.

Я улыбнулся, когда Стасик скосил на меня недовольный глаз. У меня и в мыслях не было ставить под сомнение его профессионализм, но я должен был уточнить, что и как с его продукцией.

— Нет, там всё под расчет, — он мотнул головой. — Не слишком убойная штука, но ты и сам просил что-то такое… послабее. Одно слово — пугач.

— Ну да, такое…

Дверь в гараж начала открываться, я оборвал себя и начал вставать, надеясь, что это появился «морж» Николай и пора идти за разбитым мопедом. Но в дверь, пригнувшись, вошел Родион. За ним пролез Михаил, а третьим проскользнул Лёха, под глазом которого уже зеленел вчерашний фингал.

— Какие люди, и без охраны, — радостно произнес Родион. — А мы к тебе за нашим пластом пришли, как ты, наверное, понял.

Единственное, что я понимал очень четко — сейчас нас со Стасиком будут бить и очень жестоко, — и замер, не зная, что делать. До сумки с ломиком было шага три, до полки с оставшейся бомбочкой — пять, а чтобы добраться до пугачей, нужно было оттолкнуть в сторону Стасика, который недоуменно поворачивался к вошедшим. Бросаться на эту троицу врукопашную я не собирался. Другая весовая категория, даже у мелкого Лёхи.

Стас посмотрел на наших гостей. Он был слишком спокоен для человека, который, похоже, тоже понял, что дело дрянь.

— Это они? — спросил он у меня.

— Они самые, — кивнул я. — Сейчас за вон того уёбка мстить будут.

— Чё ты сказал?! — взвился Лёха. — Я тебя сейчас!..

— Вчера ты не был таким храбрым, — напомнил я. — Чуть не обосрался, когда всех сдавал.

Родион и Михаил нехорошо глянули на своего друга, и я мстительно подумал, что сегодня тому предстоит многое им объяснить и выложить полную, а не урезанную версию событий.

— Ничего я не…

— Он мне всё про вас выложил, — я сделал небольшой и, как надеялся, незаметный шаг назад. — Где живете, чем дышите, где вас искать в случае чего. И можете не волноваться — если будете себя плохо вести, я вас найду обязательно, а там уже будет ваша очередь говном обтекать.

Я старался говорить уверенно, но внутри у меня всё переворачивалось от страха. Я понимал, что вдвоем со Стасом мы против этой троицы долго не выстоим — все наши козыри были вне досягаемости… если только Стасик не сообразит подтянуть к себе один из пугачей, пока я отвлекаю внимание на себя. Но смотреть в его сторону я не мог — мой взгляд был устремлен прямо в глаза Родиона, который стоял у входа в гараж. Он набычился, его лицо всё сильнее краснело, и я понимал, что этот чувак уже на боевом взводе, а когда он сорвется с места, мне не жить. Боковым зрением я отслеживал ещё и Михаила, но тот выглядел совсем спокойным, хотя рост и вес делали его едва ли не более опасным противником, чем Родион.

Я сдвинулся назад ещё на несколько сантиметров.

— Мы ещё посмотрим, кто говном тут будет обтекать, — заметил Михаил. — Сломаем тебе ноги, чтобы ходить было тяжело, а там — ищи на здоровье. В больницах. Только мы туда не ходим.

Он усмехнулся. Его поддержал только Лёха, Родион так и стоял, сжав кулаки и готовясь к бою.

— Сначала сломай, — посоветовал я. — Но заяву в ментовку я в любом случае накатаю. Чтобы вам жизнь малиной не казалась. Статья сто двенадцатая, УК РСФСР. Умышленное легкое телесное повреждение или побои. Лишение свободы на срок до одного года.

— Мы отмажемся, — ответил Михаил, — а вот ты будешь потом заново ходить учиться.

— Отмазались одни такие. Пострадавший есть, правонарушители тоже имеются — с адресами и фамилиями. Вашим папикам дорого встанет это дело заминать, да и кто вести будет, неизвестно, может, кто принципиальный попадется. Лёху точно никто отмазывать не будет, отправится на нары без вариантов. А ты Родион, подумай о своей матери.

Слово «папики» было из другого времени, но они поняли, что я сказал что-то обидное.

— Рот свой завали, сучонок, — зло прошипел Родион. — Ещё раз про родителей…

— А что не так с твоими родителями? — перебил я его. — Мы мило пообщались недавно с твоей мамой… она очень приветливая. Хотя, наверное, вряд ли она будет такой же, если узнает, что из-за меня её сын получит судимость.

Сейчас, в мае 1984 года, судимость закрывала двери много куда. Например, на любые режимные предприятия или в органы власти. Никто не сделает секретарем какого-нибудь горкома человека с таким пятном в биографии. В принципе, сейчас даже наличие родственников на оккупированной территории во время закончившейся сорок лет назад войны могло стать тем перышком, что перевесит любые заслуги. Правда, Горбачеву это не помешало вскарабкаться на самый верх советской властной пирамиды, а Гагарину — слетать в космос. Но в целом народ всеми правдами и неправдами старался избегать попадания даже в сероватые списки.

Чуть позже на эти судимости начнут просто закрывать глаза, ну а для тех, кто стремился попасть в олигархи, это вообще не будет иметь значения. У представителей другой стороны, кто грабил награбленное, такой пункт в биографии вообще станет весомым плюсом. Но про это мои оппоненты ничего не знали и, наверное, даже не предполагали, что такое станет возможным.

— Да я тебя!..

Родион шагнул на меня, Михаил двинулся за ним, Лёха тоже тронулся с места, но я уже услышал знакомое шипение охотничьей спички, отпрянул назад и крепко зажмурил глаза. Грянул выстрел, у меня выключился слух, сетчатку глаз обожгло вспышкой, кто-то дико заорал, я нащупал свою сумку и достал из неё ломик, ударил наотмашь по широкой дуге из своего полусидячего положения, никого не задел — и открыл глаза.

Стас всё ещё сидел на своей табуретке, но вполоборота; смотрел он в стену, и его глаза тоже были закрыты. В правой руке он держал напильник, а в левой — один из пугачей, из ствола которого шел сизый дымок. Дыма в помещении вообще было много — хотя, разумеется, много меньше, чем если бы самопал был заряжен черным порохом, — и запах стоял соответствующий. Я подошел к Стасу и тронул его за плечо. Он вздрогнул, широко распахнул глаза, кинул пугач на пол — и тут же схватил второй. Кажется, он был готов снова зажечь запал, но я ещё раз тронул за плечо и покачал головой. Надо было понять обстановку, прежде чем расходовать последний заряд.

Стас оказался очень метким стрелком — если бы не низкая кучность пугача, Родион мог бы остаться без обоих глаз. А так он всего лишь потерял хороший лоскут кожи на щеке — правда, рана выглядела очень неприятно, и кровь оттуда выходила противными толчками, — да ему вырвало бровь, которая теперь свисала на глаз. Кажется, его ещё и контузило прилично — и сетчатку сожгло. Он лежал на полу, прижав ладони к поврежденным местам, и стонал — но уже значительно тише, чем сразу после выстрела. Куда ушла третья дробина, я не нашел, но, похоже, она улетела мимо. Я быстро обыскал его, вытащил неплохой кожаный бумажник, который отправил в свой карман, даже не заглянув внутрь. За глупость и наглость надо платить.

Михаила и Лёхи в гараже не было, но за дверями кто-то копошился. Я не рискнул сразу выходить к двум противникам, которые находятся неизвестно в каком состоянии, поэтому сначала достал из потайного места оставшуюся световуху, поджег — и кинул её на улицу. Там знакомо бамкнуло, мои противники заматерились на два голоса, а потом я услышал удаляющиеся шаги. На всякий случай первым я выкинул наружу Родиона — он был тяжеловатым, но я смог перевалить его через порог. А потом выглянул в двери и сам.

Лёха, пошатываясь, уже добрался до центральной аллеи кооператива и, похоже, намылился покинуть поле битвы, оставив своих приятелей на милость победителей. А вот Михаил сидел на земле и пытался проморгаться и вернуть слух. Со слухом и у меня были проблемы, но тут ничего не попишешь — это были издержки применения огнестрельного оружия в замкнутом помещении. Рядом кто-то тронул моё плечо — я резко обернулся, но это оказался Стас. С пугачем и напильником.

— Самопал оставь, — сказал я.

И не услышал самого себя.

Стас заметил движение моих губ и отрицательно покачал головой — он тоже нифига не слышал. Я указал на оружие, а потом — в сторону верстака. Эти жесты он понял.

Я вышел на улицу. Родиона, кажется, тоже контузило, но тут я мог посоветовать ему только одно — как можно скорее обратиться к врачам. Хотя фиг его знает, как дальше пойдет — может, нас всех ожидает увлекательный вечер в ментовке, если кто-то из окрестных жителей услышал подозрительный шум и вызвал наряд. Пиротехника тут ещё свободно не продавалась, и к петардам народ не привык. Я лениво подумал, что нужно как-то сказать Стасу, чтобы не лез поперед батьки, и что я возьму ответственность за выстрел на себя. По-хорошему, Стаса вообще надо было выгнать отсюда как можно быстрее, но я пока не представлял, как сообщить ему об этом.

Я подошел к Михаилу, начал примериваться, чтобы стукнуть его кулаком в ухо, но он был крупнее, а руки у меня — немного ватные, и я понял, что не смогу отправить его в нокаут с одного удара. Поэтому просто со всей дури ударил каблуком своего тяжелого ботинка по его ладони, которой он опирался о гравийную дорожку. Он вскрикнул и в недоумении уставился на поломанные пальцы. Я подумал, что надо то же самое проделать и с его правой рукой, но решил не усугублять статьи, которые на меня могли повесить, мне и год сидеть за решеткой не хотелось. Я повторил операцию по отъему бумажника и у этого персонажа, а потом подошел к стенке гаража, в изнеможении оперся о неё и прикрыл глаза, надеясь, что когда голова перестанет кружиться, всё это окажется всего лишь сном.

— Это что за Бородино вы тут устроили?

Вопрос, который задал «морж», означал, что мой слух снова со мной. Правда, слова звучали немного непривычно и словно издалека, но я их хотя бы слышал. Я открыл глаза и повернулся. Николай стоял метрах в десяти от приятелей Боба и от меня. А из дверей «моего» гаража выглядывал Стас, который настойчиво прятал одну руку за спиной.

«Вот неугомонный».

Я оторвался от стенки и встал так, чтобы заслонять то ли Стаса от Николая, то ли Николая от Стаса.

— Добрый вечер, — поздоровался я. — Да вот, хулиганы какие-то… хотели избить нас, но мы сдачи дали.

Говорил я трудом, да и мысли в голове немного путались.

— Хулиганы, говоришь…

«Морж» подошел поближе, всмотрелся в лежащих на земле «хулиганов».

— Вот этого я помню, у него отец в нашем НИИ работал, потом ушёл куда-то, — он указал на Михаила. — И этого тоже вроде видел в нашем районе, хипари какие-то, вечно соберутся, сидят, пьют и прохожих задирают. Потом куда-то делись, думал, выросли — а они вон что. Чем это вы их так?

— Световухой из магния, — я не счел нужным скрывать такие подробности. — К самим только слух вернулся, а этому я ещё добавку выдал, чтобы не суетился.

— Да, серьезная у вас световуха… — он посмотрел на окровавленного Родиона. — В наши годы они такой эффект не давали. Что за состав?

— Обычный, — Стас подошел поближе и включился в игру. — Три части магния и две марганцовки, просто с навеской я переборщил.

Я заметил, что он всё ещё прячет за спиной самопал.

— С навесками надо осторожнее, у меня друг так глаза лишился, — поделился Николай. — А вы чего с ними делать собираетесь?

— Да по-хорошему надо бы в милицию сдать, но тут впору «скорую» вызывать… хотя жить вроде будут.

— Милиция… да, милиция это правильно… не боитесь, что вас самих и затаскают? Световухи световухами, но это оружие, как ни крути.

«Морж» хитро посмотрел на меня, и я понял, что он не собирается нас сдавать. Если бы хотел — мы бы с ним не говорили, а уже писали бы чистосердечное в присутствии какого-нибудь усталого капитана или майора.

— Мне до них дела нет, Стасу тоже… мы вообще вас ждали, чтобы с мопедом начать разбираться. А тут эти… уроды, — я слегка пнул Михаила, который был чуть ближе ко мне.

А он внезапно отпрянул и громко крикнул:

— Тебе не жить, сука! Не жить!

И я стукнул его посильнее — так, чтобы он упал на бок, окончательно пачкая свой модный батник о грязный щебень.

— Извините, — сказал я «моржу». — Они, похоже, ещё не до конца осознали. Сейчас…

Я подошел совсем близко к Михаилу и присел рядом на корточки. Намотал его воротник себе на кулак, притянул его голову к своей и прошипел:

— Слушай сюда, козёл, а потом приятелям своим передай. Вчера я это Лёхе говорил, но могу и повторить, не гордый. Вы меня конкретно заебали. Вот просто вусмерть. Мне срать на вашего Боба, срать на его детские психозы и на прочую гниль, что живет в ваших юных тупых головах. И на вас всех троих срать с высокой колокольни. Чем вы там занимаетесь, пока я вас не вижу, меня не касается. Но если вы ещё раз рыпнетесь в моём направлении, вам будет очень плохо, гораздо хуже, чем сейчас. Я уже думаю, что стоит вам прямо тут ноги переломать… как Родион грозился… скажу, что с забора неудачно прыгали, оба. Но пока что я добрый. Поэтому и Лёха ваш от меня вчера на своих двоих ушлёпал, хоть и хромая… зря, наверное.

Михаил что-то промычал. Я слегка отпустил воротник, и он зашелся кашлем.

— Так вот, — продолжил я. — Вчера было первое предупреждение, но вы потом спросите у этого уёбка, почему он вам его передал не полностью. Понял? — он кивнул. — А сегодня второе, оно же последнее. В следующий раз я буду бить очень сильно и, скорее всего, вы останетесь инвалидами… или сядете, зависит от моего настроения в тот момент. Ибо вы меня довели, козлы вы сраные. Я из-за вас неделю потерял. Благодари богов, что не всю… иначе вы сейчас… А теперь подбирай своего кореша и валите нахуй отсюда.

Я резко бросил голову вперед и с наслаждением услышал хруст костей. Нос у Михаила сломался, и теперь его кончик смотрел чуть в сторону и вниз, а из ноздрей потекли небольшие струйки крови.

— Понятно тебе всё, козлина? Не слышу!

Я слегка встряхнул его.

— Бонядно, — прогундосил он.

— Ну раз понятно, встал на ноги, поднял своего дружка-пидора и свалил с горизонта.

Я отбросил его, и Михаил шлепнулся на спину, суетливо ощупывая нос здоровой рукой. Но, кажется, мои угрозы дошли до его сознания. Он с трудом поднялся, доковылял до всё ещё стонущего Родиона, всё лицо которого покрылось кровью, помог ему встать. И вскоре эта странная парочка, которая выглядела очень непрезентабельно, скрылась за поворотом.

— Сурово ты с ними, — покачал головой Николай. — Хотя в мои годы мы свинчатками дрались, там и головы пробивали, и кости ломали.

— У меня ломик есть, но я не стал им бить… пожалел.

— Если это пожалел… но ладно. Вы как сами-то?

— До свадьбы заживет, надеюсь, — отшутился я. — Вроде без особого ущерба. Стас, ты нормально?

— Что? А, да, слух немного только… но ты прав, с навеской я переборщил, — откликнулся тот.

— Да… переборщил, — криво усмехнулся я. — Николай, пойдем за мопедом?

Меня поразило, что автомобилисты, которые по пятничному вечеру уже возились в своих боксах, не проявили никакого интереса к моей небольшой войнушке, словно она не происходила совсем рядом и с громкими звуковыми эффектами. Просто стояли поодаль, да глядели, что и как. Я списал всё на присутствие «моржа». Он и в той компании выглядел лидером, но, видимо, его уважали и другие члены кооператива, которые по молчаливому соглашению доверили ему выяснить обстоятельства происшествия, ну а когда он не стал суетиться, и сами успокоились. Сторож, кажется, вообще ничего не видел и не слышал — хорошее качество, которое наверняка позволит ему пережить девяностые без особых проблем.

С мопедом мы разобрались быстро. Николай выгнал свою «Волгу», я вытащил останки «Верховины» и запчасти, которые уже не запчасти, отдал две красненьких из своих запасов — и потащил весь этот металлолом к себе.

— Зачем он тебе? — недоуменно спросил Стас.

Мы курили на улице у бокса, ворота которого были распахнуты настежь, и ждали, когда выветрится весь дым, который оставил самопал.

— Да фиг знает… — я неопределенно пожал плечами. — В школе мечтал, потом перемечтал. Я тут в первый день этим мужикам помог, но зачем-то сдуру про мопед сказал, а потом этот… Николай… пришел и предложил, всего за двадцатку. Отказываться было неудобно, не говорить же ему, что я в этом гараже только из-за магния?

— А ты его снимаешь?

— Что? Не, какое снимать, это дорого. Бабушка Аллы договорилась по знакомству. Боюсь, теперь меня отсюда погонят ссаными тряпками, после таких игрушек…

— Могут, да, — Стас сплюнул. — Но вообще круто получилось, согласись?

— Да я бы обошелся, честно… хорошо, что не насмерть, потом доказывай, что ни в чем не виноват, а они сами пришли. И фиг докажешь же…

— Да я спецом небольшой заряд делал, как ты сказал про то, что не хочешь насмерть, — насупился Стас.

— Не, к тебе претензий ноль, ты молодец. Я уже думал кидать в него что-то тяжелое и пытаться достать свой ломик, — я нагнулся и подобрал это орудие с земли, куда отбросил сразу после выхода из гаража. — Но точно знал, что не успею. Он чем-то занимается боевым, этот Родион… как бы не каратэ. Удар хороший, поставленный. И тут ты стрельнул.

— Да они на тебя отвлеклись, я и воспользовался, — Стас выглядел польщенным моей похвалой и признанием его заслуг. — Только стрелять пришлось в лицо… навеска же… одежду вряд ли пробило бы.

Я хотел сказать, что если бы дробина попала Родиону в глаз, то всё было бы совсем печально, но не стал. Не попала — и ладно.

Я вспомнил о своих трофеях. Достал кошелек попроще — Михаила; в нем было несколько десяток, пятерки и трёшки — всего около восьмидесяти рублей — и бумажка с номером телефона. Всё это я отправил себе в карман. Потом осмотрел бумажник Родиона, который даже ощущался более толстым. Заглянул внутрь — там были аккуратно и по порядку сложенные сотенные и полтинники, фиолетовые четвертаки, красные десятки и прочие купюры. В общем, целая выставка на очень приличную сумму, которой, пожалуй, хватит на первый взнос за кооперативную двушку. Родион явно не был бедным студентом[24].

— Стас, дело оказалось очень прибыльным, — хмыкнул я. — Держи вот, за помощь.

Я отсчитал две сотни червонцами и передал приятелю.

— Думаешь, стоит? — с сомнением спросил он, разглядывая со всех сторон очень приличную сумму.

— Стоит, — убежденно ответил я. — Хуже не будет. И вот что, Стас… Ты забери второй пугач… или вообще лучше уничтожь его.

— Почему? — недоуменно переспросил он.

— У меня есть сомнения, что они это так оставят, — честно сказал я. — Сегодня-завтра буду ждать милицию. Ну а напирать на самооборону проще, если у меня найдут лишь один использованный самопал и немного смеси. Скажу — мол, для себя делал, детство вспомнил. Ну а ты… если доберутся, говори, что вообще не при делах. Сидел, примус починял, в драке не участвовал. И, разумеется, — не стрелял. Понял?

— Да не тупой, понятно всё… Не люблю я такое…

— А кто любит? — я пожал плечами. — Не мы такие, жизнь такая… Впрочем, может, и пронесет.

Цитату из «Бумера» Стас, разумеется, не узнал.