Второе счастье

Глава 16 Догонялка

В отделе милиции я провел в общей сложности часов шесть — не самое интересное времяпрепровождение для субботы. Мне, правда, дали бумагу и позволили написать собственные кляузы — на гоп-компанию друзей Боба и до кучи — на несчастного старлея. Но последние два часа я был нужен, кажется, исключительно для напоминания причастным, что обычные с виду граждане могут оказаться очень необычными. Я припомнил убийство какого-то гэбешника на «Выхино» пару лет назад и подумал, что наша милиция с большим трудом усваивает уроки[26].

Валентин задержался у дежурного по каким-то своим делам, и на улице я оказался первым и в гордом одиночестве. Время было обеденное; заботы с правосудием сожрали у меня половину дня, но оставили несколько часов на блаженное ничегонеделанье. Правда, к Михаилу Сергеевичу мы с Аллой уже не попадали, но, думаю, он извинит нас — всё-таки не каждый день человека пытаются упрятать за решетку, — и назначит другое время. Мне элементарно нужно было прийти в себя.

Но у Валентина были на меня другие планы.

Он вышел из отделения и встал рядом со мной. Достал пачку «Мальборо», протянул мне, не удивился отказу, прикурил — и с наслаждением выпустил струю дыма.

— Что чувствуешь? — вдруг спросил он.

— Пустоту внутри, — буркнул я. — Спасибо вам. Честно говоря, к вашему появлению я уже готовился хорошенько посидеть на нарах и торговался лишь за срок.

— Для того и нужен контроль над милицией… иначе всё может быть очень неправильно, — серьезно сказал Валентин.

«Кто устережёт сторожей?», подумал я. Через несколько лет разложение коснется абсолютно всех. Я где-то читал, что уже в конце восьмидесятых можно было купить любого чиновника на любом уровне иерархии — вопрос был в цене. Какой-нибудь инструктор в райисполкоме мог выполнить «просьбу» всего за сто баксов, а вот Горбачеву потребовалась Нобелевская премия мира, чтобы отдать Западу Варшавский союз. Ну а личные знакомства всегда были в цене — сложно отказать близкому приятелю, которому потребовался сущий пустяк. Например, закрыть какого-то студента на несколько лет — в назидание и поучение, так сказать, основам человеческих отношений в обществе развитого социализма.

Но вслух про сторожей я ничего не сказал, хотя гэбешники во время дикого капитализма первых лет существования независимой России чувствовали себя очень и очень неплохо. Милиционеры, кстати, им серьезно уступали, работая, в основном, по низам.

— Всё равно спасибо.

— Да ерунда же, говорю, дело житейское, — отмахнулся тот. — Очень вовремя они на тебя, как ты выразился, наехали.

— Я пойду? Аллу надо обрадовать, она волнуется, наверное.

Алла точно волновалась — тут к гадалке не ходи. И мне самому хотелось оказаться дома и хоть немного расслабиться под бубнеж советского телевидения.

— Нет, мы пока не прощаемся, — многообещающе произнес Валентин. — Михал Сергеич просил всё-таки навестить его.

— Сегодня? — засомневался я.

— Ну а что? К тому же ходить не придется, у меня машина, взял в нашем гараже. И за Аллой можем заехать. Михал Сергеич её особо упоминал. Наверное, понравилась она ему чем-то.

Прозвучало немного двусмысленно, но я решил не обращать на это внимания.

— Хорошо… если он не возражает против позднего визита, то я готов. За Аллу не поручусь, возможно, ей нужно будет время, чтобы собраться. Показывайте, куда идти.

— Да никуда не надо, вот моя ласточка стоит, — Валентин указал пальцем на черную тридцать первую «Волгу» на служебной стоянке милиционеров.

Если бы Горьковский автозавод выпустил свой ГАЗ-3102 ещё в начале семидесятых и в том виде, в котором собирался, это была бы натуральная бомба. Но в Советском Союзе регулярное обновление модельного ряда автомобилей считалось буржуазным излишеством, деньги на это развлечение выделяли со скрипом и не всегда, а окончательно запутывали ситуацию понты набравшей жирок советской бюрократии. Поэтому тридцать первую «Волгу» выпустили только через десять лет — какой-нибудь «Мерседес» за это время показал миру несколько моделей, — да ещё и с принудительным ограничением количества и путей распространения. Все экземпляры тут же разбирали правительственные и горкомовские гаражи.

Сейчас я был уверен, что это было следствием кланового уклада общества, но никто на самом верху не одернул зарвавшихся бюрократов. Ребята из Политбюро могли, поскольку ездили на представительских «зилах» и смотрели на новые «Волги», как на говно — чем, в сущности, эта сильно упрощенная старая разработка и была. Но они не посчитали нужным вмешиваться.

Впрочем, особым говном тридцать первые не были. Во всяком случае, в СССР 1984 года они были сродни тому же «мерседесу» из девяностых — дорого, престижно и почти удобно. Эти машины были недостижимой мечтой всяких цеховиков, которые не имели даже тени шанса получить её ни за какие деньги и вынуждены были довольствоваться двадцать четвертой моделью. Через несколько лет ситуация изменится, но в худшую для продукции ГАЗа сторону — окажется, что в условиях свободного рынка их флагман проигрывает любой иномарке средней руки во всем, включая стоимость. Но преданные фанаты у этого завода и его продукции останутся и в очень отдаленном будущем.

К тому же на стоянке у отделения милиции, в окружении обычных «Жигулей», стояла не простая тридцать первая «Волга», а настоящая легенда автомобильных форумов будущего. И пусть она выглядела точь-в-точь как любая представительница этой модели, но я видел отличия.

Несмотря на сложившееся в будущем мнение, в СССР много чего было. В том числе и автомобили, которые собирали по специальным заказам различных ведомств. И не какие-нибудь грузовики или трактора повышенной проходимости или убойности, а именно легковушки. Политбюрошный ЗИЛ-114 был как раз такой спецсерией, причем целиком, без исключений. «Волги» большей частью шли в стандартной комплектации, но для советских секретных служб на том же заводе, в соседнем цеху, выпускали внешне неотличимые аналоги, которые имели совсем другую начинку — как, например, «ГАЗ-23», который ездил гораздо быстрее «ГАЗ-21». Свою спецверсию получила и тридцать первая.

В неё запихнули двигатель как раз от двадцать третьей, и на старых фотографиях нештатный пятилитровый движок выглядел очень импозантно по сравнению с хаотичным нагромождением деталей очередной версии стандартного ЗМЗ-402. Но он был тяжеловатым и серьезно менял баланс всего корыта, поэтому опытные водители советовали класть в багажник что-нибудь тяжелое вроде крышки канализационного люка, которая идеально вставала в нишу для запаски. Правда, эти манипуляции требовали укрепления рессорного хозяйства, утяжеляли машину, делали её не очень резвой и слегка туповатой.

В общем, это была форсированная по самое не могу «Волга» с автоматом, которая имела солидный запас прочности, позволяющий пережить лобовое столкновение хоть с трамваем, и которая могла конкурировать с «мерседесами» этого времени. Последняя из советских «догонялок» — транспорта из Гаража Особого Назначения. Вот только это чудо социалистического автопрома оставалось всё той же «Волгой» — у неё были слабые тормоза, неправильная развесовка и убогая управляемость.

Легенды про эту модификацию «Волги» ходили разные, и подтверждались они, разумеется, исключительно репутацией говорившего — вернее, писавшего своё ценное мнение на профильном форуме. Такое «мамой клянусь» в чистом виде. Развал СССР машинки из КГБ не пережили — или пережили, но ненадолго. Без дорогостоящего обслуживания движки и коробки передач очень быстро загнулись, превратив движимое имущество в недвижимое. Но именно отсутствие действующих экземпляров делало возможными различные спекуляции на данную тему от всяких экспертов из интернета.

И вот я стоял рядом с одной из таких легенд и мог потрогать её рукой. Но при этом ощутил знакомый мандраж, который говорил, что всё не так просто, как кажется.

— Михал Сергеич говорил, ты неплохо водишь, — Валентин глянул на меня с легким ехидством.

Мне стало совсем тоскливо, но я понимал, что отвертеться не получится. Да мне и не хотелось. Если я доживу до появления автомобильных форумов, то смогу излагать правду с полным на то основанием. Вот только никаких доказательств своей правоты я тоже привести не смогу.

— Никто не жаловался, — осторожно ответил я.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Валентин. — Сядешь за руль? Я устал, а день ещё не закончен.

— Сяду, почему нет.

Возможно, я зря волновался, а Валентин всего лишь хотел посмотреть, как я буду пытаться прожать фальшивую педаль сцепления и найти первую передачу на автоматической коробке. Любой водитель из СССР этого времени, плохо знакомый с достижениями буржуйского автомобилестроения, мог оказаться в затруднении, попади он за руль этой версии «Волги», хотя автоматы активно использовали, например, в автобусах. Но всё равно нужна была привычка, чтобы не тыкать понапрасну в третью педаль. У меня такая привычка была — последние лет пятнадцать я передвигался исключительно на иномарках с автоматом, и во время поездки на «двушке» мне изредка приходилось напоминать себе о необходимости в нужные моменты переключать передачи. Особенно трудно было справляться с этим после бессонной ночи в Шахтах.

Машина не была заперта, а ключи торчали в замке зажигания. Я сел на водительское кресло, подстроил его под себя, примерился к педалям… Валентин уселся сзади. В зеркале я увидел его предвкушающую веселье физиономию.

— Можно ехать? — спросил я как можно спокойнее.

— Да, давай. Сначала к вам домой, заберем девушку Аллу.

Я завел машину, отметил, что бензина полный бак — эта гадина жрала топливо как не в себя, и требовала девяносто восьмой, который можно было получить только на некоторых заправках, причем исключительно в Москве. Ехать на этой «Волге» за пределы МКАД не стоило — хотя, наверное, в областных центрах можно было разжиться дефицитным топливом. Я переключил коробку на движение — и отважно тронулся с места. Краем глаза я увидел, как предвкушение на лице Валентина сменяется разочарованием и удивлением.

И я пожалел, что ехать нужно было всего ничего — полкилометра с одним светофором. Не погонять.

Алла была заплаканной и хмурой, но по-прежнему милой и активной. Во всяком случае, я с трудом сумел удержаться на ногах, когда она прыгнула на меня, стоило только мне войти в дверь. Она обхватила меня руками и ногами, уткнулась лицом мне в шею — и шептала, что больше не отпустит меня никуда-никуда и никогда-никогда. Мы оба знали, что это не так, что бывают обстоятельства выше нас, но сейчас эти словам были для меня как бальзам на душу.

— Всё закончилось, лягушонок, и мне тоже не нравится быть далеко от тебя, особенно по субботам, — прошептал я.

— Почему лягушонок? — Алла отстранилась и посмотрела на меня с осуждением.

Из своей комнаты выглянула Елизавета Петровна.

— Егор, как ты? Вижу, что отпустили… — сказала она.

Из двух почти одновременных вопросов я выбрал тот, который задала бабушка.

— Всё нормально, разобрались, — ответил я. — Правда, нервы потрепали… и, кажется, я ещё сильнее залез в долги к Михаилу Сергеевичу.

— Это почему?

— Он попросил своего знакомого приехать… ты же ему звонила? — спросил я Аллу.

— Да, предупредила его, как ты просил.

— Видимо, он понял твой звонок как просьбу о помощи. Ну и помог, как мог, — я улыбнулся. — Но сейчас всё позади. Правда, нам теперь надо к нему ехать, он настоятельно предложил, и теперь не откажешься. Так что одевайся, лягушонка, коробчонка ждет.

— Какая коробчонка? Егор!

Алла спрыгнула с меня на пол, звонко шлепнув по паркету босыми пятками, и требовательно уставилась на меня.

— Хорошая коробчонка, с автоматом, — успокаивающе сказал я. — Машина внизу ждет с моим спасителем. Так что давай, натягивай самое лучшее, что есть в твоем гардеробе, поедем благодарить Михаила Сергеевича.

— Ох… Точно нельзя отказаться?

— Миссия невыполнима, — я развел руками. — И тебе отмазаться не удастся. Нас обоих позвали.

— Езжайте-езжайте! — Елизавета Петровна снова встала на мою сторону. — Егор хоть немного развеется. А вечером тогда подробно расскажешь, что произошло.

Это было последнее, что мне хотелось делать этим вечером, но, видимо, я должен был испить эту чашу до дна.

Валентин ждал нас рядом с машиной. Он был спокоен, никакого нетерпения не выказывал, и вообще у него был вид человека, который готов стоять так до скончания веков. Я сомневался, что это в его характере, но, наверное, его работа требовала относиться к различным задержкам с христианским смирением, хотя никто в КГБ, разумеется, это качество сейчас так не называл.

— Мои приветствия прекрасной даме, — он чуть согнулся в хребте и протянул руку.

Я думал, что Алла не купится на этот нехитрый прием — всё-таки я проворачивал его несколько раз, и она должна была запомнить, к чему приводит протянутая рука. Но она снова попалась на этот трюк — Валентин перехватил её ладонь и поцеловал. Меня кольнуло иголочкой ревности, от которой я постарался избавиться как можно скорее. Этот Валентин был ровесником мне из будущего, а Аллы он был старше чуть ли не втрое. Это, конечно, ничего не значило — я читал и про более странные мезальянсы, особенно в среде всяких творческих и околотворческих личностей. Но в данном случае я посчитал, что угрозы моему возможному браку с Аллой нет.

Алла, кстати, отреагировала, как я предвидел — вырвала руку и с негодованием уставилась на Валентина, не зная, стоит ли применять насилие к этому импозантному господину.

— Валентин, она не любит, когда ей целуют руки, — вмешался я. — Истинная комсомолка, осуждающая всякие буржуазные пережитки. Из-за этого я очень ограничен в способах выражения моих чувств к этой красавице, что очень меня огорчает.

Со мной Алла не стеснялась, но я стоически вынес удар её кулачка в плечо.

— Вот о чем я говорю, — невозмутимо обратился я к Валентину, который с трудом сдерживал смех.

— Егор!

Пришлось обнять её.

— Всё нормально, лягушонка… извини, — прошептал я ей на ушко и сказал уже громче: — Валентин, а вы позволите ещё немного поуправлять этим агрегатом? — я кивнул в сторону «Волги». — Хочу продемонстрировать… своё искусство…

— Конечно, без вопросов, — легко согласился тот. — Я и сам хотел попросить. Меня только удивило, что у тебя не было никаких затруднений с…

Он запнулся, и я пришел ему на помощь.

— С автоматической коробкой передач? — он кивнул. — Я про такие слышал, но самому пользоваться пока не приходилось. Но оказалось, что ничего сложного, даже попроще, чем с механикой. Главное, удерживать себя, чтобы не дергать постоянно за ручку. Поедем?

— Конечно. На даче у Михал Сергеича бывал?

— Доводилось, — улыбнулся я.

— Егор, а куда мы едем?

Алла села впереди, рядом со мной, а Валентин сразу достал откуда-то пухлую папку с документами, погрузился в их изучение — и посмотрело в окно, лишь когда мы проезжали ВДНХ.

В принципе, маршрут от Новоалексеевской до Сокола я испытал ещё на «двушке» и мог бы воспользоваться им ещё раз. Тут не было Третьего транспортного кольца, но Сущевский вал и Нижняя Масловка существовали достаточно давно. И если бы я управлял чем-то простым и примитивным, то снова поехал бы по этому пути. Но форсированная «Волга» требовала скорости, а это могло обеспечить лишь одно место во всей столице. Московская кольцевая дорога.

И я свернул с Новоалексеевской направо, чтобы по Проспекту Мира добраться до МКАДа, по нему до Ленинградки — ну а потом и до Сокола. По расстоянию этот путь был раза в четыре больше, но тут начинала работать арифметика московского траффика — дальше не значит дольше. Время в пути по обоим маршрутам было примерно одинаковым, тем более что пробки на дорогах сейчас были очень редким явлением, особенно вечером в субботу. В будущем я, конечно, на это не решился бы, но тогда кольцевая стояла регулярно и плотно и в любой день недели.

Всё это — за исключением информации про ситуацию на дорогах будущего — я изложил Валентину и добавил:

— Ну и обидно такую машину на светофорах тормозить. Полетать хочется.

Он хмыкнул.

— Ну что ж, полетай… только низенько-низенько. А то крылья тут в комплект не входят.

Это я и сам знал. Такой апгрейд своей продукции конструкторы ГАЗа даже в розовых мечтах не закладывали.

Я нажал на газ — и мы полетели, но, конечно, только в фигуральном выражении. До сотни эта «ласточка» разгонялась долго, отчаянно тупила даже при полностью нажатой педали газа, да и машинки на проспекте и шоссе мешались — периодически приходилось притормаживать, чтобы вписаться в очередное окошко между неторопливо пылящими попутчиками.

Где-то я привлек внимание гаишников — наверное, один из них срисовал мои «шашечки» в потоке и передал информацию своим коллегам. Но первый же из стражей ПДД, которого я заметил, замер на полушаге на обочине, проводив нас задумчивым взглядом. В зеркале заднего вида я заметил, что он подтянул ко рту рацию. Ну да, машины КГБ всегда имели особые серии номерных знаков, тем более такие продвинутые, как этот экземпляр.

Оторвался я лишь на МКАДе. Вот он был пустым — во всяком случае, с моей точки зрения. Левая из полос вообще не была занята, в правой ехали по своим надобностям какие-то грузовики, автобусы и легковушки, но мне до них дела не было. Я наконец разогнал «Волгу» до вполне приличных ста сорока километров в час и решил дальше не экспериментировать — пока что она шла достаточно уверенно и тихо, но что с ней будет, если я ускорюсь ещё на десяток километров, я не знал. Всё-таки этому пепелацу было далеко даже до серийного «хюндая» из моего будущего.

Алле скорость нравилась, хотя я заставил её пристегнуться. Валентину, кажется, тоже всё пришлось по душе. Я же просто наслаждался относительно хорошей машиной и думал о том, что при случае можно будет купить себе какое-нибудь отечественное средство передвижения — если останутся деньги после того, как мы с Аллой обзаведемся квартирой. Связываться с советским автопромом мне было откровенно лень, из машин этих лет меня привлекали разве что какие-то иномарки, но они стоили настолько безумных денег, что мечтать о них можно было долго. Проще подождать лет пять, а там в Союз завезут огромную партию подержанных «мерсов» и «бэх». Хотя я больше облизывался на «лендкрузер» 70-й серии, которая пошла на конвейер как раз в 1984-м, или на одну из версий второго «гольфа». Эти рабочие лошадки хорошо перепродавались и через тридцать лет за вменяемые деньги и не требовали больших капитальных вложений.

Ворота на дачу старика нам открыл какой-то незнакомый мужчина. Но он не стал выяснять, кто мы такие, а с Валентином вообще поздоровался за руку, да и мне протянул свою пятерню, которую я пожал. Своё имя он не назвал, но сообщил, что Михаил Сергеевич ждет нас в столовой.

На дорожке к дому Валентин чуть придержал меня за локоть.

— Водишь ты действительно неплохо, — тихо сказал он. — Но тебе надо получше подумать над своей легендой. В деревне так водить не научишься. Чудес, знаешь ли, не бывает. Нет, не говори ничего, — он заметил мою попытку открыть рот. — Я всё равно не поверю твоим оправданиям. Но очень надеюсь продолжить наше знакомство. После этой встречи я очень рассчитываю на премию. Возможно, ты приносишь удачу.

И он подтолкнул меня к ушедшей вперед Алле, которую я догнал, с трудом переставляя ватные ноги.

Мне было физически плохо от осознания того, какой я всё-таки долбоёб. Эти ребята вычислили моё слабое место и подкинули такую наживку, при виде которой я не смог устоять. И теперь я был полностью в их власти и зависел лишь от доброй воли Валентина и пославшего его Михаила Сергеевича. Другое дело, что пока что я видел от них только хорошее, но если они вынудят меня признаться в том, что я хоть в какой-то степени знаю будущее?

Я, конечно, хотел поделиться своими воспоминаниями с кем-либо более ответственным, но опасался. Ведь знания могут быть и опасными. Это пока Валентин выглядит добряк добряком. А что будет потом, когда он узнает, что его премия, которой он, кажется, искренне радуется, ничего не значит с точки зрения вечности? У меня не было никаких предположений на счет его действий в этом случае. Но, похоже, мне придется узнать, на что он способен. И показать лучшее, на что способен я сам.