Второе счастье

Глава 18 Моя оборона

Валентин считал, что Чикатило доберется до Москвы только в понедельник, но не признался, на чем основаны его предположения. Чикатило исчез с места жительства вечером в пятницу, известно об этом стало в субботу утром. Если верить его жене, из дома он ушёл поздно — все поезда на Москву уже прошли через Шахты, но на всякий случай составы на столичных вокзалах встречали усиленные патрули.

По моему же мнению, Чикатило хватило ума не соваться на железную дорогу — сбежать с поезда в случае облавы всё-таки сложновато. Скорее всего, он добрался до трассы и поймал попутку, но в эту версию никто из моих собеседников не поверил — и они опять не объяснили, почему это невозможно. Я добрался от Москвы до Шахт за пятнадцать часов с многочисленными остановками, и пусть таких шумахеров в Стране Советов сейчас немного, но даже день-полтора-два в пути означали, что Чикатило стоит ждать максимум к вечеру воскресенья, и обещанная Валентином подмога может просто опоздать. Моё упоминание о самолетах вообще подняли на смех — впрочем, пообещали озадачить коллег из транспортной милиции.

Я точно знал, что события имеют тенденцию развиваться по наихудшему сценарию. И всё равно не смог заставить себя заняться делами насущными до полудня воскресенья.

В воскресенье я вообще встал поздно — даже позже Аллы, которая по выходным очень любила поспать. Но даже проснувшись, вылезать из теплой кроватки не спешил, лишь дополз до телевизора и включил, чтобы насладиться целый серией давно и прочно забытых телепередач. Правда, если детский «Будильник» я ещё выдержал, то на очень скучной «Служу Советскому Союзу» сдался и в поисках вдохновения сделал ещё одну вылазку — на этот раз чуть дальше, до книжных полок.

Я поправил слегка криво стоящий томик «Понедельника…», который вернул на полку после переезда. Жасым после прочтения этого произведения сказал, что это неплохо, но сюжет глуповатый; я обиделся и хотел поспорить, но решил не тратить нервы на просвещение провинциального Казаха. Пусть сам решает, что хорошо, а что плохо, не маленький.

На раздумья я потратил минут пять. Мне не хотелось читать фантастику советских авторов или писателей из социалистических стран, которые тут тоже присутствовали. От классики у меня заранее начиналась изжога и клонило в сон. В итоге я выбрал томик, который выглядел так, словно только что был приобретен в книжном магазине — его, кажется, никто даже не открывал, и я захотел исправить несправедливость. Фамилия автора ничего мне не говорила, я повёлся на силуэт худенькой девушки в легком платьице на обложке.

Сюжет был не самый сложный, обычная подростковая романтика в современных реалиях. Десятиклассники, которым до выпускных экзаменов осталось совсем чуть-чуть, неумело, но жестоко травили незнакомую девушку, которая по каким-то делам приехала в их город. И только главный герой, познакомившись с этой девушкой поближе, влюбился в неё, поскольку она оказалась весьма продвинутым знатоком литературы. Или потому, что случайно увидел её сиськи и не смог справиться со спермотоксикозом. Или ещё почему, этот момент автор описал очень смутно — видимо, сам не решил, что лучше[28].

Мне эта повесть что-то напомнила, но я не стал заходить слишком далеко в своих аналогиях. В любом случае Аллу никто не травил. Или травил? Я мысленно плюнул и выбросил дурные мысли из головы.

Книги мне хватило как раз до начала жутких завываний, которые назаказывали зрители «Утренней почты». Из исполнителей я уверенно опознал только Валерия Леонтьева и Яака Йоалу, но и тех — лишь по характерным голосам; песни, которые они пели, я не помнил совершенно. Остальные музыканты в выпуске казались смутно знакомыми, но и только — они совершенно пропали из моей памяти, да, видимо, не только из моей. К счастью, продолжалось это издевательство над музыкой всего полчаса.

Я бросил прочитанный томик на кровать и уставился на Аллу, которая уже успела позавтракать тем, что приготовила бабушка, и засела за свои задания. Она ожесточенно черкала в тетрадке, изредка заглядывая в толстый учебник по какой-то неправильной литературе, и вид имела грозный и недовольный.

Алла какое-то время стойко выдерживала мой взгляд, но потом сдалась, тряхнула челкой и посмотрела на меня.

— Ну что?

— Любуюсь. Я тебе говорил, что ты красивая?

— Ни разу!

— Ну и правильно, — я сделал театральную паузу, но не слишком длинную, чтобы не расстаться с жизнью столь нелепым образом. — Ты не красивая, ты очень красивая.

Всё же — как мало нужно женщинам для счастья. Да и мужчинам тоже, если разобраться.

— Врёшь.

— Как скажешь, котёнок. Но я не вру. Расскажи лучше, как ты познакомилась с Иркой.

— Зачем тебе?

— Интересно.

— Ты что-то задумал, — она сморщила лобик.

— Честно, сегодня ничего. Ну кроме подготовки к визиту нашего незваного татарина. Но пока мне интересна твоя жизнь. Я почти ничего не знаю, как ты жила до того, как я тебя нашел на той кухне. Вот и хочу восполнить пробелы. Расскажи, а?

Упрашивать я, в принципе, умел, но редко пользовался этой своей способностью. Ничего сложного там не было — достаточно сделать соответствующие глаза, посмотреть на собеседника снизу вверх и говорить жалобным голосом. Вот и тут — Алла не выдержала и рассказала мне всё, что я хотел знать о её дружбе с этой стервой.

С Иркой надо было сделать что-то плохое, но я не знал, что конкретно. Именно её мне описал Лёха, как того человека, который сливал Бобу и его присным информацию о новых любовных увлечениях Аллы. Правда, имени информатора Лёха не знал, лично с ним не общался, но слышал от приятелей про какую-то девку, которая всё про Аллу знает.

В принципе, я допускал, что у банды имелись и другие каналы получения нужных сведений, но на меня, например, они вышли достаточно быстро — задержку можно объяснить, например, тем, что мы с неделю тупо отсутствовали — и сразу после посещения общаги и общения с Иркой. Алла, кажется, безмерно доверяла подруге и рассказывала ей всё до мельчайших деталей, а та ей завидовала, как и должна была завидовать природная провинциалка москвичке хрен знает в каком поколении. Тем более что эта провинциалка просто одержима столичной пропиской.

Поэтому других кандидатов на вакантную должность стукача у меня не было. Ещё одним свидетельством против Ирки было то, что та подружилась с Аллой чуть ли не сразу после разрыва той с Бобом. Кто был инициатором этого знакомства и последующей дружбы, Алла не помнила — просто разговорились на сейшене, потом встретились ещё разок — и стали лучшими подругами. В юности это происходит быстро — правда, Ирка была малость постарше Аллы и, наверное, поопытней в определенных вопросах. То, что в этой странной дружбе ведущей была именно она, я понял давно. Аллу же роль ведомой вполне устраивала — хотя она регулярно устраивала какие-то взбрыки, на которые Ирка вроде бы реагировала спокойно.

Я немного покатал в мозгу мысль на тему того, что тот случай, который привел пьяную Аллу на нашу кухню, был вовсе не случайным. Например, Ирка таким нехитрым способом — подсунув подруге немного выпивки сверх нормы — пыталась сделать так, чтобы та наконец рассталась со своей девственностью, которой, наверное, тоже завидовала. Я не мог не признать, что план был вполне рабочим — многие старшекурсники могли не сдержаться, обнаружив бесхозную, невменяемую и полуголую девицу на расстоянии вытянутой руки. Но удача была на стороне Аллы — во всяком случае, в этой версии истории. В прошлой моей жизни она умерла, так и не познав мужчину настоящим образом.

И за свои преступления против морали и нравственности Ирка заслуживала самого сурового наказания. Правда, наказание должно было соответствовать преступлению и тоже быть каким-нибудь морально-нравственным. Но с ходу я не мог сообразить, что это может быть — сейчас мои мысли почти целиком были заняты Чикатилой и его внезапным возвращением в мою жизнь. Возможно, с неё хватит и того, что жидкий ручеек импорта, который ей наверняка перепадал с Родиона и компании, иссякнет. Хотя эта стерва обязательно найдет нового спонсора — тут к Ванге не ходи. Впрочем, её новый хахаль уже не будет связан со мной и Аллой, так что и бог бы с ней.

Своё посещение гаража я начал с верхолазных работ — забрался на крышу, на которую закинул самопал, и вернул себе это мощное оружие. Стас делал его на совесть — с хорошей шестимиллиметровой трубкой и ударным механизмом, который позволял не связываться со спичками. Вернее, спички там всё равно использовались — сера с головок шла на своеобразный капсюль, — но в целом у этой модели не было задержки на то время, пока огонь не доберется до основного заряда. Нужно было всего лишь оттянуть затвор и поставить его на стопор. Потом нажать спусковой крючок — и сразу же после этого следовал выстрел.

В гараже на меня с обидой смотрела «Верховина», к которой я так и не прикоснулся. Я подошел к мопеду, проверил наличие топлива — что-то плескалось на дне бака, — и с двух попыток завел двигатель. Он работал ровно, без стуков, легко регулировался рукояткой газа, а сцепление надежно схватывало передачу вращающего момента на заднее колесо.

Конечно, когда я заменю все изломанные части, нужно будет и в движке покопаться, но вроде бы там никаких сложностей не предвиделось. Правда, заедала вторая передача, но тут надо было ковыряться и искать, что не так в коробке. Это была отработанная модель, доведенная почти до совершенства и напрочь убитая штурмовщиной и общим наплевательством советского производителя на права потребителей. В моем будущем нишу таких мокиков почти полностью захватили китайцы, которые были проще, надежнее и дешевле, а прибалты и украинцы с их «Карпатами» остались не у дел.

Правда, я по-прежнему не знал, что с этим мопедом делать. У меня была мысль перетащить его на дачу, совершив туда романтичный вояж с Аллой в качестве полезной нагрузки, если эта рухлядь, конечно, выдержит наш вес. Но всё это откладывалось на потом, когда текучка дел позволит выбраться в Сокольники и обзавестись запчастями. И надо бы уточнить у Елизаветы Петровны, на сколько меня пустили в этот бокс — возможно, уже через неделю я окажусь на улице вместе с наполовину разобранной «Верховиной».

В дверь аккуратно постучали.

— Входите, не заперто, — крикнул я и снова накрыл кепкой своё оружие.

В гараж просунулась голова «моржа». Он оглядел полутемное помещение и забрался внутрь целиком.

— Привет, Егор!

— Добрый день, — я не стал показывать радость от его визита, тем более что её и не было.

— Ты сегодня как-то рано, — Николай поискал глазами стул, но садиться на трехногое убожество не стал.

Я тоже встал, чтобы не смущать его — и закрыл спиной то, чем занимался на верстаке.

— Выходной, как-никак, — я развел руками. — И после вчерашнего надо развеяться.

— А что, ты ещё и вчера?..

— Нет-нет! — я улыбнулся. — Просто те ребята пожаловались в милицию, вот и пришлось целый день разбираться, кто на кого нападал и кто самый виноватый.

— Разобрались?

— Да вроде бы. Ко мне, во всяком случае, претензий у закона нет. А вот к ним могут и появиться, — очень кратко изложил я запутанную ситуацию.

Честно говоря, я и сам не до конца разобрался в оговорках и недомолвках Валентина. Но, кажется, основной добычей во всей этой кутерьме был отец Родиона, который совершил нечто неправильное с точки зрения нашего комитета, занимающегося государственной безопасностью. Но взять его на этой неправильности по каким-то причинам не могли — то ли он хорошо скрывал свою деятельность, то ли что другое было. И тут сыночек этого папы подкинул чекистам подарок, позволив раскрутить товарища за вмешательство в следствие или за преступный сговор — этого я как раз и не понял, да особо и не вникал, больше озабоченный активностью Чикатилы. В любом случае, нужный человек оказался в цепких лапках гэбешников, ну а дальше они могли раскручивать и собственные дела, используя его попытку посадить меня в качестве своеобразного капкана.

— Это хорошо, что претензий нет, — кивнул «морж». — Вижу, ты ещё не занимался мопедом?

Он бросил взгляд в сторону останков «Верховины». Я тоже туда посмотрел.

— Да нет, осмотрел и даже завел, но ещё не разбирал, — я поблагодарил богов, что мог хоть в этом не врать, — Но всё и так понятно. Надо до магазина добраться, да на толкучке там потолкаться, сюда, кажется, вилки и колеса не только родные подходят, ещё и от «Риги» можно использовать. Но это надо покумекать.

— В любом деле главное — покумекать, — согласился «морж». Я вот что подумал… А с двигателями ихними ты как, знаком?

— Ну так, настраивать умею, — осторожно ответил я. — Но они тут не самые лучшие стоят, да ещё и сделаны обычно кое-как… у нас же ведь план по валу, а вал по плану, а что там с продукцией происходит, никого не волнует.

— Вот о том и речь, — отчего-то радостно согласился со мной Николай. — Но ведь настроить-то можно?

— Можно, конечно, если руки из нужного места растут и запчасти есть.

— Вот! — он наставительно поднял палец вверх, словно я изрек какую-то важную мудрость. — А у некоторых и руки не из нужного места, и за запчастями бегать некогда. Многие жаловались — и заплатить, мол, готовы, лишь бы кто избавил от забот. Ты как на это смотришь?

Я мысленно вздохнул.

На предложение дорогого «моржа» я смотрел очень плохо, особенно в мае 1984-го. Года через два, после прихода Горбачева и начала эры свободного накопления капитала, частные автосервисы открыть можно легко, но заработать на этом будет достаточно сложно, если не связываться с криминалом и прочими непростыми делами. Надо иметь завязки на заводах, иначе запчасти выйдут золотыми, нужно налаживать логистику, рекламу и прочее, о чем сейчас никто понятия не имеет, а главное — суметь найти рабочих, не слишком испорченных позднебрежневским социализмом с его призывом тащить с работы каждый гвоздь. В общем, мороки много, выхлопа мало, особенно с малой формой вроде мопедов или велосипедов. Гораздо выгоднее выгодней будет сдавать на Запад то, что находится на балансе НИИ, в котором работает Николай, и то, до чего этот институт способен дотянуться на просторах нашей необъятной родины, а в обратном направлении везти, например, компьютеры.

Сейчас же в уголовном кодексе имелась пара статей как раз на тот случай, если кто-то начнет избавлять других граждан от забот вне системы государственного ненавязчивого сервиса. Пока это будут разовые акции, а оплата будет производиться бутылками водки — власти посмотрят на это сквозь пальцы. А вот если начать брать за свой труд и свои знания деньги, можно налететь на довольно суровую по наказанию сто пятьдесят третью статью местного УК, которая и описывала последствия того, что позже станет основой новой экономики свободной России. Сейчас это называлось сложно — незаконная частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество, которое отличалось от банальной спекуляции, но наказывалось не менее строго.

— Посадят, — глухо сказал я. — Пять лет с конфискацией, если размер не слишком крупный. А если крупный, то десять.

— Так кто же узнает-то? Я только своих…

— Кому надо — узнают, — жестко ответил я. — Они всё знают, только до поры до времени не используют свои знания. А тут… идея-то хорошая, услуга востребованная, ещё и очереди стоять будут. Поэтому слух быстро дойдет, ну а там… Нет, я на такое не готов. Но я слышал, что через год-два статью за это того… уберут. Вот тогда ваша идея может и сработать. Ну а я в меру сил могу и помочь — да и с учебой тогда попроще будет.

— Эх… кто знает, что через два года будет-то? Ладно, я понял… что ж, пойду.

— Подождите, — окликнул я его, и он обернулся. — Скажите, а у вас нет контактов с вычислительным центром Академии наук? Они, кажется, какие-то геологические расчеты выполняют, может, и по вашей тематике работают?

— Академия наук? Кое-что мы с ними делали, да. А в чем дело?

— Там работает Алексей Пажитнов, он программист, хотел с ним связаться по его профилю…

— Пажитнов… — он задумал. — Нет, не слышал. Но я спрошу у своих, вдруг кто знает.

Я не знал, почему спросил Николая о создателе «Тетриса». Просто за последнюю пару недель я придумал столько способов разбогатеть, что мог обеспечить себя до конца жизни и внукам оставить — но ни один из этих способов пока не мог сработать на полную катушку. А если Горбачев куда-нибудь денется из этой версии истории, то все мои придумки обернутся грандиозным пшиком.

Я попрощался с Николаем и вернулся к снаряжению пистолета. Ещё мне надо было добыть немного магния и сделать хотя бы одну световуху, которые у меня неплохо получалось применять — в отличие от самопалов, из которых я последний раз стрелял лет сорок пять назад.

Когда я вернулся, Алла встречала меня в дверях, едва не подпрыгивая от нетерпения. Сначала я обрадовался, что она волновалась и переживала за меня, но с первых же её слов стало понятно, что дело не во мне и даже не в грозящей нам опасности, а во всё том же Димочке Врубеле, которого я временами тихо ненавидел. Впрочем, я был ему в какой-то мере благодарен за помощь с приятелями Боба — правда, с ними всё закончилось странно, но я надеялся, что больше они меня не побеспокоят как минимум до возвращения главного ревнивца из армии.

— Ал, какой концерт, ты помнишь, о чем вчера говорили?

Концерт был самый обычный — того самого «Браво», на который мы так неосмотрительно подписались во время обеда в «Лире». Сейшен назначили на сегодняшний вечер, в какой-то заднице мира — в Бескудниково, у Алтуфьевского шоссе, и я чуть ли не впервые в новой жизни столкнулся с тем, что не знаю дороги до места назначения. Почему-то это нервировало меня больше всего — я путался в старых и новых реалиях и не мог сразу понять, что и где происходит.

Бескудниково будущего и советское Бескудниково — это два очень разных Бескудникова. На машине я добрался бы туда очень легко — и добирался даже в десятые годы двадцать первого века, когда там велась стройка века по созданию скоростных диаметров, которые на поверку оказались не очень скоростными. К тому же в будущем этот район уже мог похвастаться собственным метро, что наверняка очень радовало тамошних обитателей.

Но собственного автомобиля я пока не имел, метро в этот медвежий угол ещё не протащили, и туда предлагалось ехать на электричке с Савеловского вокзала. Станции метро у этого вокзала, кстати, тоже ещё не выкопали — и добираться туда нужно было на троллейбусах от Новослободской. В общем, меня поход на этот концерт совсем не прельщал[29].

— Я всё помню, — Алла положила обе руки мне на плечи и преданно заглянула в глаза. — Не будь букой, тот Валентин же говорил, что опасно будет только завтра, и ты сам сейчас спокойно выходил…

Я выходил не спокойно, а оглядываясь по сторонам, но в чем-то Алла была права. Немного веселья перед недельным домашним арестом нам бы не помешало. К тому же я уже был готов к новой встрече с Чикатило настолько, насколько это было возможно в моих условиях, и только бы изводил себя, сидя в четырех стенах.

И, разумеется, я понимал, что настойчивость Аллы связана с тем, что она уже пообещала Врубелю встретиться на Пушкинской площади, под памятником знаменитому поэту — и не хотела отменять свою договоренность. И я решился.

— Что ж, давай развлечемся, — я чмокнул её в лобик. — Только тебе придется снова показывать мне дорогу. Если я буду провожатым, мы непременно заблудимся и пропадем.

И не сможем услышать и увидеть, что из себя представляет молодая Агузарова.