Выслеживая Вьет-конг Личные воспоминания участника программы «Феникс»

Эпилог

Я вернулся в Сайгон вскоре после прекращения огня, чтобы провести последние двадцать месяцев существования Южного Вьетнама в качестве беспомощного стороннего наблюдателя за триумфом ханойских войск. Как и нам, Ханою не удалось завоевать «сердца и умы» южновьетнамского крестьянства, но в отличие от нас, ханойские лидеры смогли компенсировать эту неудачу, разыграв свою козырную карту — они нанесли удар по Южному Вьетнаму силами двадцати двух дивизий, которые были сформированы за время передышки, предоставленной прекращением огня.

Двадцать восьмого апреля 1975 года четыре северовьетнамские дивизии заняли провинцию Хаунгиа. Сильно деморализованные под влиянием сокращения американской помощи и роста коррупции, отряды ополчения провинции были легко отброшены механизированными северовьетнамскими соединениями. В штаб провинции в Баочай прибыл передовой отряд северовьетнамцев, который принял командование, но был вынужден вступить в ожесточенный бой с группой стойких правительственных войск, забаррикадировавшихся в командном бункере. В этом последнем, жестоком бою был убит капитан Нга, мой коллега по разведотделу. Что стало с его женой и пятью детьми, я не знаю.

В 1973 году начальника провинции подполковника Хау заменили из-за подозрений (поговаривали, что из казны провинции пропала крупная сумма денег). Его преемник, дисциплинированный полковник морской пехоты, был захвачен коммунистами и отправлен в «лагерь перевоспитания» в дельте Меконга, где он и находится по сей день.

Лейтенант Туан, командир взвода разведки, попал в ловушку наступающих северовьетнамцев в Бьенхоа после того, как прислал мне записку с просьбой о помощи в эвакуации из страны. К тому времени, когда до меня дошла его просьба, я уже не мог добраться до Бьенхоа. В своей записке лейтенант писал: «Дайви, если ты не сможешь мне помочь, я точно погиб».

Полковник Шинь, начальник центра допросов, отказался от предложений об эвакуации, поскольку не хотел оставлять свою семью, часть которой не смогла добраться до Сайгона. Он погиб в последние часы боя.

Полковник Тхань, погибший начальник провинции Хаунгиа, никогда бы не потерпел такого отношения к исполнению своих обязанностей со стороны людей, отвечающих за благополучие его вдовы. Я встретился с госпожой Тхань в Бьенхоа во время перемирия, где она и ее десять детей боролись за выживание, поскольку растущая инфляция подрывала ее мизерные пособия как вдовы погибшего солдата. В середине нашего разговора она разрыдалась, причитая, что «десять детей и мало риса для еды» — жестокая судьба для жены человека, пожертвовавшего собой ради правительства. Оказавшись в Сайгоне в результате внезапного краха, госпожа Тхань и ее семья в конце концов присоединились к толпе «людей в лодках» и бежали, чтобы поселиться в Калифорнии.

Капитан Санг, начальник отделения Военной службы безопасности в провинции Хаунгиа, вместе со своей семьей живет в южной Калифорнии. Я вывез их из Сайгона на самолете C-130 военно-воздушных сил за несколько дней до захвата города северовьетнамцами.

Мне не удалось выяснить судьбу жизнерадостного Хай Тьета. Он остался сражаться с наступающими северовьетнамцами, и предполагаю, что он погиб, делая то, что считал нужным с того самого дня, как перебежал к нам в 1971 году.

Как водится, Хай Тюа (бывший вьетконговский староста общины Хьепхоа), когда стало ясно, что он принял поспешное решение, перейдя на сторону правительства, вновь вышел на связь с коммунистами. Узнав о его махинациях, мы заставили его сопровождать правительственную операцию, в ходе которой было арестовано несколько вьетконговцев. Затем мы представили Тюа жителям общины и поблагодарили его за информацию, которая привела к арестам. Не знаю, что стало с оппортунистом Тюа после этого, но как у правительства, так и у коммунистов он стал «персоной нон грата».

До Ван Лань, мой новообращенный северовьетнамец, в конце концов получил свободу за помощь во время Пасхального наступления 1972 года. Несмотря на перемирие, война продолжалась, и незадачливый Лань был призван в армию. В итоге он стал стрелком в той же роте ополченцев, которая взяла его в плен. Во время перемирия я несколько раз навещал Ланя, один раз после того, как он был ранен в северовьетнамской засаде. Несмотря на все свои злоключения, он до конца верил, что носить винтовку М-16 в южновьетнамском подразделении предпочтительнее, чем быть северовьетнамским солдатом. В те последние, бурные дни мы потеряли Ланя из виду, и он не внял моим призывам приехать в Сайгон и бежать из страны. Поскольку коммунисты захватили все записи о программе перебежчиков в целости и сохранности, я уверен, что бедняга Лань был выявлен как предатель. Из моих бесед с беглецами из Вьетнама, которые я проводил после краха программы, следовало, что коммунисты заставляли всех перебежчиков возвращаться в свои части, где с ними расправлялись их бывшие товарищи. Читатель может сделать свои собственные выводы о судьбе Ланя.

Вскоре после возвращения во Вьетнам в 1973 году я вновь посетил ресторан «Нгок Хуонг» в Сайгоне, где встретил своего «приемного сына» Линя, оттиравшего сапоги вьетнамского лейтенанта. Маленький неуемный чистильщик смущенно признался, что после нескольких месяцев службы в ополчении Хаунгиа он дезертировал.

— Командир взвода использовал меня в качестве повара, дайви, — объяснил он. — И кроме того, чистя обувь в Сайгоне, я могу заработать в два раза больше денег.

Наконец, полковник Бартлетт доказал, что армейская система работает, и быстро поднялся до генеральского звания. Сейчас он занимает должность начальника группы модернизации Национальной гвардии Саудовской Аравии. Армия знает хорошего советника, когда видит его.