А он взял и наступил. Новый год. Неожиданный и совсем непредсказуемый. Разве могла Тамара подумать, что будет встречать любимый с детства праздник за несколько тысяч километров от дома, у моря, да еще и в компании с едва знакомым мужчиной?
Пока Женя разогревал бульон, она сходила в душ и привела себя в порядок. Платья у нее не было, и Тамара закуталась в уютный флисовый спортивный костюм. Мягкая ткань изумрудного цвета прекрасно оттеняла черные волосы. Краситься не стала, только тронула скулы румянами, чтобы немножко скрыть бледность. В довершение натянула пушистые шерстяные носки со снежинками — пусть будет простой домашний образ, да и теплее так.
— Ты как себя чувствуешь? — встретил ее Женя. — Может, ну его этот стол… Лучше приляжешь?
— Ну, уж нет, — покачала решительно головой Тамара. — Новый год — это святое! И мне пока нормально, лекарство действует, выспалась хорошо…
Она и правда, чувствовала себя неплохо. Конечно, першило в горле, и голова была мутной, но силы появились. Станет хуже, тогда и уляжется обратно, а пока можно попробовать встретить Новый год на ногах — чтобы не болеть в следующем.
Тамара сходила в комнату и принесла Геннадия. Вместе с Женей они водрузили импровизированную елку в центр круглого стола. Кактус довольно заблестел украшениями.
— Такой экзотической елки я еще ни разу не видел! — засмеялся Женя и ойкнул, отдернув палец.
Ревнивый Геннадий уколол его своими отросшими иголками.
Аппетита у нее не было, но Женя ел за двоих, причем совершенного этого не смущался. В двенадцать часов потушили яркую лампу, Тамара зажгла две маленькие свечки, и их мерцающие огоньки только усилили атмосферу таинственности и странности этого праздника. В руке она держала кружку с горячим шоколадом. Женя налил себе лимонад. Как будто оцепенев, Тамара слушала бой курантов, чокалась боками кружек со своим неожиданным гостем, и никак не могла поверить, что всё это не сон, навеянный болезнью и лекарствами.
— С Новым годом! — улыбнулся Женя. — С новым счастьем!
Тамара попыталась улыбнуться в ответ, но у нее ничего не вышло. Новое счастье? Как оно может быть новым или старым, поношенным? Разве можно поменять одно счастье на другое? Хотя кто-то может… Снова налетели обида и горечь. Вот уж кого счастье новое, так это у мужа, а не у нее.
— Желание! — вдруг ахнула Тамара, — я забыла загадать желание!
Она принялась лихорадочно соображать, чего же ей хочется, но в голову ничего не приходило. Обидно. Не то чтобы она верила, что желания, загаданные в новогоднюю ночь, исполняются, но это ведь традиция. Так принято! Как же она не подумала заранее!
— Ничего, — утешил ее Женя, — мне кажется, неважно, когда ты загадываешь свое желание… Главное, в него верить.
Через час ей опять стало плохо. Пришлось снова принимать, разведенный в горячей воде порошок, и укутываться в одеяло. Тамара смутно помнила, как она извинялась перед Женей, пыталась показать ему, где хранятся запасные одеяла, подушки и постельное белье и даже открывала шкаф, чтобы найти полотенце. Уснула быстро и крепко, едва успев рассосать таблетку от горла.
Проснулась она, когда в комнате стало совсем светло. На улице стояла поразительная тишина, как это бывает только утром первого января. Даже неугомонный Пушок ни разу не подал голос из-за забора дяди Юры. Если напрячь слух, то можно различить глухой рокот моря, которому было совершенно всё равно до людских праздников и начала нового года. Море здесь было и будет еще очень долго, а вот насчет людей, у него большие сомнения. Уж очень глупы, эти странные создания и ничего не смыслят в вечности. Их жизнь настолько коротка, по меркам моря — одно мгновение. А они? Не ценят ничего и никого: ссорятся, мстят, не прощают и злятся. С тем и уходят, как будто в запасе у них тысячелетия.
Тамара тихо вышла из комнаты. На диване спал Женя. Он не стал расстилать белье, лишь взял с полки плед и подушку. Посуда была перемыта, на столе стояли только чистые чашки да высился в своем горшке Геннадий-елка. Тамара хотела тихонько пройти мимо, но неожиданно громко чихнула. Она застыла на месте, но Женя даже не пошевелился. Ей вдруг стало смешно, как это бывает, когда смеяться не разрешается. На цыпочках она отправилась дальше.
— Тебе лучше? — вдруг раздался голос Жени.
Тамара обернулась. Женя продолжал лежать, сложив руки поверх клетчатого пледа, и хитро смотрел на нее из-под темных густых ресниц. Он потянулся и сел, пригладив кое-как волосы.
— Что-то я затек весь, — пожаловался Тамаре. — А ты как спала?
— Хорошо. На удивление, хорошо. И сейчас мне уже гораздо лучше. Ты чай будешь или кофе?
— Кофе, конечно! Но я могу и сам сварить…
— Нет уж, — ворчливо заметила Тамара. — И так ты со мной тут возишься уже второй день подряд. Я сварю.
Она ушла на кухню и достала старенькую тусклую турку с деревянной ручкой. Вспомнила, как варила по утрам кофе мужу. Это было совсем недавно, а, кажется, будто прошли годы. Странно. Женя появился у нее за спиной бесшумно, она даже вздрогнула и чуть не упустила пенку. Аккуратно налила ему кофе в кружку и только потом вспомнила, что это не муж, который привык пить кофе вот таким странным образом. А ведь у нее есть и крохотные чашечки, как раз на этот случай. Но Женя, казалось, ничего не заметил. Он поблагодарил и сел ближе к окну, с любопытством выглядывая наружу.
— Я никогда здесь не был, — сказал он и, прищурившись, сделал глоток. — Указатели видел, но ни разу не заезжал.
— А зря, тут прекрасный пляж, чистый и глубина сразу.
Тамара налила себе чай, снова размешав в нем ложку облепихового варенья.
— Если бы я не заболела, я бы его тебе показала.
— Если бы ты не заболела, меня бы вообще здесь не было, — усмехнулся Женя.
Тамаре показалось, что в его словах прозвучал упрек, и она, покраснев, засуетилась.
— Да, я понимаю… Ты… ты когда поедешь?
Женя внимательно посмотрел на нее. Ничего не сказав, допил кофе.
— Сейчас и поеду. У меня важное дело есть.
Тамара тщательно изучала содержимое кружки, гоняя по кругу ярко-желтые бусины облепихи. «Еще бы у него не было важных дел. Наверняка, его заждались уже, пока он тут в тимуровца играет», — неожиданно для себя разозлилась она.
— Уеду на пару-тройку часов и обратно. Должен же кто-то тебя проконтролировать, пьешь ты лекарство или нет?
— Я взрослый человек, Женя, — сухо ответила Тамара. — Поверь, меня не надо контролировать. Поэтому спасибо, но дальше я сама справлюсь.
— Я знаю, — спокойно и, не обижаясь, сказал Женя. — Мне просто хотелось тебе помочь. Но для начала, меня ждет Тимофей. А потом, если разрешишь, я всё же приеду к тебе. Можно?
Тамара смешалась. С одной стороны, ей нравилась компания Жени и оставаться одной уже не хотелось. С другой, она болеет, а у него дела, да и вообще, кто он ей такой, чтобы сидеть тут рядом и опекать? Тем более, вон Тимофей его какой-то ждет. Наверное, сын…
— Это мой пес. Тимофей. Тима. Смотри.
Женя развернул к ней экран телефона. На Тамару смотрело добродушное лицо с большими карими глазами. Именно лицо, а не морда. Вдобавок, казалось, пес улыбается.
— Это же…
— Лабрадор, — гордо похвастался Женя. — Умнейшая псина. Мой лучший друг. Мы когда с женой разводились, он знаешь, как переживал? Всё бегал то ко мне, то к ней. Тащил зубами друг к другу. Представляешь? Пришлось с ним по-мужски поговорить…
— Это как? — испугалась Тамара.
— Серьезно, — объяснил Женя. — Посадил я его перед собой и всё рассказал. Час, наверное, потратил. И ты знаешь, он понял. Честно-честно. И остался со мной. Виновато так посмотрел на Катьку, вздохнул, мол, дураки вы какие, но остался сидеть рядом со мной.
«Надо же, даже собака переживает ссору своих любимых людей. А вот Лёлька не переживала и никого не выбирала», — мелькнула досадная мысль. И снова показалось, что она для всех пустое место, о котором и сожалеть нечего.
— Я его вчера у родителей оставил. Надо навестить. А то заскучает. Я быстро. Туда-обратно. А когда ты поправишься, я тебя с ним познакомлю. И ты покажешь нам пляж. Он море любит.
Тамара улыбнулась. А вот и пускай! Пускай Женя вернется сюда, и они проведут вместе еще один вечер. Так ей некогда будет себя жалеть, да и о болезни думать будет меньше. Это, конечно, всё не по правилам и не по ее придуманному плану, но и жизнь у нее в последнее время все графики пустила в тартарары.