Я думала, я счастливая...

Глава 6

Звякнули вешалки на стойке, мягко хлопнули дверцы шкафа, скрывая за собой одежду, плавно выкатился ящик, куда уютно свился змеей шарф. Тамара скомкала лист бумаги и бросила его в мусор. Она согрела себе чай, открыла коробку с конфетами и уселась в полумраке у окна на место Николая. Черные волосы блестели в свете мерцающих огоньков, на пальцах, крепко обхватывающих керамическую кружку, поигрывали серебряные украшения. Впервые за двадцать два года она никого не ждала, не суетилась на кухне, предвкушая одобрительные возгласы от вкусов и ароматов, не пыталась закончить все свои дела к вечеру, чтобы встретить мужа и дочь. Поразительная тишина плотной оболочкой окутала женщину. Не нужно больше спешить, учитывать время и строить планы на завтра. Впереди полная неопределенность. Это пугает и одновременно завораживает. Тамара чувствовала себя Алисой, которая заглядывает в нору кролика: и страшно, и любопытно, что там?

Душа болела, скребла наждачкой, не унималась. Плохо ощущать себя преданным, как будто тобой попользовались, да и выкинули за ненадобностью. Тамара ради любопытства почитала уже на разных сайтах, что делают женщины ее возраста, когда узнают об измене или уходе мужа. Удивилась, что подобных историй тысячи. Думала, она одна такая неудачница. Растерянные, раздавленные, ошеломленные, в истерике и окаменевшие, в испуге и в сомнениях — это всё ее товарки по несчастью. Они получают десятки советов от посторонних, кто-то сочувствует и жалеет, кто-то злорадствует. Иногда слышится: от хороших жен не гуляют, сама виновата. А иногда: всё наладится и начнется новая жизнь. Были и такие, кто, спустя несколько лет радовался, что разошлись, но встречались и те, кто так и не смог собрать себя по кускам. Раньше Тамара и не задумывалась, через что проходят люди. Если кто из знакомых и сообщал о разводе, принимала как данность, в душу не лезла, причин не выспрашивала. А может быть, кто из них и хотел поплакаться в жилетку, но стыдился, боялся. Как и она сейчас. Невыносимо признаться, что твоя семейная жизнь, которую ты считала идеальной, на самом деле являлась бутафорией. Пустышка, муляж.

Сегодня на выставке она видела изумительной красоты вазы, выставленные на столе, и в них лежали ненастоящие фрукты, а рядом, на тарелочке — крохотные пирожки и печеньца. И всё это, и розоватые персики, и глянцевые яблоки, и янтарные грозди винограда, и присыпанные сахарной пудрой коврижки, всё оказалось простой декорацией, пшиком! Хлопнул фокусник в ладоши, и картинка исчезла! А что делать, когда исчезает полжизни?

Тамара вытянула ноги, положив их на стул. Пошевелила узкими, обтянутыми черными колготками ступнями. Подняла повыше юбку и оценивающе оглядела бедра, колени, щиколотки. Что с ней не так? Неужели те лишние пять килограммов всему виной? Необходимо найти причину, может быть, тогда станет легче. Не бывает же вот так — на пустом месте, взял, да и разлюбил. Когда это началось? Сколько лет этой Соне? Ответы на эти вопросы знал только Николай.

Тамара снова и снова прокручивала в голове месяцы жизни с мужем. Ничего. Ни единого намека. Не было ни поздних возвращений, ни запаха духов, ни отключенного телефона, ничего, что могло бы насторожить. Николай не избегал ее и в постели, наоборот, в последнее время его ласки стали насыщеннее и, как бы это сказать…новее, что ли. Тамара покраснела. Вспомнила, как удивлялась и радовалась, что муж, как будто почувствовал ее и подстроился под ее тело. Списала, что в среднем возрасте стеснение отступает и можно бесшабашно окунуться в неизведанное.

Еще вчера утром он ловил и целовал ее пальцы. Разве так ведет себя муж, которому давно надоела жена? Тамара вспоминала, как он терпеливо выслушивал ее уговоры обратиться к врачу. Не ругался, не отмахивался, а только успокаивал, чтобы не нервничала. Нет, совсем по-другому представляла она себе жизнь тех, кто больше не любит и еле терпит друг друга. В таких семьях должно поселиться равнодушие. Становится всё равно где твоя вторая половина, с кем, болеет или устала. Но Коля искренне интересовался ее проблемами, не придирался к мелочам и, обняв за плечи, смотрел с ней сериалы. Он даже массаж ступней ей делал! И всегда шутил, что спровадив из дома дочь, теперь они могут делать, что их душе угодно.

Чувствуя, что ее затягивает паутина хороших воспоминаний о муже, Тамара больно прикусила губу. Нет, нужно уезжать! В этой квартире она просто сойдет с ума. Будет сидеть и думать, сопоставлять и анализировать. А тем временем каждая вещь, каждая мелочь будет напоминать о прошлой беззаботной жизни. Ценила ли она ее? Берегла ли? Нет. Просто жила, не задумываясь о том, как хрупко счастье.

Она тряхнула головой и потянулась за телефоном. Есть ли билеты перед новогодними праздниками? Возвела глаза к потолку в немой молитве: пусть ей повезет! Пусть заваляется один единственный билетик на поезд или на самолет. И чудо произошло, к ее удивлению билеты еще оставались. Ближайший на послезавтра. Заполнив данные, Тамара занесла палец над кнопкой «забронировать» и тут телефон зазвонил. Опять Оля. Что-то она зачастила. А вдруг и у нее что-нибудь случилось?

— Да, Лёля.

— Привет, мам! Я тут рядом оказалась. Ты дома? Да? Я сейчас забегу!

Тамара еще некоторое время смотрела на экран телефона. Как некстати! Она встала и пошла в спальню переодеться. Прикинула, что есть из еды — Лёлька вечно голодная. Худющая, высокая, с длинными черными волосами и такими же высокими скулами, как у матери. Передаются они по женской линии из поколения в поколение. А по характеру Оля больше в отца. Так же легко меняет планы, одежду, друзей. Может, и мужа поменяет легко? Раз, и вычеркнет из жизни, как это сделал ее отец. Тома испугалась, что лепит из дочери врага. Она-то тут при чем?

Раздался звонок домофона. Тамара открыла внутренний тамбур и входную дверь. Знала, Лёля вечно теряет ключи в дебрях своей необъятной сумки. Сумка-то смешная — дерюжка. С такими раньше бабульки ходили в магазин и тащили обратно хлеб и позвякивающие бутылки с молоком и кефиром. На них была пробка из фольги — белого и зеленого цвета. Шопер — так теперь называют эти сумейки. Вся молодежь с ними щеголяет.

Лёлька влетела в дом шумная, радостная и как всегда счастливая. Скидывая сапожки, она весело тараторила о планах на Новый год, подарках, округляя глаза, жаловалась на цены и восхищенно выдыхала, вспоминая о праздничной ярмарке и катке. А еще с языка не сходил Глеб. Странно, что сейчас его здесь не оказалось.

— А он сегодня поехал мне за подарком, — ответила Оля на вопрос матери.

Она уже засунула нос в холодильник и разочарованно закрыла дверцу. Ничего вкусненького. И на кухне воздух пустой и холодный.

— Мам, а ты чего, ужин не готовила, что ли? — удивленно подняла брови Лёлька.

Тамара качнула головой.

— Я могу тебе горячих бутербродов сделать, хочешь? — спросила она, подходя к столу.

Оля внимательно посмотрела на мать. Бледная, и голос грустный.

— Мам, ты, правда, хорошо себя чувствуешь? А где папа? Скоро придет?

Тамара почувствовала, как в затылке просыпается боль. Сказать? Всё равно ведь придется. Это ведь не просто банальная ссора. Скрывать не получится. А может, пусть Николай сам поговорит с дочерью? Заварил кашу, вот пусть и расхлебывает…

— Мам… не пугай меня, — жалобно произнесла Оля и уселась перед матерью.

— Понимаешь, Лёля, — с усилием начала Тамара, — тут кое-что случилось…

Она поймала испуганный взгляд дочери и поспешила ее успокоить.

— Нет, нет, ничего серьезного… все живы и здоровы. Просто… — Тамара замолчала.

Кончились силы, да и слова тоже. Но она не позволила себе раскиснуть, раз уж начала, надо договорить.

— Просто твой отец ушел. То есть это я попросила его уйти.

Ольга расширенными глазами уставилась на мать. Тамара усмехнулась, потом нелепо развела руками, как будто хотела сказать: ну вот так, что ж теперь… Она снова села у окна, не зная, куда девать руки, бессильно положила их на стол. Опустив голову, она некоторое время изучала свои кольца, сжимала пальцы, и вдруг снова посмотрела в лицо дочери. И обомлела. В глазах Оли она отчетливо различила жалость. Она посмотрела внимательнее и неожиданно в изумлении приоткрыла губы, как будто хотела, но не решалась что-то спросить. Ольга моргнула и отвела глаза, а потом опустила их в пол, будто принесла в дневнике двойку.

— Ты знала? — почти шепотом просипела Тамара. — Оля, ты знала? Про папу и…

Она лихорадочно смотрела в лицо своего ребенка, молодой женщины, которая сейчас переживает самое счастливое время — первый год замужества. Оля не выдержала. Она встала и в два шага подошла к окну. Из-под тонкого свитера просвечивали худенькие лопатки. «Как крылья», — невпопад подумала Тома. Боль из затылка переместилась по окружности ко лбу. Колючие иглы впивались повсюду, даже в щеки и губы. Дочь, не оборачиваясь, перебирала тонкими пальцами нити гирлянды, отчего ее ногти светились то синим, то красным, то зеленым.

— Оля? — снова позвала ее Тамара.

Она видела, как дочь опустила голову. Лёля делала так всегда, когда чувствовала себя виноватой. Натворив что-нибудь в детстве, красочно сочиняла себе алиби, но потом, вот так опускала голову, и всё становилось ясно.

— Да, — тихо прошептала Ольга.

Тамара с усилием сглотнула комок в горле, откашлялась. Оля, наконец, повернулась к ней лицом и прижалась к подоконнику. Руки она заложила за собой.

— Но почему…

— Почему не сказала? — перебила ее Ольга.

Тамара схватилась рукой за ворот футболки и только кивнула. Вместо комка в горле появился спазм, который сжимал изнутри, не давая выдавить ни звука.

— Не знаю… — снова опустила голову Лёля. — И папа был против. Хотя мы с Соней убеждали его…

Тамаре показалось, что она не расслышала или что-то не так поняла.

— Вы с Соней? Ты… ты с ней знакома?

Дочь молчала, мрачно разглядывая узоры на ламинате. Теперь голова не только болела, но и кружилась. Тамара обхватила ее руками.

— Мам! Мам, ты что? Воды?

Ольга метнулась к шкафчику, достала кружку и торопливо плеснула из графина. Тамара отмахнулась. Лёля беспомощно замерла. Время застыло.