Я думала, я счастливая...

Глава 31

Солнце щедро разливало тепло, словно специально копило его все прошлые месяцы. Город сразу ожил, заблестел витринами и свежепомытыми автомобилями. На улицу высыпали даже те, кто не любил бывать на людях — долгожданная весна перетянула всех на свою сторону.

Тамара и Женя медленно брели по набережной, щурясь от бликов на воде. Отражаясь, они слепили даже сквозь темные стекла очков.

— Смотри, Том, прямо, как у нас на юге, — сказал Женя, глядя на кораблики, скользящие по реке. — Ну и теплынь сегодня!

Тамара вежливо улыбнулась уголком рта и остановилась у гранитного парапета. Женя взял ее за руку и потянул к ступенькам, ведущим к воде. На площадке внизу, на самом солнечном месте, стояла небольшая скамейка, больше напоминающая простую деревянную лавку. Вот туда-то почти насильно и усадил Женя свою молчаливую спутницу. В душу особо не лез. Хватало глаз Тамары — наполнены болью так, что еще секунда, и страдание выплеснется через край, потечет вниз, смешиваясь с темными волнами реки.

Несколько часов назад он столкнулся с Ольгой, которая, всхлипывая, неслась, не разбирая дороги вниз по ступенькам. Она задела его плечом, но даже из любопытства не обернулась, а помчалась дальше, гулко стуча каблуками по каменным плиткам. Пискнула кнопка выхода, и наступила тишина. Дверь закрывалась бесшумно. В квартире его встретила Тамара с совершенно белым лицом. Женя испугался. Он сразу же подумал о плохих новостях из больницы. Вот поэтому и Ольга куда-то бежала в слезах. Тамара всего, что случилось между ней и дочерью, подробно рассказывать не стала. Ограничилась общими фразами, да Женя и сам не захотел лезть ей в душу.

Сейчас, сидя на скамейке, он сжимал ее руку, терпеливо выжидая, когда Тамара придет в себя и попробует не думать о той болезненной ссоре, что произошла сегодня утром. Она и сама была бы рада стереть всё из памяти, а лучше предотвратить. Одного не могла понять, как опустилась до рукоприкладства. Она, которая с пеленок увещевала дочь, объясняла, приводила доводы и даже старалась не повышать голоса. Ей было больно и обидно за себя. А еще она чувствовала себя так, будто упала в грязь и теперь нескоро сможет отмыться. Перед Лёлькой, конечно, извинится, но вот, что делать со своей душой? Ни одного оправдания для себя Тамара найти так и не смогла. Да и нет таких оправданий. Теперь только и остается со стыдом вспоминать, что натворила. И это на всю жизнь, до самой смерти. И у Лёльки тоже, даже если она простит ее. Такая вот ложка дегтя, о которой со временем они постараются забыть. И это будет обоюдным притворством.

Мимо проплыл еще один катер, и вода закачалась, выпрыгивая на ступени. Она чуть-чуть не облизала носы обуви. Неугомонные чайки с резкими гортанными криками разлетелись в стороны, а потом снова опустились на беспокойные волны.

— Тома! А поехали завтра обратно, а? — попросил Женя, внимательно наблюдая за птицами. На Тамару он не смотрел.

Тамара закрыла глаза, перед ней плавали, сливались и расползались в разные стороны радужные круги. Как всё-таки хорошо, когда тепло и солнечно! Убежать вместе с Женькой, конечно, хотелось. Только это ничего не решит. Так уж сложилось, что, сколько ни бегай, а именно ей придется ставить окончательную точку. Для своего же спокойствия. Николаю теперь не до этого. Даже если у него не останется больших проблем со здоровьем и в особенности со зрением. Нужно подавать на развод, договариваться насчет квартиры, смотреть в глаза Ольге Ивановне… А вот это и есть самое трудное. Тамара ругала себя за промедление и легкомысленность. Укатила к морю, появился Женька, пробежки эти, Тимофей… Думала, сломав шаблоны, быстрее сможет взглянуть на жизнь по-новому и перестанет жить по плану. Но вышло иначе. Лучше бы она сразу подала на развод. И это был бы развод со счастливым, здоровым, влюбленным в другую женщину, человеком. А теперь ей придется разводиться с больным, а то и инвалидом. Хорошо же она будет выглядеть! Хоть на телевидении показывай в передачах, где разоблачают вероломных и трусливых жен, сбежавших от трудностей. Вот чем обернулось ее упрямое желание всех проучить и умыть руки от житейских проблем. Хотела, чтобы хоть раз в жизни кто-то другой всё решил? Пожалуйста. Дотянула… Теперь только хуже. Теперь никому и не докажешь, что авария тут ни при чем, и всё случилось гораздо раньше. Даже себе. Осадок останется на всю жизнь. Еще одна ложка дегтя. Сколько она таких насобирает?

— Нет, Жень! Сейчас не смогу. Надо разобраться до конца. Чтобы ничего не висело над душой.

Тамара, наконец, решилась на него посмотреть и даже коснулась пальцами щеки. Женя всё так же внимательно разглядывал, как желтоклювая злая чайка яростно гоняла своих товарок, отвоевывая себе добычу из куска булки.

Николай с тревогой прислушивался к звукам в процедурной. Рядом переговаривались медсестры, слышался голос врача, диктующего распоряжения и рекомендации, потом звякнули инструменты, и он услышал треск бинтов, их резали ножницами. Он почувствовал, как повязка тихо спадает с глаз и испугался. По-прежнему было темно. Доктор спокойным голосом предложил посмотреть на него. Николай осторожно приоткрыл глаза. Всё вокруг расплывалось, как в дымке виднелась фигура в белом халате и другая, поменьше, в зеленом, прямо перед ним светился большой прямоугольник окна. Глаза слезились и болели, но Николай был счастлив. Он не ослеп, и хотя зрение пока не вернулось к норме, все надеялись, что в скором времени это произойдет. Настроение было приподнятым, хотелось вскочить и обнять доктора, медсестер и даже уборщицу, поделиться с ними своей радостью. В осторожные прогнозы врачей даже не вслушивался — он же видит, значит, дальше будет только лучше.

Вчера приезжала Соня. Накануне он получил от нее записку и долго благодарил грубую санитарку, которая не поленилась прочитать ее вслух. Когда Соня пришла в палату, он был еще в повязке, но ее шаги различил сразу. Как будто шелест ветерка пронесся рядом с ним. Какое счастье, что с ней и малышом всё в порядке! Он никогда бы себе не простил, если бы с ними что-то случилось. Теперь нужно только восстановиться и забыть, как страшный сон все неприятности, свалившиеся на них в последнее время. Соня привезла зарядку для телефона, и он ожил. Николай сразу же позвонил маме и долго-долго успокаивал ее, повторяя в сотый раз, что совсем скоро его из больницы отпустят. Ольга Ивановна плакала и постоянно напоминала о том, что не его «эта, незнамо кто», а Томочка, как всегда оказалась рядом и очень ей помогла.

— И к тебе она в больницу приезжала. И с врачами разговаривала. Всё она. Всё Тома. Сынок, ты подумай еще. Как же можно с Томочкой разойтись? Как же можно? Она мне, как дочка. Да и кто лучше, чем она тебя выходит?

Николай отмалчивался, волновать мать не хотелось. Надеялся, что со временем она смирится и примет Соню и маленького внука. Сердце не камень, растает, разольется в нежности и любви. Выписывать его не торопились. Уже несколько раз собирались врачи на консилиум, уже устал Николай всматриваться в буквы и картинки, которые ему постоянно они демонстрировали. Да, ошибался, да называл не совсем то, но не слеп же он, как крот! В крайнем случае, подберут ему очки.

Больше волновало, как теперь справляться на работе. Терять ее нельзя ни в коем случае. Конечно, никто его не уволит сразу. Уже несколько раз звонил сам начальник и интересовался его здоровьем. Вскользь расспрашивал и о сроках, когда сможет приступить к работе. После сокращения персонала отсутствие Николая было ощутимо. Врачи оставались категоричны — в ближайшие месяцы напрягаться нельзя. И дело не только в зрении, но и в сотрясении мозга, в сломанной ключице и многочисленных ушибах. Много раз проверяли сердце — сильный удар об руль сказался и на нем. Грозили список ограничений выписать, как столетнему деду. Но Николай им не верил: пугают. Врачи всегда перестраховываются. Некогда ему беречься и есть по утрам манную кашу. У него вот-вот сынишка маленький появится. Да и Соня абсолютно не приспособлена к этому миру.

Длинными ночами Николай прокручивал варианты, как бы теперь наладить их с Соней жизнь. Без машины совсем туго. Пока разберутся со страховой, пока появятся выплаты, да и ремонт себя не оправдает. Проще купить новую. Но всё как всегда упирается в деньги. Приличная сумма ушла на Тимура, а больше ничего и не отложено. Удивительно, что Соня выискивает, на что купить ему то йогурты, то яблоки. Она всё время забывает, что он не ест яблоки. Не любит, и даже запах их выносит с трудом. Зато сосед по палате с выбитым по пьянке глазом, грызет их с удовольствием.

При воспоминании о Соне расплылся в улыбке. Девочка моя. Как же ей было и есть страшно без него. А она храбрится и утешает, совершенно забывая о себе. Ничего, скоро уже он поедет домой, а там… «А там тебе нужно придумать, откуда появятся деньги», — занудно пробубнил кто-то в голове. Николай крутился на неудобной больничной кровати и думал, думал. Вот и снова судьба проверяет его, не сделал ли ошибку, переменив свою жизнь в тот момент, когда многие подводят итоги.

Всё чаще приходили в голову мысли о продаже квартиры. Морщился: крайний случай. Не хотелось выглядеть перед Тамарой и Лёлей крохобором. В конце концов, они-то, в чем виноваты? В том, что он влюбился и должен начать всё с нуля? Хотя, если Тамара надумает переехать на юг, то можно рассмотреть и этот вариант. Вдруг ей тоже нужны деньги? Смутная надежда приободрила, хотя от мыслей о будущем начинала болеть голова. Успокаивал себя — справится, что-нибудь придумает.

Тайком от Николая Соня отправилась к матери, попробовать занять хоть какую-то сумму. Инесса Леонардовна, услышав просьбу дочери, округлила глаза, словно ей предложили что-то непристойное. Весь вечер потом возмущенно махала руками и трагически качала головой: откуда у нее деньги? Сама же недавно у них просила на зубного. Зубы, кстати, удались на славу, и теперь Инесса Леонардовна улыбалась почти круглосуточно, вызывая косые взгляды прохожих. Отец тоже объявил, что пока помочь не может, устраивал свою выставку и все деньги ушли на ее организацию.

— Но как же так, Соня? — вопрошала Инесса Леонардовна, хлопая густо накрашенными ресницами. — Я думала, твой Николай человек обеспеченный и у вас есть запасы на черный день… Зачем же тогда ты… — и замолкала, боясь закончить фразу.

Соня задумчиво кусала губы, не понимая, как помочь своему любимому мужчине. Прислушивалась к себе и в отчаянии признавалась: не хватает у нее сил. Истратила всю себя на Тимура, горела от мысли казаться ему полезной и помнящей добро, напитывалась его чувством благодарности. Не рассчитала. Выдохлась. Она уныло попрощалась с матерью и, выйдя на улицу, нерешительно остановилась. С легким гулом подъехал синий троллейбус. Соня подняла глаза и, увидев номер, легко шагнула внутрь. Душевная боль требовала успокоения, а больше обратиться ей не к кому. Тимур даст мудрый совет. А завтра с утра опять в больницу к Коле.