Я думала, я счастливая...

Глава 32

Для Тамары и Жени вечер закончился тихой ночью. Нагулявшись по городу, они поехали домой, заказали еду, а потом просто легли спать. Тамара быстро уснула, а Женя, боясь пошевелиться, долго смотрел в ее измученное бледное лицо. Он осторожно убрал прядь волос, улыбнулся, отметив, какие красивые губы у этой женщины, тихо подтянул краешек одеяла, чтобы накрыть ее плечо. Знал, Тамара постоянно мерзнет. В телефон была закачана книжка, но действие не увлекало, мысли постоянно возвращались к его спонтанной поездке сюда. Сколько еще продлится их странный роман? И почему его так тянет именно к ней?

Всю ночь Тамара проспала крепко и спокойно, словно и не мучила ее совесть накануне, будто и не ела она себя поедом за то, что ударила дочь. Утром завтракали, шутили, Женя сгребал ее в охапку и тащил на балкон, чтобы Тамара убедилась, что погода только на вид мрачная, а на самом деле на улице тепло и нужно ехать в загородный парк. Исчезла давящая тяжесть в груди, рассосался комок в горле, стало легче дышать. Снова появилась надежда, что всё уладится. Весна всегда приносит надежду на покой и счастье. Люди верят, что пережив холода, они заслужили радость.

Звонок в дверь застал Тамару врасплох. Она даже почему-то подумала, что это Николай. Наверное, потому что находилась в их доме, но с другим мужчиной. Как будто привела тайком любовника. А может, это Лёлька?

— Лёля мне всё рассказала! — громко и категорично заявила Елена Владимировна прямо в прихожей. — Как ты могла, Тома? Я совершенно не понимаю… Почему вы всё от меня скрывали? Почему обо всем я узнаю в последнюю очередь?

Тамара ошарашенно смотрела на мать, чувствуя себя девочкой-подростком, которую родители застукали наедине с мальчиком. Она беспомощно оглянулась на Женю, но Елена Владимировна шла напролом.

— Лёля пожаловалась, что ты стала очень нервной, позволяешь себе, не пойми что! Ты ее ударила! Как это возможно?! Я за всю жизнь ни разу тебя пальцем не тронула. И отец тоже. Видимо, зря… И почему ты всё время врешь?

— Мама, я никому не вру. А Лёлька… мы обе виноваты… — Тамара смогла, наконец, заговорить.

Елена Владимировна с минуту внимательно рассматривала Тамару, как будто решала, что с ней дальше делать. Потом она перевела взгляд на Женю и брезгливо поджала губы.

— Н-да-а-а, воспитала я дочь, ничего не скажешь… Муж в больнице слепой лежит, а она тут…

Тамара почувствовала, как закипает, еще немного и наговорит матери такого, что можно будет поставить жирный крест и на остатках своей семьи. Она мысленно сосчитала до десяти и только потом решилась ответить:

— Мам, а тебя не смущает, что Николай сам ушел из дома, встретив за полгода до этого любовь всей своей жизни? Нет?

— Он не ушел, — независимо сказала Елена Владимировна. — Лёля сказала, что это ты его выставила с вещами.

— А что я должна была сделать, мама?! — горячо воскликнула Тамара, всплескивая руками.

Ей было ужасно стыдно пререкаться с матерью в присутствии Жени, но другого выхода не было. Елена Владимировна всё равно не остановится, раз уж не поленилась приехать сюда, да еще и без предупреждения.

— Посоветоваться со мной! — повысила голос Елена Владимировна. — Это раз! И второе — договориться!

— С кем? С кем мне договариваться?! — изумилась Тома. — С Колей? О том, что я буду старшей женой, а он пусть любится с младшей? Так, что ли, по-твоему?! У него к твоему сведению, там сын скоро родится!

Елена Владимировна поменялась в лице. Про ребенка внучка ей ничего не рассказала.

— И всё равно, — упрямо решила не сдаваться она, — ты должна быть мудрее. Тысячи жен проходят через это, но борются за семью! — Она помолчала. — А не бегут на моря под предлогом усталости… Хотя, теперь я вижу, всё уже бесполезно, — закончила Елена Владимировна, недовольно поглядывая на Женю. — Я сегодня хочу поехать к Николаю. Навестить его. Может, ему нужна помощь? Не чужой мне человек и о тебе всегда заботился.

Эти слова вдруг развернули ее мысли в другое русло. Елена Владимировна прищурилась и вдруг сварливо спросила:

— А на что же ты будешь жить теперь, а? Ты подумала? И что станет с квартирой? — она повела вокруг руками.

Тамара поняла, что сил отвечать на эти вопросы у нее нет. Нужно просто подождать, когда мать уедет. Объяснять ей что-либо бесполезно, поэтому-то и не сообщала ей ничего. А Елена Владимировна и сама особо не спрашивала. Всю жизнь она боялась, что Тамара и Николай разойдутся, и предпочитала прятать голову в песок. Дочь никогда на семейную жизнь не жаловалась, значит, всё хорошо. Так ей было спокойнее. А теперь вот, как снег на голову. У отца давление подскочило, а она еле дождавшись утра, поехала сюда попытаться вразумить эту бестолковую. Жизнь длинная, каждый может ошибиться, не рубить же всё с плеча. Что тогда останется? Пепелище… И живи потом на нем в одиночестве. Как будто этот смазливый станет дочери мужем… Жди, раскатывай губу. Зачем она ему? Ей же даже не тридцать. В лучшем случае, на квартиру позарился. Ишь, сразу прискакал из своей деревни на готовенькое!

Елена Владимировна смотрела на дочь с сожалением. Нет бабьего ума. С детства план начертит и не свернешь. А нужно-то, где хитростью, а где и измором. Затаилась бы, выждала. Не уходил же Коля полгода из семьи, значит, и ничего серьезного. Да даже если и ребенок! Эти стервы, на что только не идут, лишь бы мужика себе заполучить! Вон и Сашка ее нагулял так много лет назад. Тамара даже не знает, что у нее единокровная сестра есть. И никто не знает. Саша дома, а Томочка не подозревает, что ее отец вытворял. Сколько сил было положено, чтоб семью сохранить! И ведь сохранила! Кто же мужиками разбрасывается, да еще такими, как Коля? Ни слова не сказал против, когда приспичило Тамаре уволиться, не попрекнул ни рублем ни разу.

Она вздохнула и уже спокойнее произнесла:

— Ну, смотри, живи, как знаешь. Только потом не плачься…А то с аферистами всякими теперь будешь возиться… Тьфу, — и, махнув рукой вышла из квартиры.

В прихожей остался тяжелый запах ее сладких духов и Тамара, которая стояла, опустив голову и обхватив себя руками, как будто замерзла. Визит матери явственно показал ей, что союзников у нее не осталось, и что бы она ни сделала, угодить всем уже не получится.

Когда Соня вышла из клиники, было уже темно и в аллее, ведущая к остановке, зловеще темнели деревья. Словно могучие великаны, они шевелили длинными пальцами веток и так и норовили сомкнуться плотнее и не выпустить из своего плена. Никого из посетителей уже не было, Соня задержалась здесь допоздна. Она быстро зашагала по блестящему асфальту в сторону автобуса. Добираться придется с пересадками, но это хорошо, будет время подумать.

Пока полупустой троллейбус гудел по освещенным улицам города, Соня с улыбкой вспоминала, как Тимур обеспокоенно расспрашивал ее о здоровье, пытался напоить горячим чаем и, перебирая ее тонкие пальчики в руке, заглядывал в самую душу темными участливыми глазами. Он восхищенно любовался ею и говорил о том, как ей к лицу беременность. Тимур сравнивал ее с мадонной и сожалел, что не может создать серию фотографий, посвященных ее светлому образу — будущей матери. Соня, как на исповеди, открыла ему все свои опасения и страхи, пожаловалась на тревогу и боязнь не справиться с состоянием Коли. Тимур кивал, утешал, целовал ее в голову и обещал, что силы найдутся. А если и нет, он всегда рядом и всегда готов помочь. Соня притихла. Тимур действовал на нее гипнотически. Он, наконец-то, вернулся, вынырнув из своего зазеркалья, пришел с той стороны, куда чуть не завело его угнетенное состояние и теперь от него веяло силой и уверенностью. Соне было хорошо и спокойно.

Дни сменяли друг друга, но Соня почти их не замечала. Настал день, которого она так ждала последние две недели — Коле разрешили поехать домой. Он вышел из больницы бледный, похудевший и измученный, с горой рекомендаций и запретов, но с полной уверенностью, что теперь восстановление пойдет быстрее. Со зрением картина пока оставалась неопределенной, но ухудшения не было, а перед выпиской Николай даже смог, напрягаясь и щурясь, прочесть еще одну строчку букв на таблице. Доктора предупреждали, процесс не быстрый, а для того, чтобы не сделать себе хуже, нельзя было читать и смотреть телевизор. И, конечно, пока никакой работы за компьютером и с бумагами. Больничный продлевали без вопросов, хотя рано или поздно появиться на работе придется. Но пока выплаты на карту приходили, да еще сердобольные коллеги насобирали приличную сумму в помощь. Но самое главное, он дома и рядом Сонечка. В первое время он даже просыпался по нескольку раз за ночь, чтобы убедиться, они снова вместе и Соня никуда не исчезнет.

К быту приспосабливался сложно. Его раздражало, что он стал неуклюж, а часто и беспомощен, особенно когда нужно было выполнить мелкую работу. Приходилось постоянно обращаться к Соне. Они оказались заложниками маленькой, беспорядочно захламленной квартирки. И поначалу Николай млел от круглосуточного присутствия Сони и ее милых, порой, неловких попыток оказать ему помощь. Как могла она его развлекала: читала вслух, выходила с ним на прогулку, экспериментировала с готовкой. Но Николаю почему-то становилось душно и тоскливо. Врачи предупреждали его о том, что эмоциональное состояние может пошатнуться, но Николай отмахивался: какие глупости, он же не Тимур-меланхолик. Он мужчина и знает, что такое ответственность, ему некогда вздыхать и лить слезы. Однако чем больше проходило времени на больничном, тем сильнее Николая охватывали паника и раздражение. По ночам он не мог уснуть, рисуя мрачные картины своей никчемности, а днем часто срывался из-за пустяков. Он не мог прочитать названия лекарств, а у Сони никак не получалось уяснить, в каком порядке их расставить и разложить, чтобы ему было удобнее. Прежде Николай никогда особенно и не вникал в такие детали. Если подхватывал простуду, то ложился на диван, а дальше оставалось только послушно открывать рот — у Тамары всё было четко и определенно: сколько, что и как часто. Поворчав на Соню, Николай ненадолго успокаивался, но потом вновь нервничал и злился — всё ему было не так. Соня старалась угодить, но получалось только хуже. При этом оба испытывали бесконечное чувство вины за то, что растеряли ощущение легкого, пузырящегося, как шампанское, счастья. В темноте Соня тихонько плакала, а Николай делал вид, что не знает об этом. Атмосфера бессилия грозила раздавить их обоих, как маленьких букашек, угодивших в ловушку.