Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук

18

Булатов поднял трубку и, прочистив горло, сказал:

⁃ Булатов, — каждый его жест был автоматическим, пустым. Проговаривание своей фамилии в трубку — тоже.

⁃ Булатов, твою мать, — так представлялся его начальник. — ты чего там охренел что ли?

⁃ Никак нет товарищ генерал, — этот ответ тоже был пустым.

⁃ Че ты неткаешь? — вряд ли это можно было назвать вопросом, — у тебя там эти два чук, Чук и Гек, че там делают?

⁃ Так точно, товарищ генерал, — автоматически отозвался Булатов.

⁃ Слушай меня, дурак, — и Булатов слушал, — если сейчас же не успокоишь этих дураков, я тебя лично это самое, ты понял?

⁃ Так точно, товарищ генерал.

⁃ Все, иди ты.

⁃ Будет сделано, товарищ генерал, — отсалютовал Булатов.

Речь шла о Семене Николаевиче и обо мне. Генерал пытался сказать, что мы действуем неаккуратно, грубо. Во-первых, Семён Николаевич подал бумагу (чистая формальность) на то, чтобы навестить Егорова в следственном изоляторе. Подобное действие, обычно, не вызывает вопросов или проблем. В этот раз было бы так же тихо, как и всегда, если бы не вторая бумага от Семена Николаевича.

Во второй бумаге, следователь просит привлечь психолога (меня) к «оценке риска возникновения религиозной организации (культа) на территории Калининградской области».

Генерал пришёл в ярость, увидев эти бумаги вместе. Он кричал и швырялся разными грубыми ругательства. Некоторые ему пришлось нарочно подыскивать, потому что человеку его статуса и ума нужно быть (хоть и в меру) оригинальным и самобытным. При этом, трудность состояла также в том, что рамки данной рукописи не могут вмещать нецензурную лексику (согласно закону N 101-ФЗ от 5 мая 2014 года «О внесении изменений в Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации»» о запрете мата в литературе, кино и театре).

Наталья, секретарь этого генерала — хорошая и добрая женщина. Недостатком её можно было бы считать только напрочь отсутствующий вкус. Этот самый вкус отсутствовал во всем: в еде, одежде, выборе тем для разговора. Её бывший муж (который ушёл от неё не по причине вкуса, а по вине её бесплодия), бросил ей вслед, уходя с сумкой из дома «одеваться ещё научись». Он бросил эту фразу наугад, не надеясь ни на что, но попал.

Наталья потратила несколько десятков тысяч рублей на услуги стилиста и новый гардероб, столько же — на психологов и, сегодня, сидя перед генералом в покорном молчании, слушала матершиные слова, облачившись в блеклое леопардовое платье.

Она думала о том, в какой день недели или время года ей лучше повесится. Важен ли час? Как сделать, чтобы её нашли быстро? А ещё думала о том, стоит ли сегодня готовить дома ужин, если угроза суицида так близка? А потом решила, что скоро обязательно согласится на предложение генерала переспать. Тогда будет больше поводов для смерти через повешение.

А генерал не унимался. Он репетировал матерные крики. Потом, он затих. Потом, он позвонил Булатову и обещал ему секс, если Булатов не справится.

Хочется добавить, что это тоже устройство человека, что это нормально. Но, вместо этого, я лишь скажу, что день на этом не был закончен. Бывают такие дни, которые проходят не оставив за собой ничего. Один-два разговора, один-два звонка или письма и все. Остальное — рутина и пыль. И, в заключении, ещё раз подчеркну, это был не такой день.