Игорь, Влад и Миша уже ждали нас в машине. Несмотря на их внешность, на все эти каски и автоматы, сегодня я никак не могу сказать, что были они в «боевой готовности»: они как обычно шутили и смеялись. Даже интересно, как им удаётся так быстро переключаться на дело и в самую секунду (даже не минуту), когда машина останавливается по нужному адресу, выпрыгивать и хватать свою «жертву». Хотя, конечно же, не жертву, а совсем даже наоборот.
Трое ребят почти одного роста, все трое выше меня на полторы головы. Все трое не накачены, но физически очень крепкие. Это было видно по тому, как ровно и правильно сидит форма, по их движениям: резкие, быстрые.
Ехали мы со скоростью 130 километров в час. С такой скоростью движется комета, ну, или ракета, на худой конец. Наш транспорт, старый и ненадежный, был похож на коллег Моисея, дошедших до Святой земли: и те люди, и этот автомобиль настолько устали от сорокалетней дороги, но привыкли к движению, что это самое движение и стало основной жизненной силой. Кажется, что остановись мы на светофоре (а ехали мы без светофоров) — мы больше не тронемся с места.
Думаю, что вспомнился Моисей мне не случайно: ехать на старом отечественном автомобиле со скоростью 130 километров в час — та ещё «проверка веры».
Пейзаж за окном был однообразным и надоевшим. Лето уже ничем не могло удивить и стояло стойкое послевкусие «так и должно было быть».
Ребята из группы захвата перестали смеяться и думали о чём-то своём. Игорь думал о чём-то своём уставившись в окно. Взгляд его был немигающий и тяжелый. Такой случается у людей, поднимающих большой, тяжелый груз внутри себя. Игорь заплакал бы, если бы сказал хоть часть того, о чем он думает. Ему было больно, страшно и одиноко. Жена Игоря вчера проделала гнусное и страшное предположение: она заметила мужу, что все это время, на предмет фертильности тестировали, изучали и исследовали только ее одну.
Игорь напрягся. Они сидели на диване. По телевизору шла мучительная ерунда. Игорь обнял ее полтора часа назад, после того, как сходил за чаем. В тот момент, когда жена предположила у него бесплодие (чем, безусловно, унизила его), рука его уже затекла. От обиды (а ещё от желания показать как сильно она его обидела) Игорь убрал руку. Он театрально отодвинулся от жены, повернул голову, выпучил глаза: «Что?». Вышло очень мощно (опять же, в театральном смысле). Жена предложила сходить и сдать тест на фертильность.
Игорь не вежливо отказал ей. Сейчас, он жалел об этом. Ему не хотелось обижать жену. Тем более, что размышляет она вполне рационально.
В знак своей, не столько покорности, сколько уважения к супруге, в утреннюю яичницу Игорь добавил петрушку. Он съел ее глядя на жену и одобрительно кивая ей: «я согласен; сделаем как ты скажешь». При этом, строго говоря, не знал, что именно нужно сделать. «Тебе нужно будет сдать сперму, которую проверят на активность сперматозоидов».
Игорь смотрел в окно. Он готов был плакать. По другую сторону поля, что они проезжали, вилось длинным удавом Приморское полукольцо. Машины на нем двигались быстро и уверенно. Игорь заплакал. Где-то в глубине он нащупал и тянул мысль о том, что будь его сперматозоиды такими же резвыми и уверенными как машины на этом шоссе — у него давно уже до бы сын. Или дочь. Без разницы.