Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук

29

Морг — это место почти сакральное. Кто-то его идеализирует. Кто-то его демонизирует. Но, правда в том, что морг — это просто помещение с мертвыми людьми. Морг, в который привёз меня Семён Николаевич — это почти дом для доктора Гусарова. Этот серьёзный, сдержанный человек с маленьким и нервным лицом, устал от семьи. Говорить с кем-то в принципе работа, а говорить постоянно и бесцельно — пытка.

Доктор Гусаров встретил нас спокойно, легким кивком головы без улыбки, как и встречал всех остальных. Он показал нам два тела: мужское и женское. Мужское тело раньше носило фамилию Булатов и звание подполковника. Женское носило имя Катя и должность секретаря. На сегодняшний день, это были просто тела. Званий и имён тела иметь не могут.

Семён Николаевич съёжился. Как я уже говорил, его психологический панцирь, выстроенный из хладнокровного спокойствия — рухнул. Теперь, рядом со мной стоял обыкновенный довольно молодой и накаченный человек. И этому человеку стало плохо.

⁃ Смотрите пока, я на улице постою, — Семён Николаевич отметил недоумение в лице доктора Гусарова и добавил, — нечего мне тут видеть.

Доктор Гусаров молчал. Нечего ему тут было сказать. Он с брезгливой усмешкой смотрел всегда на тех, кому тут, в морге, становится плохо. Он считал крайней степенью лицемерия обмороки (или, как он их профессионально называл «синкопы»), припадки и тошноту при виде трупов. Он полагал, что человек и есть человек: хоть мертвый, хоть живой. Он говорил, что в зеркале нельзя увидеть что-то большее или меньшее, чем мы видим в морге у трупа.

Я наклонился к телу Булатова. Рядом, на хирургическом столике был открытый пакет с перчатками. Протянув к пакету руку, я посмотрел на доктора Гусарова:

⁃ Не против? — я мог бы использовать более длинную конструкцию фразы, но Гусаров не из тех, кто любит трепаться, это видно.

Гусаров легко и равнодушно кивнул. На этот раз ему не удалось скрыть симпатию ко мне. Он, похоже, проникся уважением моему искреннему любопытству к трупам.

Я осмотрел срез рук и ног. Идеально ровный. Место ампутации стянуто пластиковым хомутом. В этом жесте не было заботы. Попытка остановить кровь хомутом — исключительно расчёт. Ему (кто бы это ни был) нужно было видеть их живыми после ампутации и отделаться при этом минимумом крови.

⁃ Чем так ровно можно отрезать? — я показывал пальцем на срез у плеча.

⁃ Пилой, — ответил Гусаров. Глаза его сверкали. Он поднял со стола медицинскую пилу.

⁃ Где такую достать?

⁃ Новую — сложно, — он задумался, — но у него, скорее всего не новая. Срез другой. Старая.

Каждое слово далось доктору Гусарову с силой. Говорить со мной было ему приятно, ведь я понимал его (как ему казалось), но говорить в принципе — работа для доктора Гусарова.

Я пожал доктору руку и вышел. Семён Николаевич с нетерпением выслушал мой рассказ. Я рассказал ему, что тела, найденные ранее, жертвы Егорова, имели исключительно иное состояние среза конечностей. То есть, Егоров использовал ту же идею, но действовал менее профессионально.

⁃ Профессионально? — Семён Николаевич остановил мой рассказ, пристально глядя на меня.

Я имел ввиду, действовал более грубо, варварски. Он отпиливал конечности болгаркой, что оставляло сильные ожоги. В случае с «этими телами» (без имён и фамилий), действовали деликатно. И, что самое главное, имели систему и СМЫСЛ действий.

Семён Николаевич смотрел в сторону. Любопытство и интеллектуальный азарт следователя взяли верх над страхами и сомнениями исполняющего обязанности начальника.

⁃ Я правильно понял, что, — тут Семён Николаевич подытожил, — есть некто, придумавший историю про гигантского паука, который отрывает людям конечности и они становятся какими-то другими. Этот ненормальный опубликовал рассказ про этого паука. Егоров прочитал рассказ и решил сам так сделать с девушками. Теперь, кто-то начал делать то же, что Егоров, но более «профессионально», — последнее слово Семён Николаевич нарочно исковеркал, чтобы показать как я был не прав.

⁃ Все так, — кивнул я, — но есть ещё кое-что.

Сейчас, эти два трупа, не от «кого-то там», а от автора рассказа, на что он нам поспешил намекнуть запиской. А, во-вторых, нам нужно следить за Егоровым.

— Почему? — спросил Семен.

— Мы полагаем, что Егоров просто «начитался ерунды и сошел с ума», так? — я видел как Семен соображает, — а если тут все немного сложнее? Если Егоров не прочитал и придумал, а научился у кого-то? То есть, смотри, последние два трупа появились, только когда мы Егорова поймали, да еще и с такой пафосной запиской. Может, автор рассказа, который Егорова научил всему этому не думал, что мы его возьмем?

— Только давай без «два трупа»? — я-то даже не обратил внимания сам на свои слова, а Семена, похоже, резануло от того, что я по отношению к Булатову и Кате употребил «два трупа». Ладно.

Когда мы ушли, доктор Гусаров достал матрац, подушку и одеяло. Он не хотел к жене. Он знал, что с самого порога она захочет пообниматься, поговорить или посидеть вместе. Потом, заставит его сидеть с ребёнком и проводить время вместе. Он постелил постель на пол и лёг. На часах было 16 часов. Доктор Гусаров устал.