Яду, светлейший?

Глава 27

Поутру всегда испытываешь неловкость. Хочется потихоньку выбраться из постели, собрать одежду и уйти. Ну или, если все случилось в твоем доме, растолкать любовника, выставить за дверь и усесться на кухне пить чай с малиной. Так я фантазировала всякий раз и всякий же раз жизнь расходилась с фантазиями. Кроме стеснения, его всегда хватало. В данном конкретном случае к нему примешивалась паническая мысль: «Что, если нас слышали?»

Сердце колотилось в горле. Если бы от восторга! А Линасу ничего, лежит довольный, одну руку под голову подложил, другую ко мне тянет.

Прошипела:

– Отстань!

Сам мог бы догадаться. Или собственная репутация в глазах родителей его мало волнует?

– Да что с тобой? – удивленно спросил Линас и убрал падавшую на глаза прядь.

Вместо ответа приложила палец к губам, прислушалась. Шаги!

– Поздравляю: горничная, – траурным тоном сообщила я.

– И что с того?

Линас сладко потянулся и перевернулся набок. Одеяло сползло, и пробивавшееся в комнату солнце теплыми пятнами заиграло на коже, обрисовала густые тени подвздошных костей и крепких мышц живота. Зрелище привлекательное, не спорю, но не для служанки. Посему…

– Полезай под кровать! – громким шепотом приказала я, одновременно пытаясь отыскать ночную сорочку.

Да где же она?! Оказалось, под подушкой, куда ее любовно убрала прошлым вечером все та же горничная.

– Зачем?

Линас пока туго соображал. Он только-только проснулся, тогда как я уже успела расчесать спутанные волосы – не до того было вчера.

– Хорошо, – подобрала с кресла его одежду и кинула под кровать, – предстань перед гостями во всей красе. Обмороки, проклятия, а, может, и парочка сердечных приступов обеспечены. И прости-прощай карьера в инквизиции!

– Она у меня и так не заладилась, – скривился Линас, но намек понял, встал с кровати.

Ровно в тот момент, когда раздался оглушительный стук в дверь.

Оба мы замерли, затравленно переглянулись, как застигнутые врасплох на месте преступления. Собственно, так оно и было, аристократы придерживались самых строгих нравов. На словах, во всяком случае.

– Барышня, вы уже встали? Миледи? – послышался приглушенный запертой дверью голос горничной.

Ручка дернулась.

По виску стекла капелька пота. Какое счастье, что вчера мы все-таки заперли дверь!

Сонно отозвалась:

– Да, сейчас, одну минуточку!

И жестом указала Линасу: «Под кровать!»

Несколько лихорадочных движений, и вот уже ложе любви превратилось в постель целомудренной девицы.

– Мне показалось, я голоса у вас слышала…

Горничная поставила кувшин и латунный тазик на каминную полку, подозрительно огляделась. А из-под кровати мужской ботинок торчит! Пришлось спешно загородить его, зашвырнуть подальше. Прости, Линас, если по лбу попала.

– Это я. Люблю говорить сама с собой, когда никто не слышит.

Надеясь, поверила. Видела ли она ботинок? За завтраком узнаем. Аврора не обойдет стороной столь пикантную тему, а Селия нравоучение прочтет.

– Сюда, барышня!

Служанка толкнула сливавшуюся со стеной – неприлично же, нужно прятать – дверь в небольшую умывальную комнату, совмещенную с уборной. Примечательно, только с одним краном – с холодной водой. Значит, в кувшине горячая. Зато на кованной полочке над умывальником нашлось несколько занятных флаконов и баночек. Лаванда, шалфей, розовая вода – ведьма во мне мурчала от удовольствия. Ведь этим всем можно пользоваться?

– Анжелика Лазье уже здесь, – поливая мне из тазика, где смешала холодную и горячую воду, сообщила горничная.

– А зачем она мне?

Спросила, а потом вспомнила. Точно, дочка соседки, с которой мы должны что-то репетировать, но непременно после полудня. А сейчас сколько? Оказалось, без пятнадцати одиннадцать.

– Если миледи поторопится, то успеет к завтраку, – словно прочитала мои мысли служанка.

Подозреваю, поторопиться надо. Заодно спокойно осмыслю случившееся.

Несмотря на обстоятельства знакомства с Линасом и то, как я обошлась с учеником аптекаря, соревнования за титул самой развратной особы волости я бы с треском проиграла. Что не отменяло моей вольности в общении с противоположным полом. Только вот сейчас она куда-то подевалась. Горничная спасла от неприятного разговора. Кто только придумал эти дурацкие объяснения! Подумаешь, переспали, это не накладывает никаких обязательств. Только вот внутренний голос упорно повторял, что я вляпалась. Хуже, чем Линас с предложением, которое ему предстояло сегодня делать на глазах у всех.

Злилась на инквизитора. Мог бы вести себя сдержаннее, тогда и мне не пришлось бы целовать его в ответ. Чем только губы его намазаны, приворотным зельем?

«Такое случается, – мысленно успокаивала себя, пока горничная облачала меня для пикировки за утренним кофе, – в минуты опасности мужчины и женщины часто сближаются. Он симпатичный, умный, порядочный…» Стоп, если я начала перечислять достоинства мужчины, дело пахнет серой! Точнее, влюбленностью. Подумаю об этом после завтрака.

И вот еще что, надо бы оставить дверь открытой, не через окно же, раскланиваясь с гостями, Линасу из моей спальни выбираться!

Горничная возилась с застежками целую вечность. Сама бы я управилась гораздо быстрее, но нельзя, у дворян свои причуды. Тот же единственный кран, обтирания вместо ванны. Для полноты картины не хватало только кубиков льда с васильковой или розовой водой, но, может, это часть вечерней программы?

Линас тоже проявлял чудеса терпения. Ладно я, хотя бы двигаюсь, говорю, а ему дышать надо через раз. Оставалось надеяться, слуги смахивали пыль не только с картин, иначе незадачливый любовник рисковал превратиться в моего пациента: мало ли, что в грязи можно подцепить? Холодно ему там, бедняжке… Сам виноват, надо было вовремя уходить, а не хвастаться обнаженными телесами. Бахвальство всегда плохо заканчивается, этому во всех сказках учат.

– Я сама! – не выдержав, отправила служанку восвояси.

Во-первых, она мне половину волос выдерет. Во-вторых, Линасу тоже надо успеть на завтрак.

– Как изволите, барышня. – Показалось, или горничная даже обрадовалась? – Завтрак накрыт в парадной столовой на первом этаже.

Ясно, никакого тихого семейного круга, но Линас предупреждал.

– Эй, – наклонившись, постучала по раме кровати, – вылезай, герой-любовник!

Внизу что-то зашуршало, заворочалось, и напоминавший лешего Линас вылез из своего укрытия. Для полного сходства с хранителем болот и дубрав не хватало только грибов и веток в волосах.

– Я продрог! – Линас сделал несколько упражнений, чтобы разогнать кровь по венам. – Понятия не имел, что у родителей полы такие холодные!

– Иди умойся. Заодно исподнее натяни. Твои на первом этаже трапезничать изволят.

Язвительный тон помогал избегать главного – разговора о случившемся. Да и как-то не к месту: я одетая, он голый. Фарс какой-то выходит!

Однако Линас был настроен прояснить все здесь и сейчас.

– И больше ты ничего мне не скажешь?

Склонив голову набок, он держался так, будто он в бальном фраке.

– Говорить – твоя прерогатива. Если забыл, вечером ты делаешь мне предложение.

– Аурелия, – нахмурился Линас и сделал шаг вперед, – я серьезно.

– И совершенно напрасно!

Ловко уклонилась от его объятия и переместилась к двери.

– Меня ждут. Тебя, кстати, тоже.

Не хочу говорить об этом сейчас, не желаю! А лучше вообще никогда.

* * *

Анжелика Лазье оказалась худосочной неопределенного возраста девицей с тонкими рыжеватыми волосами, пошла в отца, а не в мать. Он напоминал цаплю: долговязый, с острым носом, залысиной, которую тщетно маскировал. Яркий платок болтался на тонкой длинной шее, явно неуместный по утреннему времени, равно как черный бальный фрак. Довершало образ пенсне на серебряной цепочке.

По сравнению со вчерашним днем незнакомых лиц заметно прибавилось. За длинным столом в белоснежной столовой пили кофе и перешептывались человек двадцать. Со всеми я поздоровалась, сделала неглубокий реверанс и лишь затем опустилась за предупредительно отодвинутый слугой стул – каждому свое, строго отведенное место.

– Ну вот и Аурелия! – одобрительно кивнула Аврора. Она слишком хорошо выглядела для женщины, страдающей от мигреней. – Не хватает только моего непутевого сына.

– В военной академии его быстро бы отучили спать до полудня, – буркнул восседавший во главе стола Вальтер.

Он изменил мундиру, снизошел до фривольного василькового сюртука и жилета в тон, но ничего не мешало лорду Клавелу переодеться к парадному обеду.

– Сегодня мы все встали поздно. – Аврора примирительно коснулась его руки.

– Говорите за себя, миледи, – отрезал Вальтер и ударил ножом по яйцу; скорлупа треснула. – Я привык вставать с первыми лучами солнца.

Украдкой ухмыльнулась. Даже если Линас просыпался бы в предрассветных сумерках, отец все равно счел бы его лежебокой. Зато если бы он женился на Лидии, мог бы и вовсе не спускаться к столу. Но с кузиной Ольгаса покончено, это я знала точно. И причина… Причина сейчас сидит и кладет фрукты в овсяную кашу. Только вот как сложится жизнь, превратятся ли фальшивые чувства в настоящие?

Отогнала навязчивые мысли и прислушалась: не хотелось потерять нить разговора, еще хуже, пропустить обращенный ко мне вопрос. Вчерашнее чаепитие показало, никогда не знаешь, откуда добудешь ценную информацию.

Подискутировав на тему нынешней молодежи, ее склонности к яркой, беззаботной жизни, старшие (младшие смущенно помалкивали) вспомнили наконец о поводе, ради которого собрались. Официальные поздравления ожидались позже, но первые, частные, прозвучали уже сейчас. Вальтер отмахивался от них, как от назойливых мух. «Глупости, пустяки!» – читалось на его лице, но глаза лучились довольством. Лорд Клавел тщеславен, ему нравилось быть в центре внимания, ощущать себя самым важным, лучшим.

– А вот и наш заспанный мальчик!

Широко улыбаясь, Аврора поднялась навстречу сыну.

Мельком глянула на Линаса и снова уткнулась в тарелку с кашей. Кажется, покраснела.

Какое счастье, что среди собравшихся нет менталистов! И то, что служанка все-таки не заметила ботинок.

Жужжание голосов напоминало пчелиный рой, уже через четверть часа у меня разболелась голова. По-настоящему. Но уйти я не могла, оставалось только посылать мысленные знаки Анжелике: «Нам пора репетировать!» Увы, она предпочла еду искусству.

Взгляд Линаса прожигал дыру во лбу. Все же видят, все поймут, зачем он?..

Соседка восхищалась моим аппетитом и великолепной фигурой, сетовала, что клюет как птичка, а все равно полнеет. А что мне делать, чтобы не встречаться взглядом с Линасом, оставалось есть. Что до птичек, то они тоже бывают разные, иных в одиночку не прокормить.

Пальцы сжимали ложку словно горло врага. Давненько мужчина не приводил меня в такое смятение! Если дальше так пойдет, я не влезу в бальное платье и обзаведусь горбом. И я переборола смятение, заставила себя посмотреть в глаза Линаса. Пусть не думает, будто одна единственная ночь что-то значит. Мы чужие люди, просто заключили сделку и… Посмотрела – и утонула в темных глубинах.

Попалась, ведьма, больше никуда не убежишь! Мне придется с ним объясниться. Белбог, последний раз я говорила о любви с мужчиной… Собственно, на заре туманной юности. Тогда признание закончилось торопливым пыхтением на сеновале. Сейчас мне предстояло говорить после постели – уже прогресс, какая-никакая надежда на светлое будущее. И все же ведьма и инквизитор – так пошло!

«Ну, Джургас, ну прорицатель! – быстро отыскала виновника бурного водоворота чувств. – Если бы не вы, так и жила бы в счастливом неведении». А до него Юргас… Оказывается, куча людей видела то, что я предпочитала не замечать.

– Ах, любовь! – мечтательно протянула моя соседка по столу.

Наша игра в гляделки не осталась незамеченной. Увы, не все разделяли восторг по ее поводу, тот же Вальтер хмурился, собирался что-то сказать, но его опередили.

– А правда ли, – промокнув губы салфеткой, спросил какой-то лощенный франт лет сорока, – что вы находитесь под следствием, светлейший?

Инквизитор за столом только один, понятно, кого имели в виду.

Судя по гаденькой улыбке и подергивавшимся тоненьким усикам над губой, франт специально приберег свои слова на десерт, для пущего эффекта. Странно, что он нанес удар сейчас, а не за званным обедом. Тогда людей за столом собралось бы еще больше. Но ведь гадости так сложно держать в себе!

Линас стойко выдержал удар:

– Не понимаю, о чем вы.

На него смотрели абсолютно все, а он невозмутимо намазывает поджаренный хлеб маслом.

– О монсеньоре Бронисе, разумеется. Я имею честь состоять на дворцовой службе, вращаться в самых высших кругах, – тут тип с усиками сделал паузу, очевидно, ожидая громогласных аплодисментов, – дружен со знакомым вам Ольгасом Павесом…

Пальцы Линаса сжали нож так, что побелели костяшки, я практически слышала их хруст. Сама тоже благоразумно отпустила ложку, иначе рисковала стать первой дамой, которая ее согнет.

Ну Ольгас, ну подлец! Ты у меня допляшешься, я тебе покажу, как делать пакости исподтишка! Не беспокойся, рецептов много, ради такого случая до самых запретных гримуаров доберусь.

– Павес? – задумчиво повторил Линас, будто слышал это имя впервые.

– Хватит! – Вальтер с силой ударил ладонью по столу; звякнула посуда. – Хватит ломать комедию! Ты прекрасно знаешь Ольгаса.

– Знал, – упрямо поправил Линас. Шея его напрялась, губы истончились до узкой полоски. – Мы давно не поддерживаем отношений.

– Зря! Служил бы, как и он, под началом придворного мага. Так что ты натворил?

– Ничего. А если кто-то считает иначе, – Линас бросил убийственный взгляд на типа с усиками, – мы можем разрешить разногласия согласно дворянскому кодексу чести.

Гаденькую улыбку обвинителя смыло волной страха. Он заерзал на стуле, произнес что-то невразумительное. Мол, его неправильно поняли, ходят слухи… Ольгас тоже ничего такого не говорил, всего лишь присутствовал на допросе Линаса.

– А, припоминаю, это когда его вышвырнули вон? – Лицо любимого побагровело, еще немного, и он действительно совершит преступление. – Безусловно, человек, который ничего не видел и не слышал – ценный источник информации.

– Так ты не отрицаешь самого факта допроса?

Костяшки пальцев Вальтера постукивали по столу, в такт им дребезжала ложка на блюдце.

– Нет. Я был на приеме у монсеньора Брониса в день преступления, логично, что его заместителю захотелось опросить меня в числе прочих свидетелей. Или вы решили, что я сбежал из-под стражи, скрываюсь здесь от правосудия?

Вальтер безмолвствовал. Судя по лицу, стремительно менявшейся мимике, в голове его шел мучительный умственный процесс.

Остальные шушукались, время от времени бросая любопытные взгляды то на жертву, то на обвинителя.

– Вон! – наконец произнес Вальтер, вроде, тихо, спокойно, но так, что по коже пробежали мурашки. – Вон из моего дома, – чуть громче повторил он, – и навсегда забудьте сюда дорогу!

Только вот к кому он обращался? Если бы к Линасу, то использовал «ты»… Или Вальтер недрогнувшей рукой вычеркнул его из списков родных и близких?

В напряжении замерла, готовая встать и последовать за Линасом на край света, то есть в столицу, но отодвинулся совсем другой стул.

– Вы еще пожалеете! – визгливо пригрозил тип с усиками. – Так обращаться с самим камердинером его величества!

Кого он надеялся напугать, отставного генерала?

– Мне попросить слуг вывести вас, или уйдете сами? Его величество будет уведомлен о вашем поступке.

Вальтер невозмутимо промокнул губы, едва заметно кивнул, когда нарушитель спокойствия, исторгая проклятия, покинул столовую, и сдержанно бросил сыну:

– После поговорим.

Пронесло! А вот камердинера нет, но я это исправлю. Как встану из-за стола, так сразу, вложу в проклятие всю свою душу. От этой мысли даже кофе стал сладким, хотя я не положила в него ни одной ложки сахара.