Загадаю Тебя

Глава 16

– Ну дед, я же просила надеть новую рубашку, – вздыхаю, глядя на ту, которую он выбрал.

– Та меня душит.

– Что за глупости? Сочиняешь ведь.

– Где я сочиняю? – возмущённо хмурится. –Там верхняя пуговица прямо в глотку мне давит. Хочешь, чтобы дед скончался от афиксии?

Закатываю глаза. Вот ведь сказочник…

– Так и скажи, что не хочешь носить её потому, что мать дарила.

– Да. Не хочу! Не сдались мне эти чёртовы подачки! – взрывается он тут же. – Не нужно мне ничего! Ни от неё, ни от хренова Гитлера еёшнего.

– Я так и поняла… – вздыхаю снова.

– И вообще, Олён, чего эт я должен выряжаться ради этих снобов?

– Это ведь ужин, – говорю я тихонько.

– Ну ужин. И дальше чего? Чай не к министру в гости едем на официальный приём, – отмахивается он. – И не к Зайцеву на «Модный приговор».

Смеюсь. Терпеть не может эту передачу.

– Спасибо, кстати, что всё-таки согласился поехать со мной.

– Не вынес твоего нытья. Да и нечего шастать одной где попало, – смотрит на меня строго.

Паутинки морщинок в уголках глаз. Глубокие заломы на лбу. Совсем седая борода и усы. Усталый взгляд.

«Как же постарел…» – думается вдруг.

– Чего так уставилась? Что ещё за выражение лица? Как в том фильме. «Птичку жалко».

– Просто люблю тебя, дед, – изо всех сил стараюсь не расплакаться, но изображение предательски плывёт.

– Коза сентиментальная, давай доставай мои шахматы, сыграем. Ехать долго, а заняться нечем. И поспать не поспишь, жёсткие сидушки, – возмущается он, ёрзая.

*********

Два с половиной часа спустя электричка подъезжает к нужной станции. Окраина Москвы, но раз Богдан скинул именно этот ориентир, значит отсюда действительно добираться до его дома ближе.

Взглянув на своё отражение, убираю зеркальце в карман.

– Идём. Нам здесь нужно выйти, – наклоняюсь к дедушке, чтобы сообщить. Потому что в этот момент в наш вагон заходит музыкант с гитарой. – Можно дать ему пятьдесят рублей?

– Дай. Недурно скулит и брынькает.

Бросаю денежку в небольшую баночку, висящую на шее парня, и тот, продолжая петь, благодарно нам улыбается.

– Терпеть не могу электрички, – ворчит дед уже на улице. – Зад отсидел.

– Идём. Где-то там остановка общественного транспорта. Нам нужна маршрутка номер сто пятнадцать.

– И долго на ней пилить?

– ОЛЬКА!

Притормаживаю.

– МИРОНОВА, ДЕД МУХОМОР, мы здесь! – вопит Сенька на всю округу и уже через несколько секунд бросается мне на шею, чуть не сбив при этом с ног. – Привет-привет, братан мой! – крепко обнимает, намертво стискивая кости, и я также крепко обнимаю её в ответ.

Соскучилась очень. Не передать насколько сильно.

– Ты чего тут делаешь? – осторожно отодвигаюсь.

– Ну а как? Тебя встречаю, – чмокает в щёчку сперва меня, а потом и деда.

– Фу ты, Сенька, не слюнявь, – морщится тот.

Обманул. Богдан меня обманул. Обещал, что не будет ждать нас на вокзале, но сделал по-своему.

– Привет, Оль, – здоровается со мной, когда подходит ближе. — Привет, Корней Степаныч. Ты без ружья, надеюсь? – улыбается и протягивает ладонь.

– Если будет надобно я с вами, мажорами, и без ружья справлюсь, – отвечает дед, и руку Богдану, слава богу, пожимает.

– Машина недалеко, – кивает парень, указывая в сторону обратного направления.

– А маршрутка номер сто пятнадцать? – вопросительно вскидываю бровь, встречаясь с ним глазами.

– Я тебя надурил. Отсюда такая не ходит, – заявляет он беззаботно.

– Ну ясно… – спешу отвести взгляд.

– На машине быстрее доедем, Оль. Не обижайся.

– Моя внучка терпеть не может враньё, заруби себе на носу, – комментирует дед наш короткий диалог.

– Да ладно вам, дед Мухомор, ну реально ж долго добираться маршрутками. Оно вам надо? – вмешивается Сенька.

– Мне оно вообще не надо, – по новой ворчит тот, пока идём по платформе.

– Вот и славненько.

– Нам сюда.

Двигаемся за Богданом. Переходим пути, топаем к зданию вокзала. Там срезаем и уходим влево.

– Здрасьте, – нас приветствует Галдин, стоящий возле огромного чёрного внедорожника, кузов которого слепяще ярко блестит в лучах зимнего солнца.

– Привет.

– О, и энтот тут, расписной, – дед, щурясь, смотрит на Лёху. – В преисподней выходной?

– Ага.

– У тебя куртки, что ли нема, ходишь как голодранец в зиму, – оценивает его прикид, несоответствующий погоде.

– Ну так жарко же в аду, – Лёха смеётся, перекатывая в руках снежок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Корней Степаныч, вы ко мне вперёд садитесь, – говорит ему Богдан.

– Москаль, ты правда думаешь, что я настолько тебе доверяю? – хохотнув, уточняет дед.

– Тут массаж спины есть, – соблазняет его парень.

Хм. Помнит, что у того проблемы со спиной имеются. Приятно.

– Давайте, залезайте. Вам понравится.

– Гробовозка, – кряхтит дед. – Египетская сила, – таращится на белоснежный кожаный салон. – Бахилы больничные надевать, что ли?

– Не выдумывайте, садитесь.

– Ох и понторез!

– Да в чём понт? Это отцовская.

– Ты давно-то права получил? Купил небось? – дед устраивается в кресле пассажира. Ну уж там ему точно удобнее, чем в электричке.

– Обижаете, сам сдал и теорию, и практику. С первого раза, между прочим.

– Ну-ну. Сделаю вид, что поверил. Одного прошу, не намотайся на столб, – крестится трижды.

– Он за рулём с тринадцати лет. Не очкуйте, – успокаивает его Лёха.

– Так и шо? Это не гарантия.

– Девчонки, залезайте, – Богдан открывает нам дверцу.

– А что стало с твоей машиной? – не могу не спросить. Воспоминания о том дне не дают покоя. – Надеюсь, её удалось починить?

– Да. Она на покраске, Оль, в сервисном центре. Будет почти как новая.

– Понятно, – осторожно забираюсь в салон.

– Не смей, слышишь? Оля, помоги!

Оборачиваюсь. Наблюдаю увлекательную картину. Галдин поймал Сеньку и засовывает снежок ей за пазуху.

– Ааааа! Дурак! Мне холодно! – вопит та.

– Прочувствовала теперь?

– Придурок, бррр!

– Поехали уже, ребят, – обращается к ним Богдан, занимая водительское место.

Пару минут спустя все наконец оказываются в машине, и мы уезжаем с вокзала.

– Чё там мои предки? Угомонились? – расстёгивая куртку, интересуется Сенька.

– Вроде да.

– Пьют?

– Не знаю, Сень, – намеренно лгу и деду наказала. – Видела их крайний раз, когда приходили к нам домой, тебя искать после исчезновения.

– А не надо меня искать. К ним я не вернусь, теперь уж точно.

– Как ты тут? – стаскивая шапку, понижаю голос, чтобы разговор стал более интимным.

– Нормально. Уже привыкла даже.

– Нестрашно тебе было? Это же столица.

– И чё? Страшно было в Загадаево, Оль. Вот, к примеру, когда батя на меня набросился…

– Олён, кто-то тискает меня за кости! – доносится с переднего сиденья. – Грёбушки-воробушки!

Парни смеются и расспрашивают деда об ощущениях, а я, пользуясь случаем, продолжаю.

– С Галдиным как? – шепчу тихонько. Так, чтобы сидящий впереди Алексей нас не услышал.

– Он душка, – Сенька расплывается в улыбке. – Только чур не передавай ему мои слова.

– Поладили значит?

– Да вообще как-то сразу. Это он только с виду эдакий страшный, татуированный плохиш. Всё у нас пучком. Не волнуйся за меня, Зай.

– Всё равно не представляю. Взрослый парень, и вы живёте вместе, – бормочу я растерянно.

– Ну и чё? – пожимает подруга плечом. – Он не маньяк и не психопат. Поживу, пока разрешает. Потом съеду куда-нибудь.

– Куда?

– Ой да комнату сниму. Разберёмся! Ты давай про себя расскажи. Что там Авдеев? Назад не просится?

– Нет, зачем? Он теперь с Кэт.

– Ты щас серьёзно? – скептически выгибает бровь.

– В его телефоне она записана как «Моя сладкая Кэт».

– Пффф. Богданыч, у тебя есть тут пакеты? – осведомляется Сенька громко.

– Укачивает? – парень отрывает взгляд от дороги и поворачивается к нам.

– Блевану щас. Олин бывший парень променял её на местную путану.

– Сеня! – шикаю на неё и кручу пальцем у виска.

– Прости, но я всегда говорила, что этот твой Никита ни о чём. Придурок.

– Ты зачем при всех? Прикуси язык, – отворачиваясь к окну, прошу обиженно.

Стыд-то какой! Радует хотя бы тот факт, что никто из присутствующих не развивает эту неудобную тему дальше.

– Не дуйся, я специально, это стратегический ход, – толкает меня локтем в бок, снова переходя на шёпот. – Пусть парни знают о том, что ты свободна. Оль, ну Оль… – мурлычет и лезет ко мне. – Мир?

– Не делай так больше.

– Не буду. Мир-мир? – трётся своей щекой о мою.

Молча вздыхаю.

– Я научилась мутить кофе. Всякий разный. В следующий раз когда приедешь, обязательно притащу тебя к себе на работу.

Сенька без умолку трещит всю дорогу, а я то и дело непроизвольно поглядываю на Богдана, сидящего за рулём.

*********

Закрытый подмосковный посёлок «Изумрудный», в который мы приезжаем по итогу, и посёлком-то назвать язык не повернётся. Что не дом, то особняк. К несчастью, и у Сухоруковых такой же. Едва открываются автоматические ворота, Сенька-трындычиха замолкает. Её хватает лишь на то, чтобы присвистнуть, а вот дед, напротив, при виде этой махины из красного кирпича, в выражениях особо не сдерживается. За что, собственно, и получает от меня замечание.

– Как зовут твоих родителей? – не на шутку разволновавшись, спрашиваю у Богдана, когда выбираемся из машины.

– Татьяна Андреевна и Сергей Владимирович.

Повторяю про себя их имена и отчества. Трижды, чтобы запомнить.

– Ёкарный бабай, ну и хоромы у тебя, Москаль. Честным трудом на такие не заработать.

– Я прошу тебя, – выразительно на него смотрю.

– Затыкает деда. Где это видано?

– Идём?

Богдан предельно спокоен, а мне вдруг хочется отсюда бежать со всех ног. Очень страшно знакомиться с его семьёй. Я же прекрасно понимаю, что это птицы высокого полёта.

– Трындец, я думала, что Лёхина хата – самое крутое из того, что я когда-либо видела вживую. Беру свои слова назад, – Сенька запрокидывает голову, осматривая трёхэтажный кирпичный дворец и прилежащую территорию. – Офигеть блин. У него дом по размеру больше нашей фабрики.

Сенька имеет ввиду фабрику по изготовлению Загадаевской сгущёнки.

Поднимаемся по ступенькам, и моё сердце начинается колотиться о рёбра чаще.

– Добрый день, – на пороге появляется приятная и добродушная с виду женщина. Полноватая. Одета сдержанно, волосы собраны в тугой пучок. На лице практически отсутствует косметика.

– Здравствуйте, Татьяна Андреевна, – подаю я голос, немного расслабившись.

– Ну что вы, – отчего-то смутившись, удивлённо на меня смотрит. – Я Нонна. Помощница.

– Ой.

– Не скромничай. Нонна работает в нашем доме больше двадцати лет и давно уже является частью семьи, – Богдан по-свойски её обнимает и целует в щёку. – Она меня знает со времён соплей и цветных колготок.

Женщина улыбается. По взгляду видно, что тоже относится к Богдану с большой теплотой и любовью.

– Давайте вашу верхнюю одежду.

Жутко неудобно, что она вынуждена нас обслуживать, но, наверное, у них так принято.

– А предки где?

– Уже идут. Будут с минуты на минуту, – отзывается Нонна, забирая у меня пуховик.

– Окей. О, Корней Степаныч, а вы принарядились, – улыбается Богдан, глядя на его убийственный лук. Цветная рубашка-гавайка точно не сочетается со строгим костюмом тёмно-коричневого цвета.

Ёлки-палки! Как же я так не доглядела? Это кошмар кошмарный.

Похоже, я была чересчур занята собой, вдруг обнаружив, что на ужин к Сухоруковым мне совершенно нечего надеть.

– Пришлось достать из закромов костюм, купленный для погребения. И туфли, – дед достаёт их из пакета и ставит на сверкающий чистотой гранитный пол.

– Скажи, что пошутил, – в ужасе смотрю на вышеупомянутый костюм и новые туфли.

Неужели это те самые, приобретённые для путешествия в один конец?

– Ты сказала надеть лучшее, я надел. Что опять тебе не так? – возмущается он, и мои опасения подтверждаются.

– Ну и ну. Здравствуйте, гости.

– И вам не хворать, – бормочет дед, заметив, что чуть поодаль, рядом с Алексеем, стоит супружеская пара.

Вот теперь сомнений не остаётся. Это родители Сухорукова.

– Вы, должно быть, и есть тот самый Корней Степанович, – первым подаёт руку отец Богдана. Высокий, статный мужчина, внешне имеющий большое сходство с сыном.

– Добре, – дед пожимает его руку.

– Татьяна, моя жена, – представляет супругу Сергей Владимирович.

– Здрасьте.

– Добрый день, – кивает она, слегка склонив голову набок. – А вы, я полагаю, Ольга. Верно? – обращается ко мне.

– Здравствуйте, Татьяна Андреевна, я Оля, – сбивчиво выдаю, стушевавшись под её пристальным взглядом.

Да. Примерно такой я и рисовала её в своём воображении.

Жгучая брюнетка в дорогом брючном костюме. Шпилька. Идеально прямые, блестящие волосы. Матовая красная помада на губах. Дерзкий аромат. Тщательно подобранные аксессуары и украшения. Всё в её образе максимально органично. Передо мной роскошная женщина без возраста.

– Есения Бриж, подруга Ольги из Загадаево, – чересчур официально представляется Сенька.

– Рада знакомству, – Татьяна Андреевна дарит нам лёгкую улыбку, но глаза по-прежнему остаются холодны. – Богдан, не держи гостей в холле.

– Да мы, в принципе, готовы идти, мам.

– Ты в джемпере? Переоденься к ужину, пожалуйста. Белая рубашка подойдёт.

– Ладно.

– Нонна, пусть подают ужин. Через двадцать минут.

– Хорошо, Татьяна Андреевна.

– Сергей, проводи гостей в зал. Мне нужно сделать один срочный звонок, – раздав всем команды, удаляется.

– Следуйте за мной.

Наша странная делегация приходит в движение. Лёха, Сенька и дед идут за Сергеем Владимировичем, а вот я целенаправленно отстаю. Достаю из сумки тщательно упакованные часы. Обеспокоенно проверяю, всё ли с ними в порядке и остаюсь ждать Богдана у широкой, белоснежной мраморной лестницы. Некоторое время назад он поднялся наверх, чтобы переодеться, и, наверняка, вот-вот спустится вниз.

С восхищением осматриваю окружающее пространство. Картины, статуи, светильники на стенах, стеклянный, прозрачный купольный потолок.

Какой красивый дом! Столько света!

– Оль, ты почему здесь?

Вздрагиваю, услышав голос Богдана. Поворачиваюсь. Наблюдаю за тем, как спускается.

Не могу не улыбнуться.

На нём стильная, цветная рубашка. Он как-будто только что прилетел из какой-нибудь жаркой Ибицы. Почему-то в моей голове именно такие ассоциации.

– Будем с дедом Корнеем на одной волне, – подмигивает, останавливаясь напротив.

Прикольно. Решил его поддержать.

– Я… Хочу тебе кое-что вернуть, – протягиваю ладонь. Раскрываю.

Богдан удивлённо смотрит на часы. Явно не ожидал чего-то подобного.

– Это ведь твои, да?

– Мои, обалдеть, – забирает часы и накидывает на запястье, ловко щёлкнув застёжкой. – Я думал, что никогда их больше не увижу, – бережно поправляет браслет и гладит пальцами циферблат. – Они достались мне от деда. Сначала их носил отец, потом я.

– Семейная реликвия?

– Она самая, – кивает, всё ещё глядя на часы. — Чёрт, спасибо, Оль. Не знаю, где ты их нашла, но это офигеть какое классное чувство. Снова получить то, чего лишился.

– Я понимаю, о чём речь. У меня так с цепочкой было. Мама подарила на десятилетие, а я её потеряла. Рыдала два дня, так обидно было. А потом Сенька нашла мою цепочку на школьном стадионе, в траве.

– Круто. Спасибо, Оль, эта вещь действительно много для меня значит, – делает неожиданный жест. Шагает вперёд и обнимает, сгребая в довольно тесные объятия.

Это, вроде, как-то само собой происходит, но я, признаться, дико теряюсь. Близость мужского тела очень смущает и волнует, однако никакого возмущения я не выказываю. Стою и смиренно вдыхаю головокружительный аромат. Даже глаза закрываю.

Как же приятно от него пахнет!

– Оль…

Ощущаю его горячие ладони на своей талии. И тёплое дыхание у виска. Мурашками покрываюсь.

– Привет, любимый! – доносится до нас голос, в котором отчётливо звучит стекло.

Как ушат холодной воды действует.

Отстраняюсь незамедлительно.

Отодвигаюсь, ощущая, как неистово горят щёки.

Поднимаю взор и вижу у дверей Разумовских. Эмиля, на плечи которого накинута шуба из шиншиллы, и, судя по прозвучавшему обращению, его сестру. Ту самую идеальную Элю, о которой писала Сенька…