Загадаю Тебя

Глава 34

Оля

– Щас, деда, подожди. Нужно высыпать гречку из пакетов, сварилась уже, – прижимаю телефон плечом к уху.

– Чё? Вы там совсем в этой своей Москве ополоумели? Гречку в пакете варите? – удивлённо спрашивает он, слегка озадачившись.

– Это такая специальная, дед. Отборная, чистая. Порционная. Очень удобно.

Достаю пакеты с гречкой. Жду, пока стечёт вода, разрезаю их, высыпаю готовую кашу в кастрюлю и добавляю туда кусочек сливочного масла.

– Специальная. Отборная. Чистая… Гречка, она и в Африке гречка, – ворчит он.

– Помнишь, как ты заставлял меня перебирать её? – смеюсь. Кладу телефон на стол и переключаюсь на громкую связь.

– Помню. Ты с таким лицом сидела…

– Ну так правильно! Это сущее наказание, выбирать те чёрные штуки.

– Для таких непосед, как ты, да. Оль, а у тебя что проблема с деньгами?

– С чего ты взял?

– Ну так бомжуете, на голую гречку перешли. Плохи дела.

– Не выдумывай. Вон у меня печень твоя любимая в сметане тушится. Слышишь, шкварчит?

– Смотри мне. Не молчи, если что. Копейку какую-никакую всегда подкину.

– Всё в порядке, не переживай. Нас же трое. Помогаем друг дружке.

– Это правильно. Молодцы.

В кои-то веки хвалит.

– Как ты себя чувствуешь, дед?

– Нормально. Не как человек, которому надо примерять гроб.

– Не хочу про это даже слышать! – строго-настрого предупреждаю. – Ты все таблетки пьёшь, которые врач прописал?

– Контролить меня удумала, что ли? Мож ещё отчитываться когда мазь от геморроя применяю?

– Дед…

– Да пью я, пью.

– Не обманываешь? – выражаю некоторое сомнение на этот счёт. Потому что аптечные лекарства дед не шибко любит.

– Олён, этот Айболит мне такого понарассказывал... Думаешь, хочу лежать овощем и ходить под себя?

– Хм. Думаю, не хочешь.

– Нет, не хочу. Так что угомонись, все колёса принимаю по бамажке.

– Главное, не спутай количество.

– За дурака-то не держи!

– А кто однажды флакон сиропа от кашля выпил за один приём? – напоминаю язвительно.

– Ну так помогло же, чё.

– Нельзя так делать! Тебя чудом пронесло.

– Пронесло конкретно. Весь вечер сидел на горшке.

– И благо, что обошлось лишь этим.

– Зато кашель прошёл.

– Деда-деда…

Ну вот что тут скажешь?

– Чем занят? Телевизор работает? – помешиваю деревянной ложкой содержимое сковороды.

– Ага. Смотрю передачу про оленей. Ты вот знала, что ихние дети через час после рождения уже встают на копыта и могут пройти километр.

– Не-а, не знала.

– Ещё олени рога периодически сбрасывают. Знала?

– Нет.

– Теперь знаешь. Кстати, про оленей... Чё там ухажёр твой московский? Не обижает тебя? – тон его голоса становится запредельно серьёзным.

– Нет, деда, не обижает.

– Точно?

– Точно.

Какое-то время напряжённо молчит.

– Ты здесь?

– Здесь. Цветы дарит? – спрашивает с наездом.

– Да, постоянно, – бросаю взгляд на букет мелких нежно-розовых розочек и улыбаюсь.

– Козлина.

– Дед…

– Провожает?

– Почти всегда, когда может.

– Что значит, когда может!

– Он ведь работает. Иногда не приходит на занятия в университет.

– Быстрее выпрут, – недовольно брюзжит себе под нос.

– Не выпрут. Богдан на хорошем счету у преподавателей. Он учится и всё сдаёт сам.

– Сам с усами. В кино водит? – упрямо продолжает свой допрос.

– Да.

– На последние ряды не садись. Полезет целоваться.

Смеюсь.

– Нечего гоготать, Ольга! Это ж как пить дать! Я и сам в молодости всегда так делал.

– Дед… – журю интонацией.

– С бабкой твоей невыносимой впервые там губами приложились.

– Ты не рассказывал...

– Семнадцать мгновений весны смотрели.

– А мы на прошлой неделе ходили в Москвариум. Знаешь, как там здорово? Дельфины, акулы, нерпы, скаты, – вдохновлённо перечисляю.

– Оль, ну ты чё рыб не видела? Я всё детство таскал тебя с собой на рыбалку. Окуня вытащили какого, помнишь?

– Это другое. Там так красиво… – губы снова непроизвольно растягиваются в улыбке. – Дед, а ещё мы летали в аэродинамической трубе. Так здорово! На тебя спецкостюм одевают, инструктор показывает, как держать ноги в полёте. Взмываешь вверх и под куполом паришь. Так круто!

– Аэродинамическая труба. Жуть какая. Засосёт ещё куда-нибудь. У твоего мажора совсем мозгов нет? Такую херь придумать.

– Ну дед! Он так старается. Постоянно что-то придумывает. Москву мне показывает. Мы много гуляем.

– Шапку и тёплые колготы не забывай носить. Заболеешь ещё, с прогулками этими.

– Тепло одеваюсь, не переживай.

– И это, Оль… Голову там совсем не теряй. А то вон расплылась вся, про Москаля своего рассказывая.

– Перестань.

– А коли не устоишь, – прочищает горло, – о будущем своём думай. В полёте всегда необходим скафандр. Ты понимаешь о чём я?

– Боже, дед, пожалуйста, остановись!

Ощущаю, как адски начинает жарить щёки.

– Оля, это важно. Иначе всё потом вылетит в эту… как её… аэродинамическую трубу. И медаль, и МГУ твой.

– Так, всё. Слышу, пришла Сенька.

Я не вру. Дверь на самом деле хлопнула.

– Будем ужинать. Потом созвонимся, ладно? Береги себя. Пока, люблю тебя, – сбрасываю вызов.

Пипец! В полёте необходим скафандр!

Качаю головой, наливаю себе водички в стакан и выпиваю его залпом.

Ну даёт…

– Сееень?

Чего эт она сюда не идёт?

Выключаю плиту, отставляю сковороду на другую конфорку и иду в нашу комнату.

Там и застаю подругу. Переодевается в темноте. А ещё шмыгает носом. Плачет?

Сеня плачет???

– Эй, что случилось? – спрашиваю обеспокоенно, шагнув за порог. – Сенька…

С ней крайне редко происходит нечто подобное. Так что это меня, мягко говоря, настораживает.

– В кофейню заявился мой папаша, – рассказывает она тихо.

– Зачем? Приехал проведать?

Она усмехается, натягивая на себя пижамные штаны.

– Не смеши, наивняк ты, Оль. Ему понадобились бабки. Он должен кому-то круглую сумму. Занимал то ли на выпивку, то ли ещё на что. Не удивлюсь, если опять подсели с матерью на какую-то дрянь.

– Кошмар. И у него хватило наглости, просить деньги у тебя?

– Если бы только просить, – она выходит на свет, и я приоткрываю рот.

– Сень…

– Он попытался забрать их из кассы. Можешь себе представить, до чего опустился?

– Он тебя ударил? – в шоке смотрю на опухшую красно-синюю скулу.

– Я пыталась помешать ему. Вот и получила…

– Какой урод! – подаюсь вперёд, обнимаю её и поглаживаю по спине.

– Да ничего нового собственно. Есть что-нибудь холодное? Поздно, наверное, прикладывать, но печёт жуть.

Телом ощущаю, как она дрожит, и всем сердцем начинаю ненавидеть её отца. За то, что вновь посмел поднять на неё руку.

– Идём, там есть замороженная тилапия, – веду её на кухню. Открываю морозилку, достаю упаковку с рыбным филе, оборачиваю тонким полотенцем и протягиваю ей. – Вот, держи.

– Спасибо.

Сеня усаживается на стул и прикладывает холод к саднящей щеке.

– Это произошло при посетителях? – осторожно интересуюсь, глядя на неё с сожалением.

– Естественно. Плевать он хотел на то, что вокруг люди.

– И что же? Никто не вмешался?

Моему возмущению нет предела.

– Вмешался, – она поджимает губы и опускает взгляд. – Человек, от которого я меньше всего этого ожидала.

– Кто?

– Кто-кто… Разумовский! Они с Сухоруковым твоим сидели за дальним столиком. Богдан ушёл в туалет, а этот... всё видел.

С такой едкой горечью произносит.

– Блин…

– Сень…

– Какое унижение и какой позор!

– Так он вступился за тебя?

– Удивительно правда? – в задумчивости морщит лоб.

– Ничего удивительного. Эмиль поступил так, как должен в этом случае поступать любой порядочный мужчина.

– Я тебя умоляю! – фыркает, закатывая глаза. – Этот порядочный когда-то предлагал мне спать с ним. Чтобы шубу отработала.

– Чего-чего? – таращусь на неё в шоке.

– Того-того, – отмахивается подруга, нахмурившись пуще прежнего. – Он явно не в себе был. Придурок. Неважно.

– Ты не рассказывала.

– Ещё и потом застукал нас с Галдиным целующимися. И понеслось…

– Стоп. Что?

Я с каждой её фразы офигеваю. Не успеваю, что называется, перерабатывать новости и воспринимать поток информации.

– Ты целовалась с Лёшей? – уточняю на всякий случай. Дабы убедиться в том, что мне не послышалось.

– Ой, Оль, это не то, что ты думаешь. Мы просто...

Не находит объяснения. Молча разводит руками и шумно выдыхает.

– Ты моя подруга, а я ничего о тебе не знаю, – заключаю, сокрушаясь.

– Глупости, Оль. Ты знаешь меня, как никто другой.

– Уже сомневаюсь.

– Перестань, – убирает от скулы рыбу.

– Твой отец…

– Отхватил по самое не балуйся. Не знаю, может, надо было вызвать ему скорую? Лежал на асфальте, когда я уходила из кофейни.

– Адольф после такого поехал снимать побои.

Не люблю вспоминать тот день. До сих пор этот кошмар стоит перед глазами.

– Мой никуда не поедет, – отрезает она уверенно. – Прикинь, а я ведь тогда страшно тебе завидовала.

Улыбается, но тут же кривится от боли.

– В смысле?

– Да в прямом. Думала, как же это классно, когда есть вот такой защитник, как Богдан. Сильный, взрослый, смелый.

– Что ж классного? У него могли быть большие проблемы.

– Но всё ж решилось.

– Конечно решилось. Квартира теперь фактически принадлежит матери.

Пауза.

А потом…

– Ты отписала ей хату??? – пищит Сенька, изумлённо хлопая ресницами.

– А что мне было делать? Она собиралась отправить Сухорукова за решётку.

Затерроризировала меня сообщениями и звонками. Угрожала всем, чем только можно. Что пойдёт к его отцу. Что снова будет трясти больного деда.

Видит Бог, я не хотела всего этого. Мне нужно было, чтобы она просто оставила нас в покое.

– Оль, скажи мне, ты дура?

– Спасибо.

– Реально. Круглая дура просто…

– Я не могла поступить иначе. Он проломил Адольфу голову. Из-за меня, Сень!

– Да и плевать! Богдан у тебя с золотой ложкой во рту родился. Предки бы его один хрен откупили.

– Он сейчас не общается ни с отцом, ни с матерью.

– Неважно. Они бы всё равно вытащили сыночка из неприятностей! Оля-Оля! Несчастливая доля! – звонко хлопает себя по лбу. – Ну ё-моё! Когда ты уже успела так крупно накосепорить?

– Мы встречались с матерью недавно, – признаюсь я, опустив глаза.

– Кошмар! Втихаря! Ни с кем не посоветовавшись! Ты понимаешь, что совершила грандиозную ошибку? Ошибку века, блин!

– Пусть она просто оставит нас в покое. Она обещала продать квартиру и уехать навсегда. Объявление давно было выложено, кстати. Уже даже нашлись покупатели…

Укутываю сковороду толстым полотенцем.

Как-то пропал аппетит.

Совсем.

– Уму непостижимо! – вскочив со стула, Сеня принимается расхаживать по кухне туда-сюда. – Это трындец! Ты подарила квартиру какому-то проходимцу, оставив себя при этом с голой жопой! Пять баллов, Миронова! Пять баллов!

– Всё, Сень, хватит, пожалуйста. Не тебе меня жизни учить, – сердито бросаю, разобидевшись.

Она останавливается. Снова садится на стул и роняет лицо в ладони.

– Никому ни о чём пока не говори, – прошу ломающимся голосом.

И да.

Наверное, только теперь ощущаю, как давит на меня то, что я совершила.

– Полный треш!

Сеня качает головой и смотрит на меня с немым укором во взгляде.

– Сень, пожалуйста, не трави душу, а.

– Мухомор тебя убьёт, Оль… – констатирует она, постукивая пальцами по столу.