Загадаю Тебя

Глава 33

– Не нравится мне этот мутный персонаж, – внимательно наблюдаю за тем, как мужик общается с Сеней. – Видел её реакцию? Аж кофе уронила. Не рада его появлению точно.

– И чё? Забей. Оно тебе надо? – Эмиль отмахивается и отправляет в рот ароматную слойку.

Мы с ним всё-таки решили закинуться чем-нибудь здесь, ведь оба к вечеру даже ещё не завтракали.

– Папаша её, по ходу, – размышляю я вслух.

– Мне как-то по барабану.

– Видок у него так себе...

Одежда неопрятная, местами грязная. Я, находясь в другом конце зала, это вижу.

– Он плотно сидит на стакане, а может, и не только.

– Неудивительно, что Сенька от них слиняла. Интересно, что ему понадобилось?

– Лично мне вообще неинтересно. Пусть сама разбирается со своими гостями. Давай пожрём и двинем на хату к Галдину. Иначе ни хрена мы не сдадим нашу прогу вовремя.

– Меньше дрыхнуть надо было, – подмечаю я колко.

– Да куда ж ещё меньше-то? Вы итак мне весь график сна сбили.

– График сна?

Отгрызаю кусок курника.

– Да, двенадцатичасовой. Он значительно сократился из-за твоего неуёмного рвения сделать имя нашей фирме.

– Зато смотри, сколько желающих поработать с нами. И вообще, тебе грех жаловаться, дружище. Ты только недавно вернулся с островов.

– Лучше бы я туда не летал. Обгорел, траванулся, – кривится, рассказывая о своих приключениях.

– Слушай, Эмиль…

Не хочется поднимать эту тему, но приличия ради определённо стоит.

– Эля… как?

Ну вот. Произнёс-таки.

Друг бесцеремонно отпивает кофе из моего стакана и вопросительно вскидывает бровь.

– Давай откровенно, тебе разве есть до неё дело?

– Конечно есть.

– Ой, да не заливай. Но я отвечу, – откидывается на спинку дивана. – Ей хреново, братан. Истерит и без конца ревёт. С недавних пор сидит на антидепрессантах.

– А это ещё зачем?

– Нервную систему привести в норму. Мальдивы не особо спасли ситуацию. Разве что тебя спасли. Потому что первые дни она ваще была не в адеквате. Орала так, что распугала всех туристов береговой линии.

– Мне жаль…

И это сейчас абсолютно искренне. Обидно, что не удалось разойтись спокойно и без скандала.

– Знаешь, Богданыч, я никогда не лез в эти ваши недоотношения, но одно могу сказать точно: тебе стоило бросить её гораздо раньше. Так реально было бы куда меньше проблем.

– В этом я с тобой полностью согласен.

– Она ж и платье уже нашла дизайнерское, и в агентство свадебное с твоей матушкой дважды ездила.

– Чё?

– Вот тебе и чё. Элька бредила вашей свадьбой со времён сопливого детства.

Н-да… Хреново получилось. Как ни крути.

– Сам понимаешь, как всё это выглядит. Ты ж теперь с Олей.

– Там до Оли не один десяток девчонок был, и она об этом знала.

– Не, братан, погоди, тут совсем другое. Ты же за провинциалкой своей сам таскаешься.

– Ты хотел сказать ухаживаю?

Разумовский морщится.

– Да как не назови. Элька ведь не дура. Видит, что на этот раз всё иначе. Цветы, подарки, провожания твои. Она поняла, что ты втрескался в Миронову по полной.

– Твоя сестра тоже обязательно кого-нибудь встретит.

– Мои соболезнования этому несчастному человеку, но да, быстрее бы это уже случилось. Мы, знаешь ли, вздохнули бы свободно. Предки вон на стенку лезут. Мать вчера звонила. Говорит, что она совсем невыносимая стала.

– Эля всегда такой была.

Он отрицательно качает головой.

– Не, дружище. Щас у неё крышу подорвало основательно.

– Перебесится.

– Дай-то Бог… А-то так и до клиники недалеко. Причём неизвестно, кто отправится туда первым.

Молчим пару минут.

Каждый о своём думает.

– Ты точно зла на меня не держишь?

Вот вроде давно всё обсудили, однако, как говорится, осадочек неприятный остался.

– Не держу, Богданыч. Но только потому что вы с моей систер стоите друг друга. Будь уверен, не было бы за ней косяков, начистил бы тебе рожу, – обещает он. – А так… ну разошлись и разошлись. Это жизнь. Я ей сказал, что нашей дружбы это не коснётся. Пусть обижается сколько влезет.

– Спасибо, Эмиль.

– Не благодари. Мне даже любопытно, насколько тебя хватит, – он задумчиво закусывает губу и прищуривается.

– В каком смысле?

– В прямом.

– Поясни.

– Твои предки никогда не примут Олю.

– С чего ты так решил?

Мне не нравится то, с какой уверенностью он произнёс эти слова.

– Да брось. Вы же из разных миров с ней. Вспомни тот нелепый ужин. Один несносный старик чего стоит.

– Корней Степаныч недавно загремел в больницу.

– Печально. А что за история с полицией? – снова тянется к моему стакану и хмурится. – Ты на хрена туда ездил вчера? Какие-то проблемы нарисовались?

– Ну… Типа того.

– И опять это с твоей ненаглядной Олей связано.

Не спрашивает, утверждает.

– Да.

– Кто б сомневался. Поделишься? – вздёргивает бровь.

– Расскажу по дороге.

– Лады. Ну чё, погнали?

– В сортир зайду и двинем, – поднимаюсь из-за стола и направляюсь в сторону туалета.

– Я переводила матери деньги в начале месяца, больше у меня нет.

Прохожу мимо Сеньки и её горе-папаши.

Она, возмущённая и злая, резко замолкает. Очевидно, не хочет, чтобы я стал свидетелем их разговора.

Смотрю на неё, и она опускает глаза.

Стыдно ей за этого алкаша. Только стыдится тут нечего. Это ж не от неё алкоамбрэ тянется шлейфом на всю кофейню.

В кармане вибрирует телефон.

Достаю и обнаруживаю сообщение от Оли. Она, наконец, мне ответила.

«Хорошо, на выходные ничего не буду планировать».

Вот и умница. Я всё сделаю сам.

Улыбаюсь как придурок. Захожу в уборную и прокручиваю в голове одну мысль за другой.

В кино и ресторане были. В парке гуляли.

Так, что ещё?

Клуб – нет.

Караоке – нет.

Шумная вечеринка – точно мимо.

Боулинг? Возможно, но как-то банально.

Открываю кран. Перебираю в уме варианты дальше. Очень хотелось бы приятно удивить Олю, а это, знаете ли, задачка не из лёгких. Прямо-таки высшая математика.

Вот, казалось бы, почему? Простая деревенская девчонка, много ли ей надо? Но именно в этой её простоте и кроется загвоздка. Олино сердце не растопить цацками и огромными букетами. Тут необходимо проявить смекалку и фантазию.

Ладно, напрягусь и что-нибудь соображу.

Вымыв руки, выхожу из туалета и иду в зал, где внезапно обнаруживаю следующую картину: посетители во все глаза пялятся на Сеньку. Та, перепуганная и красная, поднимается с пола, держась за лицо. Разумовский в эту же секунду вышвыривает за дверь мужика и сам выходит следом.

Какого…

– А… что…? – на пороге кофейни стоит щуплая Аська, Олина соседка. – Сень… с тобой всё в порядке?

А то ж не видно, что ни хрена с ней не в порядке.

– Он тебя ударил? – в ужасе спрашиваю, заметив открытый кассовый аппарат.

Девчонка молчит, но пазл в голове как-то сам собой складывается. Как я услышал из их недавнего диалога, этот тип пришёл просить у неё денег. Денег не получил и, видимо, решил попробовать взять их самостоятельно.

– Богдан…

Спешу на улицу. Туда, где Разумовский хладнокровно и жестоко избивает её папашу.

– Всё, тихо, хватит ему, – пытаюсь остановить его и получается не сразу. – Эмиль. Слышишь? – оттаскиваю его назад за плечи. – Достаточно, не борщи.

Прохожие в шоке таращатся на происходящее.

Мужик лежит на земле в позе эмбриона и кашляет, харкая кровью.

– Вот ведь мразь!

– Идём, оставь его, – буквально силой вынуждаю вернуться в кофейню.

Там растерянная Аська прибирается за стойкой, а Сенька, сидящая на стуле, прижимает к щеке пачку сливочного масла.

– Пойду руки вымою.

Эмиль направляется в туалет.

Люди по прежнему косятся в сторону Сеньки и она, не выдержав всеобщего внимания, вскоре покидает кофейню, забрав из служебного помещения свои вещи.

Собственно, пять минут спустя мы тоже оттуда уезжаем.

Сенькин отец к тому моменту всё ещё «отдыхает» на асфальте, а сама Сенька бредёт по улице, склонив голову.

– Может, подвезём её? – предлагаю, глядя на девчонку.

Она не ревёт, нет, но мне так жаль её становится.

– Лучше её сейчас не трогать. По себе знаю, – отзывается друг.

– Давай хоть подождём, пока в метро зайдёт. Вдруг этот хмырь за ней увяжется.

– Да он вряд ли в состоянии.

– Ну мало ли…

Проехав метров триста, друг всё-таки щёлкает лепестком поворотника и останавливается возле какой-то пиццерии.

– Что? – поворачивается, ощутив на себе мой пристальный взгляд.

– Ты вступился за неё.

Нонсенс, товарищи.

– У меня, по-твоему, был выбор? – спрашивает он мрачно.

Киваю и отворачиваюсь к окну.

Эмиль прав. Ненависть ненавистью, но когда происходит нечто подобное, оставаться в стороне просто не представляется возможным...