Заметки из путешествия в Россию

Письмо тринадцатое. Октябрины

«Синие блузы» — так называются театральные труппы, которые в оригинальной форме, художественными средствами, ведут агитацию и пропаганду. Таких трупп в России примерно четыреста. Артисты — рабочие, днем они на заводе, а вечером — на сцене. Синеблузники агитируют за Красную армию, товарищества, интенсификацию труда, физкультуру и т. д.

(Физкультура — новое название для спорта. Спорт с его манией устанавливать рекорды считается буржуазным, его место заняла физкультура.)

Художественные средства синеблузников — песни, акробатика, танцевальные номера.

Поразительно, но акробатика играет большую роль в советских театрах. В чем тут дело? Не только в мастерстве, гибкости артистов; к этому стоит добавить небывалый восторг от зрелища, как кто-то ставит жизнь на карту, при этом угрозой для жизни можно спокойно наслаждаться со своего места. То есть в том, что идеолог пролетариата назвал бы «мелкобуржуазным».

Не связано ли это с классовой принадлежностью?

Шестеро парней и шесть девушек поют агитационную песню о Красной армии с припевом: «Мы же не милитаристы, мы — защитники труда!»

В движениях — солдатская дисциплина!

Больше всего публику веселит и сильнее всего действует сатира на злобу дня.

Большевики придумали эрзац и для крещения — они «октябрят» детей. Ребенок получает диковинное имя: Майя — от месяца мая, Октобра — от октября, Электрификация, потому что электрификация — требование времени, Трактора, потому что с трактором связываются ожидания стремительного развития в сельском хозяйстве, Ким — от начальных букв Коммунистического интернационала молодежи, женское имя Нинель — от фамилии Ленин, если прочитать ее задом наперед.

Артисты исполнили небольшую сценку под названием «Октябрины».

У молодой рабочей супружеской пары — они называют себя беспартийными, но всюду пекутся о собственной выгоде — рождается ребенок, и они просят октябрить его. Фабрика, на которой работают муж с женой, берет организацию октябрин на себя. Для проведения торжественной церемонии фабрика отправляет делегатов, пятерых товарищей, в квартиру супругов. Мать и отец нарядились по-коммунистически: на матери ярко-красный платок, на отце пиджак, увешанный всевозможными значками с изображением Ленина, Троцкого, Фрунзе, Сталина и других.

Председатель делегации, всем известный бахвал, заводит речь: «Этот младенец, этот красный младенец, этот младенец революции будет солдатом в бою с капитализмом, солдатом мировой революции. Капитализм… вообще капитализм…», и тут, будто на собрании, он держит яростную речь против капитализма.

Другой делегат толкает его в ребра кулаком.

Тот замолкает и начинает сначала: «Мы собрались, чтобы октябрить младенца нашего храброго товарища, красного младенца, младенца революции. Вот что я хотел сказать. И еще: капитализм…», и снова изо рта вырывается ничем не сдерживаемая тирада против капитализма.

— Дурень, вспомни, для чего пришел, — вразумляет его один делегат.

— Итак, мы сюда пришли, потому что наша красная фабрика решила назвать красного младенца, младенца революции Маратом — в память о великом герое французской революции.

Мать в ужасе вскрикивает.

Отец велит ей успокоиться и взглянуть на подарок фабрики — прекрасный отрез ткани.

Мать замолкает.

Делегаты прощаются.

Тетушка подает голос: можно ли наконец выйти попу? Он битый час ждет в уборной.

Мать тотчас срывает с головы красный платок, поднимает отцу воротник, чтобы скрыть все значки и изображения, и, кланяясь, осеняя себя крестным знамением, они распахивают дверь клозета, прося попа войти в комнату. За попом следуют двое крестных, томившихся в том же помещении.

В течение нескольких минут присутствующие целуют попу руки, снова и снова крестятся.

В качестве купели используют ушат.

Женщина рассказывает попу, что большевики вынудили ее октябрить ребенка, и, рыдая, кричит:

— Эти собаки назвали мое дитя Марой!

— Марой! — визжит поп. — Именем разбойника и негодяя! Чтобы христианское дитя звали Марой!

Со всех сторон советуют, как назвать ребенка.

Чтобы большевики не заметили, что ребенок носит другое имя, ищут похожее на Мару. Предлагают: Тара, Рата, Арта, Марта, наконец, сходятся на одном. Только матери оно не нравится. Отец грозит: если она сейчас же не закроет рот — получит затрещину. Мать замолкает.

Таинство начинается: пение хора, крестное знамение, крещение ребенка. Но тут посреди торжественной церемонии отворяется дверь и входит коммунист, забывший галоши.

Отец спешно опускает воротник, выставляя напоказ значки, и в общем переполохе сценка заканчивается.