Записки изыскателя

Тайга горит

Перебросив свой полотняный городок в живописную долину реки Утинка и подтянув туда же трассу, мы решили прервать на несколько дней полевые работы и заняться камеральными.

Надо было обработать материалы изысканий, вычертить на бумаге весь наш тяжелый путь по тайге и через перевал, проверить, пока не ушли далеко от перевала, как легла трасса в зарослях стланика, и сделать многое другое.

Пока наши техники занимались этими работами, остальные товарищи устраняли мелкие хозяйственные неполадки, которых накопилось довольно много. Закончив проектные работы и убедившись, что трасса через перевал легла хорошо и не требует исправления на местности, мы приступили к полевым работам.

Наш новый маршрут пролегал по долине вниз по реке Утинка до ее впадения в самую большую водную артерию этого края — реку Колыму.

Первые километры долины мы осмотрели во время камеральных работ, но дальнейшее направление трассы надо было разведывать вновь.

А здесь, как на грех, у нас появилось новое препятствие. Еще раньше мы временами чувствовали в воздухе запах дыма и предполагали, что где-то горит тайга. Сейчас же дым настолько сгустился, что уменьшил видимость. Нивелировщикам приходилось чаще устанавливать свои инструменты, а это задерживало нас. Вскоре пришлось из-за этого и совсем приостановить работы.

В один из дней к нам в лагерь прибыл посыльный из поселка горняков, от которого мы стояли в шести километрах, и предупредил о том, что по имеющимся у них сведениям пожар вышел уже в устье реки и движется вверх по течению к нашему району.

Стали советоваться, что делать экспедиции. Дым не давал работать, но о реальной опасности мы почему-то еще не думали и решили сколько возможно стоять на этом удобном месте и ждать дальнейших событий.

Вечером второго дня в туманных сумерках впереди вспыхнуло зарево. Оно бледно-розовым светом озарило облака и вершины далеких сопок и то потухало, то светилось ярче, как бы борясь со светом уходящих белых ночей. Его колеблющийся отблеск сгущал вокруг нас темноту, и в тайге было тревожно.

Пожар неумолимо приближался. На нас подул ветер, дым становился гуще, потянуло запахом гари. Заволновались обитатели тайги: вот с шумом пролетели какие-то птицы, узнать их в дыму было нельзя, в бешеной скачке промчались мимо лагеря испуганные олени, тайга наполнилась шумом и треском, будто кто-то пробирался по ней.

Тревожное состояние охватило и нас. Что делать? Где искать спасение от пожара? Осмотрев еще раз месторасположение лагеря на открытой и широкой пойме, мы решили оставаться здесь.

С каждым часом зарево делалось ярче, и вдруг на одной из сопок замелькали маленькие огоньки; вспыхивая и угасая, они обгоняли один другого и, растянувшись гирляндами по склонам сопок, медленно опускались в долину. Скоро сквозь дым блеснули языки пламени — это огонь шел по вершинам деревьев. Тайга горела еще далеко, но ветер стал усиливаться. Он то налетал какими-то порывами, временами совершенно очищая пойму от дыма, то нес его густые пахучие облака, закрывающие от нас красивое и страшное зрелище таежного пожара.

Горняки опять прислали гонца с просьбой дать им в помощь людей для проведения противопожарных работ на поселке.

Послать всех людей мы не могли. Надо на всякий случай кому-то остаться в лагере. Но большую часть рабочих, вооруженных шанцевым инструментом, дядя Ваня повел к горнякам. Там они должны были вырубить лес вокруг поселка и взрыхлить широкие полосы. И хотя эти мероприятия не всегда преграждают путь огню, все же в большинстве случаев такие окопанные участки удается отстоять.

К бушевавшему где-то внизу по реке пожару мы постепенно привыкли и продолжали работу. Товарищи, посланные в поселок, не возвращались, и в ожидании их мы работали только на вырубке просеки.

Я решил воспользоваться таким затишьем в работе и съездить на рекогносцировку до устья реки Утинка.

Выехал я один на плохо приученном к верховой езде коне Ваське местной якутской породы.

Только после того как, стараясь выбросить меня из седла, этот мохнатый, невзрачный на вид конек проскакал несколько километров но тайге, я смог приостановить его бешеный бег и перевести на шаг.

До устья оставалось километров сорок пять — пятьдесят, и я предполагал покрыть их в два дня.

Выбравшись на один из берегов, я начал вести рекогносцировку.

Спустя несколько часов дым в долине настолько сгустился, что в лесу стало трудно передвигаться, и я опять свернул к самой реке, где дыму было меньше.

Рекогносцировка явно не удавалась, но возвращаться побывав в устье реки и хотя бы бегло не ознакомившись с долиной, мне не хотелось, и я поехал дальше.

Вскоре запахло гарью еще сильнее, в тайге нарастал гул: я приближался к пожару. В стороне промчалось несколько оленей; от огня они спасались бегством по пойме реки, и Васька норовил помчаться следом за ними.

Но вот вдалеке сквозь дым блеснули огоньки. Казалось, что кто-то с фонарями бегает среди деревьев. И вдруг огненный столб взвился высоко к небу, в воздухе замелькали огненные хлопья и искры, огонь дошел до густой чащи и охватил вершины лиственниц. Деревья вспыхивали яркими факелами. От жара создавались сильные потоки воздуха, уходящего вверх и подхватывающего целые горящие головни, которые, не успев еще погаснуть, огненными ракетами падали по тайге, образуя новые очаги пожара. Постепенно все превращалось в сплошное море огня: горела трава, горели деревья, и вековые лиственницы, как поверженные великаны, с шумом валились в огонь, вздымая тучи искр. Вокруг ревело пламя, что-то трещало, шипело, откуда-то вырывались сильные струи белого, как пар, дыма. Пожар проходит мимо, обдавая меня жаром и искрами.

Как зачарованный смотрел я на разъярившуюся стихию, забыв даже об опасности. Сплошное пламя уже бушевало сзади, а на пожарище передо мною ярко горели отдельные костры, очевидно завалы сухого леса. От земли поднимались клубы дыма, которые, сливаясь вверху, создавали тяжелое облако.

Неожиданно наступила тишина. Я стоял и смотрел на страшную картину лесного пожара, и когда он прошел и опасность для меня миновала, решил ехать дальше.

Тайга, где прошел пожар, представляла жуткое зрелище: из ям поднимались клубы дыма, и упавшие деревья создавали непроходимые завалы из черных обугленных бревен. Тайга стала мертвой, и ничто не нарушало мрачного фона. Сопки с дымящимися склонами еще более подчеркивали неприветливую картину пожарища.

И каким резким контрастом выделялся противоположный зеленый берег, где приветливо шумел не тронутый пожаром лес.

Добравшись до устья реки, густо заросшего лесом, не сожженным пожаром, я остановился на ночлег. Чтобы Васька не сбежал, пришлось его не только стреножить, но и привязать к дереву. Выбрав раскидистую лиственницу на берегу реки, я устроил под ней из веток постель, развел костер и, поужинав, лег отдыхать. Одиночество в тайге ощущается особенно остро. Помимо того, что слух и зрение напряжены до предела, тебя охватывает еще чувство беспомощности и бессилия. Величие девственной природы подавляет и тяготит. Хруст ветки, какой-либо неясный звук, порожденный тайгой, заставляет вздрагивать и быть все время настороже, а это очень утомляет. Но постепенно усталость берет свое, и, положив в костер большое сухое дерево, я скоро заснул.

Проснулся я от сильного озноба. Предутренний холод пронизал меня всего. Костер давно погас. Бледный рассвет вставал над тайгой. Молчаливые, окутанные не то туманом, не то дымом, стояли вокруг меня деревья. Васьки на месте не оказалось: оборвав веревку, он куда-то удрал. Его следы вывели меня из леса в широкую долину, на которой вдалеке белым пятном виднелся мой беглец.

Густой лес, давший мне приют для ночлега, окружал узкой полосой только пойму реки, а за ним простирался прекрасный ровный луг, покрытый зеленой травой. Какое раздолье!

Качество травы оценил в полной мере мой Васька и, не обращая на меня никакого внимания, продолжал спокойно пастись.

Пожар не тронул эту красивую долину, обошел ее стороной. Да здесь и гореть было нечему. Полноводная река с галечным берегом, прекрасным пастбищем, простирающимся далеко-далеко, не могли стать пищей огня.

Я занялся ловлей коня. Отдохнув и наевшись прекрасной травы, Васька стал проявлять исключительную игривость и все норовил удрать. С большим трудом удалось мне поймать его за обрывок веревки и привести к месту нашего ночлега. Здесь Васька опять стал дурить, и только после хорошей взбучки плеткой он дал оседлать себя и сесть на него. К моему удивлению, он совершенно спокойно пошел шагом. Потрепав его по шее, я тронулся в обратный путь.

В долине дым рассеялся, но над пожарищем все еще стоял густыми облаками. Ограничиваясь внешним осмотром долины с поймы реки, я ехал довольно быстро. Вдруг за одним из поворотов реки я опять увидел перед собой море огня.

Что это? О ужас! Огонь перешел на другой берег. Река оказалась недостаточным препятствием для него, и беспощадная стихия творит свое разрушительное дело и на этом берегу.

Меня охватила тревога за лагерь. Место нашей стоянки в пойме реки не очень широкое, и если одновременно будут гореть оба берега, то нам не поздоровится. Я стал торопиться; теперь не до любования бушевавшим пожаром. Меня обдавало жаром, осыпало искрами, местами я мчался в карьер мимо огненной стены, слишком близко приблизившейся к реке.

Наконец, спрямляя путь, переезжая бесчисленное число раз реку вброд, я обогнал огонь. Значит, по обоим берегам огонь идет не рядом, а уступом. Тогда почему же загорелся правый берег? Неосторожность с огнем здесь просто исключалась. Единственной причиной могло быть то, что вихри перенесли через реку искру, которая и разгорелась в новый пожар.

Миновав зону пожара, я возвращался в лагерь.

Последние километры я проехал уже без приключений.

Встретившие меня товарищи сразу забросали вопросами о пожаре и о том, как я от него ушел.

В лагере народу оставалось очень мало, они почти все ушли на помощь горнякам.

На левом берегу реки пожар уже миновал место нашей стоянки, а по сильно заболоченному правому он до нас не дошел и свернул в соседний распадок.

На другой день наши люди вернулись в лагерь победителями. Поселок от пожара они отстояли, и горняки им были чрезвычайно благодарны. Тревоги закончились, и надо приниматься за работу и наверстывать потерянное время.

По соображениям технического порядка изыскания дороги пришлось вести по той стороне долины, где прошел пожар. Это значительно усложнило работу. Вся долина выгорела; во многих местах еще сохранились очаги огня, горели старые завалы, горели ямы, наполненные валежником и хвоей, горела местами и марь. Отдельные участки мари, где бушевали подземные пожары, таили страшную опасность для тех, кто мог случайно ступить на их предательскую поверхность.

Упавшие обгорелые деревья сильно затрудняли устройство просеки и провешивание трассы. Грязные и усталые возвращались мы ежедневно с работы в лагерь. Зола и сажа проникали в палатки, ни до чего нельзя, было дотронуться, чтобы не выпачкаться. И так в течение нескольких дней.

Наконец мы вырвались из зоны пожарища. Гряда сопок почти под прямым углом ушла влево, лес кончился, и нашим взорам открылась огромная, совершенно открытая долина, густо поросшая сочной высокой травой, не тронутой пожаром. Какое раздолье нашим лошадям!

Но и душа изыскателя ликовала, глядя на этот участок: перед нами была ровная чистая долина с хорошими грунтами. Значит, трассу можно вести одной прямой. Мы этому обстоятельству очень обрадовались.

Леса нет, чистая долина. Все рабочие, свободные от рубки леса, заслуженно отдыхают. Уже многие километры тянется прямой ряд вешек. Их беленькие верхушки рельефно видны на черном фоне пожарища. Вешек мы никогда не вынимали. Они так и оставались на оси будущей дороги и очень помогали строителям быстро восстанавливать ее.

Но вот впереди блеснула вода. Трасса вышла на берег многоводной реки. Спокойно несла свои воды Колыма. И мы как зачарованные любовались открывшейся перед нами картиной.

Бескрайные луга правого берега, покрытые роскошной чуть колышущейся травой, тянулись до самого горизонта, а на другой стороне, далеко от реки, сквозь дымку виднелись высокие сопки, заросшие стлаником.

Спокойствие и тишина царили вокруг, и только мы, шумно выражающие свой восторг, нарушали это безмолвие.

На фоне лугов резкой темно-зеленой полосой выделялся густой и высокий лес в устье реки Утинка. Его тенистые рощи манили к себе прохладой, и там, у слияния рек, мы наметили последнюю стоянку своего лагеря.

…Закончив изыскания, в конце трассы на берегу реки врыли большой столб с надписью: «16 августа 1934 г…» и т. д.

Еще один маршрут был закончен, еще одно задание было выполнено.