Записки изыскателя

Первое знакомство

Накануне дня выезда я был вызван в политотдел.

Начальник политотдела треста усадил меня в кресло и, сев напротив, стал подробно расспрашивать о подготовке экспедиции. Из его вопросов чувствовалось, что он прекрасно осведомлен о всех наших делах, и даже смена нашего обмундирования не прошла без его вмешательства.

Меня глубоко тронула эта забота, и я старался убедить его в том, что у нас все в порядке.

— Здесь многие недопонимают, — сказал он после непродолжительного молчания, — что с вашей экспедицией не все обстоит благополучно. Вы уходите без проводника, лето уже на исходе, тайга сурова и часто поступает безжалостно со смельчаками, которые легкомысленно отваживаются забираться в ее дебри без подготовки.

— Но мы ведь готовы, — ответил я.

— Что ваша подготовка? Кто из вас бывал в тайге, да еще в такой, как наша? Горы и болота, сплошные «белые пятна». Вы пойдете по таким местам, где почти не ступала нога человека. Перед вами могут возникнуть большие трудности. И хотя я верю в ваше мужество, верю в вас, советскую молодежь, все же хочу предупредить о том, что в случае несчастья в тайге вы ни от кого не получите помощи. Поэтому будьте осторожны, берегите людей, транспорт, экономно расходуйте продовольствие. Связи у нас еще нет, и мы временно потеряем вас из виду, поэтому я тебя еще раз предупреждаю: будь осторожен и осмотрителен во всем.

Он замолчал и стал раскуривать потухшую трубку. Я как будто только сейчас полностью осознал всю сложность и ответственность стоящих перед экспедицией проблем.

— Ты знаешь, — продолжал он, — как велико значение освоения этого края для нашей Родины. Не было радивого хозяина в царской России, а теперь, — голос его окреп, и глаза заискрились, — сюда пришли большевики, понимаешь, советские люди! Мы взбудоражим эти дебри, проложим дороги, победим тайгу. К новой жизни поведем северные народности. В их новых поселках загорится «лампочка Ильича», появятся больницы, клубы и школы. Богатства края, его недра, леса, пушнина — все пойдет на благо нашего народа, строящего первое в мире социалистическое государство под руководством нашей мудрой партии.

Много трудностей будет на нашем пути, — продолжал он, — но на то мы и большевики, чтобы не бояться, а преодолевать их.

И столько силы и веры было в его словах, что закравшееся было в начале нашего разговора сомнение в успех нашей экспедиции исчезло.

Он встал и, заканчивая беседу, сказал:

— Мы не можем терять этот летний сезон, и я уверен, что вы успешно выполните задание.

С новым приливом сил и энергии я ушел от этого замечательного человека.

…Настало утро нашего отъезда. Отправив вперед лошадей, мы в целях экономии времени решили первые сорок километров проехать на автомашинах по участку строящейся дороги.

Довольно живописную группу представляли наши люди, сидящие на пяти автомашинах со всевозможными сумками, ящиками и прочим имуществом. Провожать нас вышло чуть ли не все население будущего города. Дружески простившись с провожающими, получив несчетное число пожеланий успехов, под громкие гудки всех машин наша колонна тронулась.

Так началась первая страница в жизни нашей экспедиции. Мы уезжали в тайгу.

Уже на первых километрах строящейся дороги, отвоеванной у тайги, бросились в глаза новые условия строительства: тяжелые грунты, мари, множество речек, высокие сопки и кругом непроходимая чащоба. Я сидел в кабине машины и старался все это запомнить, чтобы извлечь из этих небольших примеров пользу для нашей будущей работы. Сорок километров ехали целый день, вернее не ехали, а тащили на себе автомашины. Особенно задержали нас последние пять-шесть километров, где строители сделали только просеку. К вечеру удалось добраться до поселка и около него разбить свой первый лагерь.

До следующего поселка, который находился на сотом километре, здешние старожилы рекомендовали ехать на бричках по пойме реки. Нам дали десять парных бричек, и мы затратили целый день на их переоборудование. На следующий день на новом виде транспорта — бричках — тронулись в дальнейший путь. Вначале русло было укатано, но по мере удаления от поселка следы дороги на гальке постепенно пропадали. Колеса почти по ступицу врезались в песчаные и галечные наносы, лошади скользили, падали, срывали подковы. Помянув недобрым словом «советчиков», мы выслали вперед разведку, которая отыскивала наиболее удобный путь.

Идти по гальке очень утомительно, камни выскальзывают из-под ног, ноги разъезжаются, как на льду. Уже на второй день нашего путешествия у многих стали рваться сапоги. Тайга неприветливо встречала гостей.

Кое-как добрались до сотого километра и срочно начали перестраиваться на вьюк.

В отличие от своих соседей с сорокового километра здешние жители откровенно признались, что далёко вперед они не ходили и дальше дороги не знают. Но от случайных спутников слыхали, что где-то по нашему маршруту есть огромное болото — «Черная марь», как его прозвали, и оно сейчас непроходимо.

Мы засели за «карту», которой еще раз досталось от дяди Вани.

— Что это за карта? — возмущался он. — На ней и следов нет злополучной «Черной мари». И кто только ее составлял?

— Наверное, такие же «доброжелатели», как те, что советовали нам ехать на бричках по тайге, — подзадорил я Ваню.

…Когда лошади хорошо отдохнули, мы тронулись в дальнейшую дорогу. Несмотря на тщательную подготовку, первая вьючка лошадей продолжалась около двух часов. Появилась масса каких-то неупакованных вещей, свертков, все это надо было куда-то привьючивать, вьюки получились безобразные, большие. На некоторых лошадях забыли подтянуть подпруги, и вьюки еще на месте стали сползать набок.

Наконец, завьючив всех лошадей, мы тронулись, установив следующий порядок движения: впереди шла разведка и искала ту легендарную тропу, следы которой надо было искать в основном не на земле, а на деревьях.

По существующему местному обычаю, каждый путешественник должен оставлять на деревьях едва заметные следы. Нахождение их требовало особой сноровки, уменья, а главное — внимания. Надломленная ветка, зарубка на дереве, подвешенная консервная банка или просто лоскут материи, встречающиеся через сотни метров, а иногда и через несколько километров, — это знаки, которые надо найти и по ним ориентироваться в пути.

На долю разведки, возглавляемой дядей Ваней, выпала серьезная задача по отысканию злополучной тропы.

За разведкой шла основная группа людей во главе с Фомичом. За нею двигался вьючный транспорт под наблюдением конюхов. У каждого конюха была своя, закрепленная за ним пятерка лошадей с грузом. Всю колонну замыкал арьергард, который оказывал помощь отставшим и нуждавшимся в перевьючивании лошадям. Первое время в пути у нас происходило много задержек. Чаще всего разваливались вьюки, и приходилось их заново перевязывать. Лошади, не привыкшие к движению гуськом, сворачивали в сторону, цеплялись за деревья и обрывали упряжь. Тогда приходилось останавливать транспорт и конюхам заниматься ремонтом.

…Мы шли по долине, заросшей лиственничным лесом. Ближе к реке, на самой пойме, росли, кажется, все породы деревьев, которые впоследствии встречались в тайге. Здесь попадались тополь, береза и даже рябина, а у самого берега реки — густые заросли тальника. Помимо этих знакомых пород, мы встретили и так называемый стланик. Это оригинальное вечнозеленое дерево растет крупными кустами, образуя непроходимые заросли на склонах сопок. В сухих местах, на сопках и в долинах рек, растет бледно-салатного цвета мох ягель, который является основным кормом оленей. Этот мох очень сухой и горит как порох. Местное население дорожит ягельными пастбищами, так как после пожара он вырастает только через сорок-пятьдесят лет.

В низменных сырых местах, а также на северных склонах сопок растет мох сфагнум. Он покрывает почву толстым влажным ковром рыжего цвета.

Оказывает свое влияние на растительный мир и имеющаяся здесь вечная мерзлота. Так как слой ее находится близко от поверхности, то корни растущих в этом районе деревьев не проникают в глубь земли, а распространяются вширь на небольшой глубине. Поэтому во время пожара в тайге, когда сгорает растительный покров на земле, многие деревья падают.

Двигаться по тайге без привычки было очень трудно. Корни, пни, густые заросли травы и кустарников, завалы деревьев — все мешало, и для расчистки дороги приходилось часто пускать в ход топоры.

Много хлопот доставляли нам переправы через встречающиеся на пути быстрые горные реки. Переходили мы их вброд, и, несмотря на то, что воды в них было немного, быстрое течение сбивало нас с ног, обдавало тучами брызг, и мы промокали до нитки.

Познакомились мы и с марями — это местное название болот. Летом вечно мокрые, тянущиеся на десятки километров мягкие ковры мха, в которые нога погружается по колено, затрудняли нам путь. Движение по такой пружинистой почве быстро утомляло людей, а о лошадях и говорить нечего. Бедные животные в этих марях проваливались по брюхо и через пять-шесть километров совершенно выбивались из сил.

От всех этих «дорог» обувь у людей начала изнашиваться, и чтобы сохранить сапоги на зиму, пришлось их заменить на ичиги — особый род сапог на мягкой подошве. В дальнейшем ичиги оказались наиболее удобной и практичной обувью в тайге.

Через два дня, в результате неумелой вьючки и путешествия по бездорожью, две лошади вышли из строя, остальные очень похудели и обессилели. Стараясь хоть немного разгрузить их, я и свою верховую отдал под вьюк.

Траву мы стали встречать все реже и реже, и пастбища лимитировали наши переходы. Если попадались места с травой, конюхи просили останавливаться на ночлег, и приходилось считаться с их просьбой.

По ночам в поисках скудного корма лошади разбегались на большие расстояния, и это затрудняло их охрану.

…В этом краю нет переходного времени года — осени. Зима наступает очень быстро, после теплых летних дней.

И вот неожиданно по ночам начались заморозки. Дорога с каждым днем становилась трудней. Мы же все дальше и дальше уходили в тайгу, навстречу приближающейся зиме.

Часто ночью, прислушиваясь к мерному дыханию спящих товарищей, я долго не мог заснуть от тревожных мыслей. Пугало быстрое приближение зимы, о которой говорил начальник политотдела, посылая нас в тайгу.

Ко всему прочему я сильно простудился, трепала лихорадка, поднималась температура, которая очень изнуряла меня.

Но в основном мы бодро переносили встречающиеся невзгоды, понемногу втягивались в походную жизнь и закалялись. Исключение составлял, пожалуй, один Борисоглебский, который трудно привыкал к походной жизни. К концу дня, едва волоча ноги, обутые в большие болотные сапоги, уже все искривленные и разбитые, он приходил в лагерь самым последним. Еще перед отъездом он все хвастался сапогами, которые, по его заверению, были особенные. И вот теперь в этих сапогах Борисоглебский и совершал свое трудное путешествие, вызывая смех, а иногда и жалость у товарищей. Надевать же ичиги он не хотел «принципиально».

— Ну, как добрел? — встречал его Фомич. — Это тебе не в преферанс играть, хотя здесь, в тайге, тоже можно остаться без двух, только не взяток, а ног, если продолжать «принципиальничать».

Я решил вмешаться в это дело и приказал Борисоглебскому немедленно пойти к завхозу Куприянову и сменить сапоги на ичиги. Мне показалось, что он с удовольствием выполнил это распоряжение.

…Тайга по-прежнему была для нас новым миром с массой неожиданностей, трудностей и опасностей. Каждый косогор, на который надо взобраться, каждая речка, которую надо перейти вброд, требовали от нас большого напряжения сил, проявления большой выдержки и мужества.

И я видел, как уже здесь, в дороге, тайга роднила людей, как постепенно сколачивается крепкий, надежный коллектив, способный преодолевать лишения и трудности. Это успокаивало меня и вселяло надежды в успех нашего предприятия.

Особое внимание уделялось лошадям. Каждый теперь понимал, что от их выносливости зависит все. Все конюхи, и особенно Василий, берегли лошадей как зеницу ока. Уже в первые дни нашего движения по тайге выяснились драгоценные качества этого человека. Надо было видеть, с каким мастерством и любовью он ухаживал за лошадьми и требовал этого от остальных. Исключительную заботу, упорство и настойчивость проявлял он и в поисках пастбищ, и при лечении лошадей, и усовершенствовании упряжи. Благодаря его умению и энергии не было больше потертостей и сбитых спин у лошадей, а вьючка их происходила быстро и организованно.

За сравнительно короткое время походная жизнь наладилась, вошла в нормальное русло и протекала спокойно. Каждый знал свое место и обязанности, и ночной лагерь разворачивался и сворачивался за какой-нибудь час.

…Дорогу по-прежнему разнообразили мелкие приключения, охота и отдельные картинки из жизни обитателей тайги. Потерялся Сережа Обухов. Начинаем его искать и подавать сигналы, но прозвучавшие вдалеке выстрелы говорят о том, что он увлекся охотой.

Как же не поохотиться, когда кругом столько дичи! Часто нам попадается бурундук. Это маленький зверек из породы грызунов. Бурундук, или, как его еще называют, земляная белка, имеет желтовато-серую, с черными полосками на спине окраску, хорошо маскирующую его на фоне таежной растительности. Но он часто выдает себя писком, похожим на свист человека. Этот зверек оригинален тем, что все лето заготовляет кедровые орешки, но зимой впадает в спячку, и его запасы достаются обыкновенным белкам. Бурундуков здесь так много, что в шутку их прозвали хозяевами тайги.

В кустах стланика часто встречаются серые полярные белки, которые значительно крупнее европейских.

В здешней тайге обитает много разных хищников, к которым относится и горностай. Это маленький, тонкий и юркий зверек. Летом он серенький, а зимой весь белый с черной кисточкой на кончике коротенького хвоста. Есть здесь и колонок — небольшой хищник, сантиметров пятидесяти длиной, желто-бурой окраски, с длинным пушистым хвостом. Встречаются волки, реже шакалы, рысь и росомаха. Но больше всего лис, начиная от европейской огневки и черно-серебристой и кончая белыми и голубыми песцами.

Кроме хищников, в большом количестве водятся северные олени и лоси, или, как их здесь называют, сохатые.

Местами встречается очень много полярных зайцев. Местные жители ловят их петлями, установленными на тропах. Стрелять зайцев здесь считается дурным тоном.

Из пернатых обитателей, которые здесь зимуют, можно назвать глухарей, рябчиков и куропаток. Летом большое разнообразие водоплавающей птицы: уток разных пород, гусей, лебедей.

Вся эта дичь, за исключением лебедей, довольно легко становится достоянием охотника. Лебеди же очень осторожны, всегда выставляют охрану и при малейшей опасности улетают.

Характерной особенностью здешних мест надо считать полное отсутствие каких-либо пресмыкающихся. Очевидно, причиной этому является вечная мерзлота.

Большинство из обитающих здесь хищников выходит из своих нор только ночью, и лишь медведи бродят днем. Мы часто почти целые дни шли по их хорошо набитым тропам, но зверей пока не видели. Все почему-то жаждали и, конечно, немного побаивались встречи с настоящим хозяином тайги.

…Поднимаясь вверх по долине, мы шли по краю высокой террасы. Внизу несла свои быстрые воды большая таежная река Атка.

Замечательные панорамы открывались перед нами. Густая, дремучая тайга по берегам реки отражалась в тихих заводях. Утиные выводки спешили при нашем приближении укрыться в зарослях и, как глиссеры, оставляли треугольный след на зеркальной поверхности воды.

Местами река зажималась с двух сторон отвесными сопками и, как бы сердясь, поднимая брызги и пенясь, неслась меж камней.

Такие ущелья приходилось обходить стороной и осторожно подниматься по крутым склонам сопок на их вершины. Из-под ног лошадей вырывались камни и летели в реку. Надо быть очень внимательным, чтобы и лошади не сорвались туда же.

Впереди что-то произошло. Движение остановилось. Подхожу к собравшимся в голове транспорта товарищам и спрашиваю у запыхавшегося посыльного из разведки, в чем дело?

— Медведь, — почему-то шепотом отвечает он мне. — Иван Захарович просил задержать транспорт, а вас идти к нему.

Оставляем лошадей на месте, а сами бежим вперед.

— Только тише, тише! — умоляет нас посыльный.

Подходим к ребятам, столпившимся на краю обрыва и держащим ружья наготове, и шепотом спрашиваем:

— Где?

— Вот видишь густой лес, — каким-то трагическим голосом шепчет мне на ухо Ваня. — Видишь?

Я несколько секунд вожу биноклем по реке в том направлении, куда показывал Ваня. И вдруг так близко около себя вижу медведя, что невольно вздрагиваю.

В излучине реки, на перекате, из воды выступает несколько камней, и на одном из них сидит медведь, прямо как человек, и, опустив морду к воде, что-то рассматривает в ней.

Мы были свидетелями редкого случая. Медведь ловил рыбу.

Зверь сидел на камне и, увидев, очевидно, проплывающую около камня рыбу, вдруг молниеносно ударял лапой по воде, стараясь выбросить добычу на берег. Это ему несколько раз удалось, и выброшенная на берег рыба прыгала по гальке. После одного из ударов рыба застряла в когтях его лапы. Медведь посмотрел на нее, затем приподнялся, положил ее под себя и сел.

Ловля продолжалась довольно долго, и я стал подумывать, не пора ли подойти к нему поближе. Медведь, словно почувствовав это, встал на задние лапы и стал искать рыбину, которую он положил под себя. Ее там, конечно, не оказалось. Постояв несколько мгновений как бы в недоумении, он вылез на берег и начал собирать улов. Собрав пять или шесть рыбин в кучу, он вырыл около леса яму, сгреб туда рыбу, засыпал ее землей, притоптал и даже прикрыл хворостом. Затем не спеша ушел в лес.

Мы стояли как зачарованные. Все оказалось таким занимательным и смешным, что никто из нас не жалел об упущенной возможности поохотиться. Это была наша первая встреча с настоящим хозяином тайги.