Записки изыскателя

Снова в тайге

Мы собирались в третий раз покинуть гостеприимный поселок Мякит — наше теперь постоянное местопребывание — и снова уйти в тайгу на изыскания.

Опыт двух предшествующих сезонов помог нам на этот раз еще более тщательно подготовиться. С каждым годом мы вносили поправки и усовершенствования в упряжь для лошадей, в наше снаряжение и оборудование. В этом сезоне на нашем пути стояла база с продовольствием и овсом, и это позволяло уменьшить количество лошадей и гарантировало от всяких случайностей с кормами.

Наш новый маршрут изысканий начинался от конца прошлогодней трассы на реке Оротукан и шел вниз по этой реке до впадения ее в Колыму. По ней значительно ниже этого района уже проходила наша «Северная Армада» в прошлом году. Нам надлежало перейти эту многоводную реку, затем разыскать ее левый приток — реку Дебин, подняться по долине этой реки вверх и где-то в среднем течении, свернув направо, на боковых распадках, найти удобный перевал и через него выйти в долину реки Верхний Ат-Урях.

Несмотря на тяжелую, небывало снежную зиму и заносы, дорожники славно потрудились, и строительство новых поселков и дороги продвинулось далеко вперед по нашей прошлогодней трассе.

В этом же году им предстояло выполнить еще больший объем работ: построить дорогу до реки Колымы и приступить к строительству моста через нее.

В связи с этим нашей экспедиции поручалось не только производить изыскания, но еще в полевых условиях составлять проектные документы и сдавать их строителям. Им же приказано вести строительство, как говорят, «из-под нивелира». Для этого в составе нашей экспедиции была создана специальная проектная группа из молодых специалистов, недавно приехавших с Большой земли. Наши «новички», как мы их называли, горели желанием скорее испытать свои знания и силы и познать прелести таежной жизни, о которой они так много наслышались за зиму от участников прошлых экспедиций.

И вот мы снова в дороге. До одного из поселков дорожников на реке Оротукан проехали по временному проезду на автомашинах. Дальше, получив лошадей, пошли старым испытанным способом — вьюками. Как всегда весной, разлившиеся реки очень затрудняли продвижение по тайге. То и дело по пути приходилось задерживаться у какого-либо небольшого ручейка, превратившегося теперь в бурный поток, очень опасный для перехода. Оротукан была широка и многоводна, поэтому мы шли все время по одному ее берегу, пересекая только ее притоки. Это создавало большие трудности, так как приходилось отклоняться от нашей прошлогодней тропы, часто переходящей на другой берег реки. Встречающиеся прижимы заставляли нас взбираться высоко на сопки и переваливать через хребты.

На одном из таких подъемов, когда мы двигались по узкому карнизу скалы, одна из лошадей оступилась и сорвалась вниз, в реку. Своим падением она увлекла за собой еще четверых, находящихся с ней в связке. Бедные животные, поднимая тучи пыли, покатились вниз. Последние метры склона сопки были совершенно отвесными, и наши лошади, мелькнув в воздухе, полетели в реку. Все были уверены, что животные погибли и весь груз, находящийся во вьюках, пропал. Но оказалось, что все обошлось благополучно. Вода смягчила удар, и животные, оторвавшись друг от друга, остались целыми и невредимыми. Это происшествие заставило нас остановиться на ближайшей удобной площадке на ночлег и заняться переупаковкой намокшего инвентаря и приведением в порядок наших «летунов».

На следующее утро, приняв дополнительные меры предосторожности, отряд двинулся дальше.

Без всяких приключений через несколько дней мы достигли конца нашей прошлогодней трассы. В этом месте мы в прошлом году повернули направо, в распадок ручья Спорного, к нашему замечательному перевалу. Скоро здесь станет особенно оживленно. Придут строители и начнут сооружать поселок и дорогу. А мы уйдем вниз по реке, в глубь края.

Сейчас же мы разбили свой полотняный лагерь. Белые палатки стоят в ряд по берегу реки. Вьется дым из наскоро сложенной печи — печется хлеб и готовится пища; стоят на треногах геодезические инструменты, которые мы выверяем после тряской дороги на спинах лошадей; рабочие делают топорища и ручки и насаживают на них топоры, кайла, лопаты. Все готовятся к предстоящим изысканиям.

Я еще раз смотрю на белый лист ватмана, где показаны извилистой линией Оротукан, Колыма и другие реки и жирный крест — предполагаемый конец изысканий этого сезона. Но где лучше вести трассу? На этот вопрос наша схема ответа дать не может. Подготовка к работе — самое удобное время для рекогносцировки. На этот раз я беру с собой техника Бориса, прибывшего на Колыму и считавшегося еще новичком, и одного из рабочих. Втроем верхами колесим долину, измеряем, прикидываем, ищем сухие места, хорошие грунты, удобные переходы. Вечера коротаем у костра, отдыхая от изнурительной верховой езды. Так проходит день за днем, и мы продвигаемся все дальше и дальше в глубь тайги.

Но вот большой отрезок будущей трассы разведан. Впереди долина заворачивает вправо, а на повороте, загораживая реку, высится огромная сопка. Что там дальше? Это нам скажет вторая рекогносцировка. А сейчас едем домой, в лагерь. Снег уже везде сошел, земля просохла, и пора начинать изыскательские работы.

Возвращались мы с радостным чувством хорошо поработавших людей. Теперь можно заняться и охотой. Борис слыл ярым охотником и не пропускал ни одной возможности поохотиться. На последнем переходе мы с ним ушли от тропы и брели тайгой.

Вдруг недалеко раздался знакомый крик токующего глухаря. Будто кто-то по спичечной коробке стучал ногтями. Стук начинался и через несколько секунд обрывался.

Мой спутник мгновенно преобразился. Схватив ружье на изготовку, склонив набок голову и напрягая внимание, он стал прислушиваться.

При первых криках глухаря этот высокий юноша делал большие прыжки в сторону звука. Было так смешно смотреть, как Борис с напряженным лицом совершает эти дикие прыжки, что я не выдержал и громко захохотал. Это привело его прямо в ярость.

— Эх! Испортили всю охоту, — прошептал он зловещим шепотом.

И здесь мы увидели глухаря. Вдали на вершине огромной лиственницы сидел великолепный петух. Я бросился к нему. Никакие предупреждения моего спутника не остановили меня. Подбежав к глухарю метров на сто и видя, что он перестал петь, я остановился. Подошел и Борис.

— Сколько бы ты времени прыгал сюда, — шутя сказал я ему, — наверное, до вечера?

Глухарь тревожно озирался. Подходить ближе было опасно, он мог взлететь.

Я перезарядил винчестер, сменил разрывные пули на простые, сел на землю и, уперев локти в колени и натянув ремень на плечо, прицелился в птицу. Грянул выстрел, и глухарь, как подрезанный, ломая ветки, полетел вниз.

— Вот как надо охотиться, — со смехом сказал я, — а не прыгать!

От выстрела со всех сторон взлетело множество глухарей, которые расселились вокруг нас, на лиственницах. Мы попали на ток. Началась «королевская охота». Осторожно подходили метров на сто — сто двадцать к дереву, где сидел глухарь, — гремел выстрел, и птица, кувыркаясь, летела вниз.

Подбираясь к очередной жертве, мы увидели на небольшой полянке двух дерущихся петухов. Распустив крылья так, что они царапали землю, нахохлив перья, птицы с остервенением бросались друг на друга и со страшной силой клевались, стараясь попасть в голову, или же, взлетая, били друг друга шпорами. Увлекшись дракой, петухи подпустили нас так близко, что мы вынуждены были лечь и, чтобы не спугнуть их, ползти по-пластунски. Подо мной хрустнула ветка. Глухари прекратили драку и насторожились. Я пошевелился, и на мой шорох ближний петух, распустив крылья и кудахтал, бросился прямо на меня. Едва успев протянуть одной рукой винчестер, я выстрелил в него в упор. Глухарь упал, но вдруг вскочил и побежал в сторону леса. Пробитый насквозь пулей, он долго не давался нам в руки.

От выстрелов глухари не улетали, а только пересаживались с одного дерева на другое. Мы подстрелили восемь штук, из которых семь было моих и один моего спутника, чем он был сильно обескуражен.

Это были огромные петухи, все избитые, с кровоточащими ранами на шеях и головах.

Взвалив по четыре штуки на плечи, мы едва дотащили их до лагеря.

Возвратившись в лагерь, я стал рассказывать про способ охоты Бориса. Товарищи не замедлили воспользоваться случаем и стали подшучивать над Борисом. Тот, вначале спокойно слушавший смех товарищей, неожиданно рассердился, обвинив всех нас в незнании правил охоты на току.

— Во-первых, никто никогда не охотится с нарезным оружием, а во-вторых, вы не знаете привычек и поведения глухарей на току, поэтому и смеетесь. А это единственно правильный способ охоты. Ведь на глухаря, как и на всякую дичь, охотятся с дробовыми ружьями, значит надо подойти на соответствующую дистанцию. А как это сделать? Вот так и делают — прыжками подкрадываются к ним, потому что во время крика глухарь закрывает глаза и ничего не видит и не слышит. Это старый, проверенный способ. А вы тоже, смеяться!

— Но Иван Андреевич ведь убил семь штук, не прыгая, — возразил Фомич.

— Так Иван Андреевич стрелял издалека, и, кроме того, глухари здесь непуганые.

— Значит, ты всегда охотишься на пуганых, — опять поддел его Фомич под смех ребят. — То-то ты и научился прыгать.

И долго еще продолжалось дружеское подтрунивание над Борисом и разговоры о способах охоты на глухарей и другую дичь.

На следующий день мы выставили первую вешку этого нового летнего сезона, а через три дня уже все втянулись в работу. Наша жизнь вошла в обычный, размеренный ритм.

Работа спорилась. Особенных препятствий пока не встречалось, и мы с изысканиями приближались к маячащей впереди горе. Наконец свой очередной лагерь разбили у ее подошвы, густо заросшей лесом.

Отдав необходимые распоряжения, как вести трассу к этому лагерю, мы с Ваней решили взобраться на гору и оттуда «заглянуть» дальше вперед.

Утром начали восхождение и к обеду, устав изрядно, не поднялись даже до ее середины. Так обманчива высота. Видно, гору так просто не взять, поэтому возвращаемся в лагерь и уже серьезно готовимся к завтрашнему восхождению с ночлегом на полпути к вершине.

На следующий день Ваня, Борис, я и один из рабочих на лошадях, с палаткой, запасом продовольствия и примитивным альпинистским инвентарем опять начинаем подъем. Очень мешает растительность. Местами рощи стланика преграждают путь, и приходится пускать в ход топоры. Все же к вечеру мы поднялись значительно выше, чем накануне. Здесь уже исчезли ключи и нет воды. В сумерках в одной из балок находим снег. На костре вытапливаем из него воду для приготовления ужина и питья. Лошади изрядно устали и неохотно едят предусмотрительно взятый овес.

Наутро, оставив лошадей под присмотром рабочего, начинаем восхождение. Вот, кажется, уже достигаем вершины, но за ней вырисовывается новая, взбираемся на нее, за ней опять открывается вершина, и так без конца.

Очень мучит жажда, но нет не только воды, но даже снега. Кончилась растительность, и поднимаемся по голым склонам. Идти от этого легче, но нет тени. Камни сильно нагреваются, и становится нестерпимо жарко. Трудный подъем все продолжается, и кажется, нет конца этим вновь открывающимся вершинам.

Наконец в какой-то узкой расщелине находим снег. С жадностью набрасываемся на него, забыв всякую осторожность, и кое-как утоляем жажду.

Обессиленные, мы взбираемся еще на одну вершину. Впереди огромная лощина, а за ней новая, еще более высокая гора, закрывающая долину реки.

В висках начинает сильно стучать, утомление и высота дают себя знать.

Справа от нас утес, напоминающий полуразрушенный замок. Огромные камни, то в виде башен и стен, то в виде огромных колонн, причудливо вырисовываются на фоне голубого неба.

Решаем взобраться на этот утес, а если оттуда не увидим лежащей за горой реки, то возвратимся назад.

Цепляясь руками за выступающие камни, карабкаемся вверх. Из-под ног впереди идущих выскальзывает большой камень и, скатываясь вниз, так больно бьет меня по ноге, что я даже вскрикиваю. Ваня и Борис подходят ко мне и осматривают ногу. Ушиб оказался сильным, и подниматься выше мне нельзя. Передав Ване свой пистолет, я попросил товарищей оставить ружья со мной, а самим идти налегке. Ваня и Борис начали подниматься.

Когда они были уже довольно высоко, мелькнула какая-то тень. Огромный орел с клокотанием пронесся над их головами. Вот птиц уже две. Очевидно, где-то поблизости орлиное гнездо. Орлы с гортанным криком носились в воздухе. Прилетел откуда-то третий; они явно собирались напасть на нас. Мои спутники, увидя птиц, начали стремглав спускаться вниз, обрушивая груды камней, проносящихся около меня.

Но вот один из орлов налетел на Ваню и ударил его. Я видел, как Ваня зашатался, а потом выхватил пистолет и стал стрелять в кружащихся над ним птиц. Расстреляв всю обойму, он вынул нож и, размахивая им над головой, продолжал осторожно спускаться. Видя, что дело принимает плохой оборот, я тоже начал стрелять по орлам из винчестера. В это время ко мне спустился Борис, схватил свое ружье, но, вместо того чтобы стрелять, стал его перезаряжать.

— Да стреляйте! — кричал сверху Ваня, отбиваясь от птиц.

— Стреляй! — кричу и я Борису, израсходовав весь магазин винчестера.

— Картечью их, чертей, надо, иначе не убьешь, — торопится Борис, копаясь в патронташе.

Я хватаю другой винчестер и снова начинаю стрелять. Все ближе к нам спускается Ваня. Лицо и руки в крови. Наконец Борис, зарядив ружье, стреляет, и один из орлов как-то боком начинает скользить вниз. Борис стреляет второй раз, и сраженный орел катится к подножию сопки.

Подошедший Ваня тяжело дышал. Вытирая кровь на лице, он рассказывал, как досталось ему от разъяренных птиц.

— Прямо искры из глаз посыпались, как он дал мне по голове, а чем — не пойму: не то клювом, не то крылом.

На лбу у него была большая ссадина. Спустившись вниз, к подножию утеса, промыли рану и еще долго наблюдали, как царственные птицы взволнованно кружились над развалинами злополучного «замка». Подняв убитого Борисом орла, мы вернулись в лагерь.

Итак, две попытки покорить вершину горы окончились для нас неудачно. О третьей мы и не думали, решив сделать рекогносцировку нашим обычным путем.

Сожалея о том, что не удалось взобраться на гору и стать первыми покорителями ее вершины, мы приступили к подготовке новой разведки. Но ночью я почувствовал недомогание: меня то сильно знобило, то бросало в жар. Начала болеть шея и губы. Утоление жажды снегом не прошло для меня даром: началось воспаление во рту, на шее вскочил фурункул. Нижнюю губу так разнесло, что я вынужден был ее подвязывать, иначе она отвисала, причиняя страшную боль. Болезнь не дала мне возможности поехать на очередную рекогносцировку, и ее производил дядя Ваня.

Вернувшись через несколько дней, он сообщил, что впереди сопки опять подошли к реке, образовав тяжелые прижимы.

Река Оротукан в этом районе стала широкой, и перебрасывать через нее дорогу, чтобы обойти прижимы, с технической точки зрения было нецелесообразно. Предстояло произвести глубокую рекогносцировку, выбрать место перехода через реку Колыму и только тогда решить, по какому же берегу Оротукана прокладывать трассу. Такая рекогносцировка займет не менее восьми-десяти дней, и начинать ее решили после того, как трасса будет подтянута к прижимам. Ваня сообщил мне по секрету еще одну неприятную новость: где-то внизу горела тайга, и дым наполнял долину. Получив еще в прошлом году предметный урок таежного пожара, мы поняли, что начинаются новые трудности.

Подойдя с трассой к прижимам и поручив товарищам обрабатывать полевой материал, мы вместе с Ваней и тремя рабочими, с запасом продовольствия и другого снаряжения, поехали искать переход через Колыму.

Спускаясь вниз по долине реки Оротукан, мы вскоре подъехали к прижимам. Отвесные, высокие скалы, падая в реку, преградили нам путь. Пробраться по ним на лошадях нечего было и думать, и пришлось переправляться на другой берег реки, ставшей здесь значительно шире и полноводнее.

На левом берегу в долине стали попадаться мари, и, объезжая их, нам пришлось много колесить по тайге. Вскоре въехали в полосу дыма, который заполнял всю долину. Пожар бушевал, очевидно, уже где-то недалеко. Пробираясь в облаках дыма, мы Колыму увидели только тогда, когда ее вода блеснула почти перед нами.

Вот мы снова у знаменитой реки! Сквозь дымку смутно виднелись на другом берегу высокие сопки, отвесно спускающиеся к реке. Тихо плескалась вода о прибрежные камни. Мы слезли с коней, напились прямо из реки и присели на большое сухое дерево, лежащее поблизости. Но поддаваться очарованию величественной картины нам было некогда. На противоположной стороне надо найти левый приток — реку Дебин, по долине которой предстояло продолжить трассу и выбрать удобное место для перехода через Колыму. Мы видели, что вверх по течению реки сопки противоположного берега постепенно снижались и переходили в невысокую террасу. Там мы надеялись найти удобное место для перехода через реку.

Пройдя километров пять вверх, мы действительно обнаружили левый приток. Теперь стояла задача — перебраться на тот берег и убедиться, что найденный приток тот, который нам нужен.

Брода через Колыму мы не нашли, делать плоты было слишком долго, поэтому решили переправляться через нее вплавь.

Мы условились, что я поплыву один, и только в случае успеха мои спутники последуют моему примеру. Лошади у нас хорошие, в своем Ваське я был уверен, поэтому смело въехал в реку. Было мелко, и почти половину реки конь шел по дну, затем глубина стала быстро увеличиваться. Васька искоса посматривал на меня: не пора ли, мол, возвращаться? Но я молча становлюсь на седло и заставляю его идти дальше. Но вот конь попадает в какую-то яму, храпит и начинает плыть.

На середине реки нас подхватило сильное течение и стало сбивать с намеченного направления. Васька напряженно борется с ним, но безуспешно.

Видно, место переправы мы выбрали неудачно. Течение несет нас к прижимам. Там, очевидно, большая глубина и нет выхода на отвесный берег. Поворачиваю Ваську вверх по течению, но он не в силах бороться с ним. Скалы быстро приближаются, и в душу заползает тревога. Конь, чувствуя опасность, напрягает последние силы. Чтобы несколько облегчить его, соскальзываю в воду. Страшный холод охватывает все тело. Плыть тяжело и неудобно, так как одной рукой держусь за седло, а другой, поднятой высоко, держу полевую сумку с документами. Почти у самых скал Васька почувствовал дно под ногами и выволок меня на берег. Только теперь до меня дошло, что я был на краю гибели и спас меня верный конь Васька.

Товарищи учли мою ошибку и поднялись еще выше по реке, чтобы их не отнесло к прижимам. Кроме того, они разделись и одежду намотали себе на головы. Не дожидаясь их, я выбрался на высокий берег, расседлал и пустил пастись Ваську, а сам, щелкая зубами от холода, срочно стал разводить костер, чтобы согреться самому и обогреть товарищей, когда они переплывут реку. Наконец костер запылал ярким пламенем. Я снял с себя амуницию и одежду, выжал ее и развесил возле костра на ветках сушить, а сам стал греться, поворачиваясь то одним, то другим боком к огню. Вскоре благополучно переплыли Ваня и рабочий. Свою одежду они не замочили, но все равно после купанья и им приятно было обогреться. Одевшись, они ждут, пока я привожу себя в порядок.

— Молодец Васька, — говорит Ваня. — Будь другой конь, не знаю, как бы ты выбрался из реки.

— Да, пришлось пережить очень неприятные минуты, вот до чего доводит спешка. Недаром народная мудрость на такие случаи запасла для нас пословицу: «Не узнав броду, не суйся в воду». А мы часто все делаем на авось. Так недолго и до беды. Конечно, хорошо, что все так благополучно обошлось, но впредь надо быть более осторожными.

Надев еще не совсем просохшую одежду, сели на лошадей и едем уже по левому берегу реки до устья реки Дебин.

Для выбора места мостового перехода остается небольшой участок реки, от устья Дебина до прижимов, к которым меня чуть не понесло во время переправы.

Намечаем примерную ось перехода, которую уточним после, во время работ. Это дает нам ключ к решению другой задачи — по какому берегу реки Оротукан вести трассу от прижимав у нашего теперешнего лагеря до перехода через Колыму.

Пора возвращаться на наш берег, но переправляться снова вплавь ни у кого нет больше желания. Решили строить плот. Выбираем несколько сухих деревьев из завалов, очищаем их от сучьев и тянем к реке. Связываем бревна прутьями тальника, и плот готов. Правда, плот такой, что плыть на нем, наверное, будет опаснее, чем переправляться вплавь. Но делать нечего, сталкиваем его в воду и, балансируя и упираясь шестами в дно, плывем.

Оставленные на берегу лошади топчутся на месте, но в воду не идут.

— Не пришлось бы нам возвращаться, — высказывает тревогу Ваня.

— Но там же Васька, — отвечаю я и резко свищу.

Васька в ответ ржет и медленно входит в воду. Плывущих лошадей сносит течением, и они, храпя и поводя ушами, проносятся мимо нашего неустойчивого судна. Вскоре они выходят на берег значительно ниже места нашей высадки.

В результате довольно успешного решения всех намеченных задач настроение было бодрым, приподнятым. Мы находились в центре огромного дикого края, к освоению которого наш народ только приступал. Угрюмая, суровая и вместе с тем прекрасная природа окружала нас.

Нигде нет следа человека, только медвежьи тропы говорят о том, что где-то здесь обитают эти «хозяева тайги».

День склоняется к вечеру. От реки веет прохладой, местами легкие облачка тумана начинают колыхаться над водой, постепенно сливаясь с дымом пожара.

Тихо, величественно и красиво.

Мы еще долго стоим у самой воды, но надо отправляться в лагерь. Садимся на лошадей и трогаемся в обратную дорогу.