Записки изыскателя

Большая земля

Быстро приближалась зима, наступили холодные темные ночи, а наш лагерь все стоял в устье ручья Заболоченного.

Мы старались скорее закончить камеральные работы и тронуться обратно на базу и по пути, если позволит погода, произвести для работ будущего года небольшую рекогносцировку вверх по реке Дебин. По предположению, на этом участке зимой должна быть произведена рекогносцировка. Но мы уже знали, что производить рекогносцировку в зимних условиях очень трудно и результаты ее всегда страдали большими неточностями. Толстый снежный покров и морозы не дают возможности подробно изучать рельеф, геологию и водный режим рек. Зимняя рекогносцировка определяет только общее направление трассы. Это обстоятельство и заставляло нас самих хоть немного ознакомиться с районом будущих изысканий.

…Закончив все работы, собрались в обратный путь. Вышли очень рано, едва утренний рассвет тронул вершины окрестных сопок. Дорога нас теперь не пугала, мы шли по хорошо набитой тропе и готовой просеке.

На ночь останавливались на наших старых стоянках и быстро разбивали лагерь. Настроение у всех превосходное, задание выполнили успешно, все здоровы, продукты есть.

Красавица осень разукрасила тайгу всевозможными красками. На поймах шуршал опавший лист, лиственница медленно теряла пожелтевшую хвою. В ручьях рыба шла вниз, она спешила до зимы выбраться из мелководных мест. Попадались стаи уток, которые готовились к перелету.

Товарищи развлекались охотой и рыбной ловлей, а результаты этих развлечений разнообразили наш стол.

Вот мы уже на базе, в устье ручья Ягодный. Дядя Ваня, Сергей и я собрались на рекогносцировку. Нам предстояло подняться вверх по реке Дебин и в течение пяти-шести дней обследовать долину примерно на сто километров.

Наша небольшая группа быстро продвигалась по тайге. Приобретенный опыт значительно облегчал нам проведение рекогносцировочных работ. Расстояние мы почти безошибочно определяли по времени движения, а геологические условия — по растительности и рельефу местности.

Обследованию подвергался в основном левый берег реки, по которому мы уложили трассу до Ягодного. Несколько десятков километров проехали без серьезных препятствий. Но потом увидели, как сопки подошли к берегу, надвинулись на реку и образовали непроходимые прижимы. Пробираться по ним нечего было и думать, и, спустившись к реке, мы снизу обследовали этот обрывистый берег. Не видя конца прижимам, вернулись назад и, стали искать удобное место перехода через реку Дебин. Но намеченные планы нам не удалось осуществить. Внезапно резко похолодало и пошел снег. Неожиданно испортившаяся погода заставила нас возвратиться в лагерь и срочно выступить домой, на зимовку.

Мы по опыту уже знали, что этот снег не перестанет идти до наступления настоящей зимы. И когда первые легкие снежинки закружились в воздухе, мы решили, что на этом сезон изысканий заканчивается и задерживаться в тайге становится опасным.

Тайга все сильнее и сильнее окутывалась туманом из сетки кружащих снежинок. Видимость резко уменьшилась, и скоро под ногами уже лежал мягкий, пушистый ковер чистого, слепящего глаза снега. Сквозь молочно-серую массу мы спешим скорее вернуться домой.

Дом! Какое родное и многозначащее слово! Но настоящий дом, с семьей и родными, с милым и дорогим уютом, был от нас очень и очень далеко. А сейчас мы торопились, увы, только к себе на зимовку. В свободное время особенно остро чувствуется тоска по родным и близким. Сколько уже времени мы бродим по тайге, перенося тяготы и лишения походной жизни? Скоро три года, как мы живем в условиях неустроенного быта. Три года! Но как быстро прошло так много времени!

В дороге у нас все чаще возникали разговоры об отпуске и поездке домой, на Большую землю.

Каждый спешил высказать свои планы и мысли о том, что он сделает во время отпуска и как будет отдыхать.

Однако отпуска еще впереди. Там в поселке можно будет решить эти вопросы, а сейчас надо торопиться, чтобы захватить последний пароход навигации, и мы стараемся как можно быстрей пройти оставшиеся километры до нашей зимовки. Становится все холоднее и холоднее; по рекам идет шуга, и они вот-вот станут. Это для нас было бы лучше. Переходить их вброд — удовольствие небольшое.

У перехода через реку Колыму уже вырос целый поселок. Подготовительные работы к строительству моста идут полным ходом.

Большие перемены произошли и за рекой. На трассе мы видим почти готовые поселки, уже расчищенную просеку, производство земляных работ и строительство временных мостов через водотоки. Дорожники с честью выполнили взятое на себя обязательство и досрочно устроили проезд. Нам было приятно чувствовать и видеть, что наши труды по изысканиям дороги претворяются в жизнь.

По пути встречаем много знакомых лиц, узнаем последние новости и рассказываем о своих происшествиях. Выслушиваем похвалы за удачно проложенную трассу, хорошо выбранные переходы через водотоки.

Успехи строителей в основном зависят от грунтов, залегающих на трассе. Дорожники как огня боятся марей и пучинистых мест. Это и понятно. Возведение земляного полотна на таких местах требует переброски на большие расстояния многих тысяч кубометров хорошего грунта, а иногда и устройства специального основания — сплошного деревянного настила из круглого леса. А при полном бездорожье и отсутствии необходимого транспорта эта работа становится очень тяжелой.

С интересным явлением столкнулись строители на одном из участков трассы.

Дорога проходила по крутому косогору, который, по всем внешним признакам и заложенным шурфам, состоял из хорошего гравелистого суглинка. Когда же стали его разрабатывать, то на глубине трех-четырех метров в двух местах натолкнулись на лед в несколько метров толщиной. Этот древний, ископаемый лед, очевидно погребенный в результате каких-то геологических катастроф под слоем грунта, сохранился до наших дней. В нем строители проделали большие штольни, но определить толщину его и границы залегания им не удалось. Обойти это место не представлялось возможным, и тогда приняли самое правильное в техническом отношении решение: выбрать во льду траншею немного шире дороги и сверху засыпать слоем грунта в несколько метров толщиной. Таким образом, оставшемуся слою льда искусственно создали такие же условия, при которых он находился многие тысячелетия.

С такими интересными неожиданностями строители встречались довольно часто, и все возникающие сложные вопросы быстро решались на месте.

…От ручья Спорного экспедиция уже на автомашинах доехала до поселка Мякит. За наше сравнительно недолгое отсутствие он разросся, появились новые дома. Поселили нас в новом большом доме, расположенном у подножия сопок.

Мы снова в поселке, дома!

После сдачи имущества и других реорганизационных дел мы позволили себе немного отдохнуть. Все жадно набросились на ожидавшую нас корреспонденцию; письма, газеты, журналы. Хотелось скорее узнать все новости и быть в курсе всех событий, происшедших за лето.

Первые дни было странно чувствовать, что нас окружают прочные стены, за которыми можно спать крепким, безмятежным сном, что утомительные переходы по тайге, холод, вьюга и лишения, неизбежные в нашей бродячей жизни, остались позади.

Мы быстро привыкли к новой обстановке и к распорядку дня в поселке. После непродолжительного отдыха приступили к окончанию проекта. Так как часть материалов по проекту дороги мы передали строителям еще в тайге, то особого напряжения в работе не было и возможность получения отпуска стала реальной. Все волновались и с нетерпением ждали решения своей участи. Наконец долгожданное совершилось. Мне, Фомичу и еще нескольким участникам экспедиции был разрешен отпуск до весны с поездкой домой.

Мы старались подогнать работу по составлению проекта так, чтобы оставшиеся товарищи могли закончить ее без нас. Сами же начали срочно собираться в дорогу.

Это оказалось не совсем простым делом. Нам предстояло проехать свыше трехсот километров на грузовых автомашинах. А зима уже вступила в свои права, и морозы достигали шестидесяти градусов. Над поселком и окружающей тайгой колыхался туман, сквозь который едва пробивались желто-багровые лучи пяти солнц: в морозные дни здесь можно было наблюдать интересное явление, порождаемое преломлением лучей; вокруг настоящего солнца появились еще четыре менее ярких. Такие же «дополнительные луны» наблюдались и в морозные полнолунные ночи.

Собираясь в дорогу, нам пришлось очень тепло одеваться. Обмундирование состояло из теплого белья, ватного костюма, полушубка и тулупа, а на ноги надевали меховые чулки, шерстяные портянки и валенки.

Перед отъездом остающиеся товарищи просили нас зайти к их родным, знакомым и близким, передать им письма, подарки, посылки. Мы все это забирали, записывали адреса, просьбы и заказы, составляя целые описи поручений.

Настало памятное утро отъезда. Мороз был особенно сильным, но мы так возбуждены прощанием и отъездом, что почти его не чувствуем. Едва ворочаясь, устраиваемся в кузове машины, стараясь поплотней укутаться в свои многочисленные меха. Машина, урча и фыркая, трогается.

Так начался наш отпуск.

Лента дороги извивается по долине реки, карабкается на высокие склоны сопок и перевалы, проскакивает по мостам через когда-то пенистые и быстрые ручьи, а теперь скованные толстым слоем льда и местами промерзшие до дна, и прорезает на многие километры вековую тайгу. По бокам стоит торжественная, занесенная снегом, молчаливая тайга. Впервые мы так далеко ехали по дороге, отвоеванной у тайги. Мы восторгались делом рук строителей, и наши сердца наполняла гордость: здесь была доля и нашего труда.

Гул машины и ее быстрый бег пугали и будоражили обитателей тайги: то и дело вспархивали стаи куропаток, иногда дорогу пересекал в стремительном беге заяц или песец.

Спокойно созерцали мы быстро убегающую назад тайгу.

Видимость была прекрасная, стоял ясный морозный день, и когда машина взбиралась на высокие подъемы, внизу на десятки километров открывалась панорама таежного края. Местами из долины поднимались облака пара, что свидетельствовало о наличии наледей, которые уже начинали действовать.

Как ни хорошо мы были одеты, но несколько часов на открытой машине стали давать себя знать. Мороз тоненькими иголочками забирался под одежду и все сильнее и сильнее покалывал. День быстро угасал. С наступлением темноты становилось еще холоднее. Подпрыгивая на ухабах, мы старались тесней прижиматься друг к другу, чтобы сохранить оставшееся тепло. Наконец, продрогшие до костей, находясь в полу-оцепенелом состоянии, мы въехали в поселок, где предстоял ночлег.

Машина остановилась у освещенного здания. Надо слезать; но как только мы покидали пригретые места, холод охватывал нас своими ледяными клещами. Разминая затекшие члены и едва передвигаясь в своих одеждах, мы по одному спрыгивали с грузовика. Только я коснулся земли, как страшная боль полоснула по моим ступням и я с криком упал. Встать я уже не мог. Товарищи, еще ничего не поняв, торопили меня идти скорее в дом, но убедившись в том, что двигаться я не в состоянии, волоком потащили меня в помещение. Острая боль прошла, но ног своих я не чувствовал. Это были какие-то тяжелые колодки, которые безжизненно висели, когда меня несли в ярко освещенную и жарко натопленную комнату для приезжих. Особым уютом она не отличалась, но в ней было живительное тепло, в котором мы крайне нуждались. Меня начали срочно извлекать из одежды. Стаскивая валенки, товарищи причиняли мне нестерпимую боль. Так и пришлось один валенок разрезать. Обнажив мои ноги, все ахнули — они были белые как бумага.

Пока искали врача, товарищи предлагали различные способы лечения. Первым делом в меня влили изрядную порцию спирта, и все дальнейшее я почти не воспринимал. Очнулся я от страшной боли. Как будто миллионы раскаленных иголок впивались в мои ступни. Боль была настолько сильной, что я обливался потом. Занимавшийся моими ногами местный врач очень обрадовался этим болям. Он потирал руки и говорил, что теперь все в порядке и ноги будут целы. Перед этим он высказывал опасение, что без ампутации обеих ступней не обойтись.

Продолжать дальнейшее путешествие в эту ночь мы не стали. Когда боль немного утихла и я опять стал владельцем своих собственных ног, я с какой-то любовью смотрел на них и шевелил пальцами. Они сильно распухли, были все в ссадинах и горели как в огне. Этот случай, конечно, не прошел для меня бесследно. В последующие годы ноги у меня очень часто болели, покрываясь надолго незаживающими ранами.

Мороз, как нарочно, все крепчал и крепчал и к утру достиг шестидесяти градусов. После несчастья, случившегося со мной, этот мороз вызывал у нас неподдельный страх. Имелась реальная возможность отморозить ноги и на всю жизнь остаться калекой. Но нам необходимо продолжать путешествие. Одевшись как можно теплее и захватив с собой еще несколько тулупов, мы, окутанные облаком пара, тронулись в путь.

Машина взбирается на подъем, мотор чихает, задыхается и вот-вот заглохнет. Это опасно, так как тогда его на морозе не заведешь. Но пока автомобиль мчится вперед и мимо нас снова мелькает засыпанная снегом тайга.

Когда-то, почти три года назад, мы проходили здесь на первые изыскания и принимали боевое крещение в тайге. А сейчас сменяющиеся картины тайги, одетой в зимний волшебный наряд, нас не привлекают. Мы устали и замерзли. Плотно кутаясь в тулупы, сильней прижимаясь друг к другу, молча проезжаем мы километр за километром, приближаясь к дели нашего путешествия — морю.

В каждом поселке шофер останавливает машину, интересуется нашим состоянием и спрашивает, не желаем ли мы погреться в помещении. Но мы просим его ехать дальше. Нам надо спешить, чтобы не опоздать на последние пароходы.

Снова надвигаются сумерки, мороз становится еще злей, он обжигает лицо, забирается под одежды. Мои больные ноги начинают мерзнуть, но я до судорог шевелю пальцами.

Но вот на одном из поворотов дороги, вдали, внизу, в белой мгле, мы увидели огоньки. Это был поселок Магадан — конец нашего путешествия на автомашине.

Как много прошло времени с тех пор, как мы выехали-отсюда в неизвестную для нас жизнь! И вот мы снова здесь. По большим домам с освещенными окнами, по широким улицам даже ночью можно судить, что тот небольшой поселок исчез. На его месте стоял настоящий современный город. Убегающие в разные стороны огни показывали, что он как бы расползся во все стороны, захватив даже склоны соседних сопок.

Мы подъехали к знакомой нам старой гостинице, которую покинули еще недостроенной. Поднимаемся в отведенный для нас номер и первым делом стягиваем с себя одежды. Уставшие, разморенные теплом, мы наскоро умываемся и, даже отказавшись от ужина, ложимся и крепко засыпаем.

Утро нас застало в хлопотах. Оказалось, что последний пароход уходит сегодня днем и к его отплытию нам предстоит сделать много дел. Началась беготня по многочисленным организациям. Получение подписей и различных виз отнимало уйму времени, и над нами нависла страшная угроза — не успеть на последний пароход. Нас спасло то, что здесь знали о нашем приезде, произвели заранее все расчеты и подготовили документы. Вскоре машина помчала нас по портовой дороге, отвоеванной когда-то нами, а потом строителями у отвесных, низвергающихся в море скал. Дорога оказалась прекрасной, и через несколько минут мы были уже в порту. Выполнив последние формальности, грузимся на новый комфортабельный пароход, который на несколько дней должен стать нашим домом.

Опять мы плыли в узком коридоре бухты, затемненной высокими, отражающимися в воде сопками. Погода на этот раз нам благоприятствовала. Мы шли, как говорили моряки, нормально, делая положенное число узлов в час.

Пароход был настолько быстроходным, что через несколько дней вдали стали вырисовываться сопки, окружающие Владивосток.

Вот мы на рейде. Вдали в морозной мгле сияет красавец город, и все мы торопимся сойти на берег, чтобы скорее пройти по его улицам. Но увы! Еще нельзя. Надо подождать, пока выполнятся сложные морские формальности.

День клонится к вечеру, а мы все стоим на рейде.

Вокруг нашего парохода снуют китайские лодки, и Фомич умудрился на одной из них уплыть так, что мы и не заметили. И каково же было наше удивление, когда с палубы одного из пришвартовавшихся к нашему пароходу катеров поднялся наш приятель, неся с собой огромный мешок. В мешке оказалась самая простая чайная колбаса и свежие булки. Разделить такое лакомство, от которого мы уже давно отвыкли, мы пригласили всех наших пароходных знакомых.

Нам буквально везло. На другой день мы уже мерно покачивались в международном вагоне поезда-экспресса Владивосток — Москва.

Теперь нас уже не волновали знакомые дорожные картины. Наши сердца учащенно бились при одном упоминании о предстоящих встречах с родными и близкими. Мы почти не жили жизнью вагона и мысленно уже были в Москве, в родных домах.

Но, как мы ни спешили, как благоприятно ни складывались обстоятельства, попасть к новогодним праздникам в Москву мы уже не могли. Кончался декабрь, а наш поезд находился еще где-то в пути, и Новый год мы встречали в вагоне.

…Трудно описать волнующие и радостные минуты встречи с родными и близкими. Поцелуи и слезы радости прерывались торопливыми расспросами, рассказами и воспоминаниями. Дома нас окружили вниманием и заботой.

Хорош заслуженный отдых в семейном кругу, в спокойной домашней обстановке! Таежные скитания и лишения остались далеко позади и кажутся каким-то сном.

…Вот снова море, но теперь-уже Черное. Но почему черное, если оно зеленовато-голубое, ласковое и приветливое! Хорошо отдыхать, набираться сил и здоровья.

…Но дни бегут. Наступает весна, и в душе пробуждается чувство, зовущее туда, в суровую тайгу, где нас ожидает трудная, но нужная работа.

Прощай, лучезарный юг, прощай, ласковое теплое море, прощай Большая земля! Весна!

Мы снова торопимся в свой далекий путь, выполняя приказ Родины.

Нас торопили. Шли частые телеграммы, извещавшие о сроках отправки первых пароходов. Не использовав до конца отпуска, мы снова мчимся по стране на восток.

Снова Владивосток и ожидание погрузки на корабль.

Первый пароход, предназначенный в рейс, накануне потерпел какую-то аварию, и сроки его ремонта затягивались. В связи с этим ломались графики отправки людей и грузов, срывалось начало навигации. Под погрузку с опозданием дали другой пароход, выходящий из ремонта. Началась суматоха и спешка. Пароход грузили и одновременно на нем что-то доделывали, варили, клепали и красили.

Так прошло несколько дней.

Наконец объявили посадку пассажиров. Опять уже знакомая нам суета портовой жизни, визг лебедок, гудки катеров и пароходов. После погрузки пароход снялся с якоря и направился бороздить воды Японского и Охотского морей.

На пароходе среди нас много новичков. Но мы держимся солидно, как заправские «морские волки». Уверенно, чуть-чуть небрежным тоном даем советы, как вести себя во время качки и шторма.

Нам, изыскателям, привычна походная жизнь, и мы быстро создаем себе необходимый уют. К тому же у нас много вещей, предназначенных для нашей будущей кочевой жизни. Здесь же мы их, как говорят, опробываем. Мы поражаем пассажиров всякими термосами, баклажками, складными ножами, небьющимися бокалами и прочими принадлежностями. Конечно, запасено кое-что и из дефицитных на Севере продуктов. Но орехов мы больше не везем.

Впереди длинная дорога, и в свободное время мы весь наш багаж пересматриваем,^-переупаковываем и подгоняем для удобства работы, носки и транспортировки.

А пароход, рассекая морскую пучину и оставляя за кормой пенистый след, быстро плыл, уходя все дальше и дальше в открытое море.

Когда однообразие морского пейзажа стало утомлять, и казалось, этому путешествию не будет конца, впереди на горизонте показалась черная полоса земли. Вскоре вырисовались очертания сопок, и пароход вошел в порт Нагаево.

Нас уже давно ждали и здесь же, в порту, погрузили на машину, уходящую в тайгу.

Кончался май. Начиналась бурная северная весна, и необходимо было торопиться, чтобы поспеть к выступлению экспедиции в тайгу.

Почти без отдыха ехали мы по новой магистрали.

В дороге узнали, что база, где мы провели две с половиной зимы, и управление дороги с Мякита переехали к концу нашей прошлогодней трассы, на ручей Ягодный, что туда уже сделан временный проезд и, пожалуй, если весна его не испортит, то можно будет доехать на автомашине до нового поселка.

Но кто из нас не знал, что значит временный проезд, да еще в разгар весны! Как мы и ожидали, путь оказался на редкость тяжелым, особенно за Колымой, через которую мы успели проскочить по льду.

Оставшийся отрезок пути мы, грязные и усталые, почти на руках перетаскивали автомашину через не проезжие еще участки строящейся дороги и медленно подвигались к Ягодному.

В довершение всего, не доезжая километров десяти до Ягодного, загорелась машина, и мы с трудом спасли свое имущество, вытащив его из горящего кузова. Как потерянные сидели мы, погорельцы, среди разбросанных вещей, около дымящегося остова того, что раньше называлось автомобилем.

После мы часто смеялись, вспоминая приключение с машиной. Не выдержала, бедная, а нам, изыскателям, все нипочем!

Оставив одного из погорельцев с вещами, мы пошли к новому поселку.

Прошло всего семь месяцев, как впервые прошли мы здесь по нетронутой тайге с изысканиями. Теперь же все вокруг изменилось.

Конечно, дикая красота этого уголка исчезла, но зато нас встретил совершенно благоустроенный поселок. Вдаль широкой улицы-дороги правильными рядами стояли аккуратные новые дома. Где-то пыхтел локомотив, визжала циркульная пила; поселок продолжал строиться.

Какое-то хорошее чувство охватило нас: мы вернулись к себе, к своему делу, к товарищам.

Представившись начальству и узнав, что экспедиция уже уехала, мы срочно стали готовиться к выезду в тайгу, на трассу. Экспедиция уйти далеко не могла, так как она должна была сразу от ручья Ягодного вести изыскания дальше, вверх по реке Дебин.

Познакомившись с заданием этого года, я увидел, что новый маршрут изыскания проходит по реке Дебин до ее среднего течения. Далее надо было подняться по одному из правых притоков Дебина, и в верховьях этого притока найти проходимый перевал через высокий горный хребет и выйти в долину реки Сусуман — большому левому притоку реки Берелех. Найдя удобный мостовой переход через Берелех, мы должны вести дальнейшие изыскания по ближайшему правому притоку этой реки.

Маршрут был очень большой, сложный и тяжелый. И, не закончив своих домашних дел, я поехал догонять экспедицию.