Записки изыскателя

Вторая зима

За полгода нашего отсутствия поселок значительно вырос, появилось много новых жилых и общественных зданий. К поселку подошла хорошая дорога, прочно связавшая его с Магаданом и морем.

Мы разместились в новом просторном и добротном доме. Проектные работы производили уже не на квартирах, как в прошлую зиму, а в светлых и теплых комнатах хорошего здания конторы.

Снова над поселком выли свирепые ветры, выдувая из домов живительное тепло. Многодневные бураны заносили вровень с трубами здания снегом и погребали под ним дороги. Временами по ночам поселок заливался серебряным холодным светом луны или озарялся северным сиянием. По окружающей тайге расплывался пар от уже начавших действовать наледей.

Днем мы работали над составлением проектов, а вечерами по-прежнему собирались у «огонька», вели бесконечные разговоры и споры, вспоминали свои приключения и всячески старались разнообразить свое житье всевозможными развлечениями. В выходные дни ходили на охоту. В поисках дичи приходилось совершать большие переходы, переваливать через сопки, спускаться в соседние распадки. Так размеренно шла жизнь.

Строительство дороги ушло уже далеко вперед, и мимо нашего поселка проходили автомашины, забрасывая необходимые грузы на перевалочные базы. Но вот недалеко от поселка почти готовый участок дороги начала заливать наледь. Проезд затруднялся, и появилась угроза полного его закрытия. В связи с этим у начальника управления было созвано совещание. На совещании выслушали и наше мнение. Нами, проектировщиками, уже были найдены некоторые способы ограждения сооружений от наледей. Самым надежным мы считали отвод наледной воды путем устройства глубоких канав. К сожалению, эти меры на данном участке дороги применять уже было поздно, поэтому решили в этом месте устроить объезд, осуществление которого поручили мне.

Помощником себе я взял Сережу Обухова. И вот мы снова на аврале. Выехав на место, на лыжах обошли всю долину, по которой, дымя, как какой-то чудовищный зверь, разливалась наледь. Устроить объезд можно было только по склонам сопок, где сплошные скалы. Когда мы это установили, я поручил Сергею организовать лагерь для рабочих, а сам стал намечать трассу для объезда.

Вскоре прибыли рабочие, подрывники, необходимая техника и инвентарь. Сережа был очень доволен тем, что принимает активное участие в строительстве. Ему понравились организаторские и снабженческие функции и после он говорил мне:

— Берите меня завхозом экспедиции, я буду вас снабжать не хуже Куприянова.

…Зимняя тайга стоит в своем снежном убранстве. В долине туман от дышащей паром наледи. Темнеют палатки строителей, и наши замечательные люди на сильном морозе в скале пробивают бурки с таким расчетом, чтобы весь подорванный грунт пошел на выброс. Когда бурки готовы, бурильщиков сменяют подрывники. И те на страшном морозе почти голыми руками самоотверженно приступали к зарядке бурок. В отверстие вставляли аммонал и капсюли и прикрепляли к заряду бикфордов шнур. Эта работа требовала большой осторожности, потому что «а морозе все становилось хрупким и опасным.

Но вот первый участок заряжен. Люди отходят на положенное расстояние, отмеченное красными флажками, и только один человек — подрывник — запаливает бурки.

У подошвы и по склону сопок показались дымки. Горит бикфордов шнур. И начинает казаться, что подрывник чего-то медлит, что уже пора и ему бежать оттуда, что вот сейчас, в это мгновение, начнутся взрывы.

А он, как нарочно, все поджигает и поджигает новые заряды. Потом, взглянув на свою работу быстро, немного согнувшись, идет к нам.

Грянул первый взрыв, за ним другой, третий… Сквозь дым и пыль вспыхивают огни все новых и новых взрывов. На нас сыплется снег с лиственниц, а соседние распадки наполняются раскатистым грохотом. Все считают количество взрывов. Внезапно настала тишина. Но никто не двигается с места, все стоят и чего-то ждут. Не взорвалась одна бурка. Значит, «отказ» — самое опасное в подрывном деле. Бегут томительные минуты. Но взрыва нет и нет. Прошли все положенные сроки. Медленно идем к сопкам, а там уже подрывники ищут «отказ» и вскоре его находят. Разряжать запрещено, поэтому рядом делается новая бурка и подрываются оба заряда.

На смену подрывникам снова приходят бурильщики.

Так метр за метром пробивается в сопках проезд. Вот он почти готов. Небольшая расчистка, и первая машина, переваливаясь на неровностях, робко пробирается по карнизу, устроенному на склонах сопок. Дальше дело строителей, которые должны довести проезд до хорошего состояния.

Очевидно, здесь и пройдет постоянная дорога, так как в долине наледь может повториться и в следующие зимы.

…Зима в этом году была очень снежной. Сильные бураны часто бушевали в тайге, и заносили наш поселок и дорогу. Прерывалось движение, и дорожники прилагали много усилий в борьбе с заносами. Снегоочистители на автомашинах и тракторах первое время еще справлялись со своей задачей, но когда по бокам дороги образовывались огромные сугробы, машины оказались бессильными. На отдельных наиболее заносимых участках расчистку вели вручную. В таких местах организовывалось однопутное движение, а для разъезда сбоку в снежных стенах устраивались специальные «карманы», где останавливались автомашины для пропуска встречных. В таких местах была создана специальная служба регулирования движения.

С различных участков дороги в управление поступали тревожные сведения о заносах и прекращении движения. Начальники участков просили помочь им людьми и машинами. Созданные аварийные отряды из-за тех же заносов не могли быстро перебрасываться на наиболее тяжелые и часто заносимые участки дороги.

В это время и вызвал меня к себе главный инженер управления.

— Как идут дела по составлению проекта? — спросил он, подавая руку.

— Работа подвигается. Думаю, успеем закончить в намеченный срок.

— У тебя хороший помощник, Белкин, и он, я думаю, сумеет еще на несколько дней заменить тебя. Нас завалило снегом, — продолжал главный инженер, — и строители не успевают расчищать дорогу. Получен срочный приказ открыть движение по всей трассе, а механических средств у нас мало, и они не справляются с заносами. Дана команда прекратить строительные и проектировочные работы и всех людей переключить на расчистку снега. За перевалом, на реке Хета, очень трудно на участке Кравченко. Тебе надо поехать туда и вместе со строителями найти более эффективные средства борьбы с заносами. Я сам еду на Стрелку и всех людей из управления разошлю помогать строителям.

Утром следующего дня я выехал на трассу в просторных санях, запряженных двумя бойкими лошадками. Завернутый в огромный тулуп, я сидел рядом с кучером. Лошади бежали мелкой рысцой, и нас обдавало паром их дыхания и комьями-снега из-под копыт. По морозной тайге далеко разносился звон бубенцов нашей упряжки и поскрипывание снега под полозьями саней.

По бокам дороги стояли огромные сугробы снега. Их до самой кромки леса сдвинули снегоочистители, и если будет новый занос, то снег девать больше некуда, а придется перелопачивать его на эти сугробы.

Медленно поднимаемся на тот перевал, где прошлой зимой устраивали проезд для тракторов. На перевале снегу мало, порывы ветра сдували его, и он легкими облачками разносился по лежащей ниже тайге.

Вечереет. Мороз сильнее пробирается под одежду, и мы с кучером временами соскакиваем с саней и бежим рядом, путаясь в своих тулупах. Немного согревшись, вскакиваем в сани и погоняем лошадей. В густых сумерках мелькнул и пропал огонек. Вот он появился снова, стал разгораться ярче и манить к себе, напоминая о близости жилья. Среди деревьев показались дома, мы въехали в поселок.

Пришлось почти ночью тревожить здешних хозяев и пользоваться их радушным гостеприимством. Начальник здешнего участка строительства, мой старый знакомый Антон Михайлович Кравченко, приветливо встретил меня. Я знал, что он был холостяком, теперь же в его комнатке я увидел занавески на окнах, вышитые скатерти, подушки и коврики. Все свидетельствовало о том, что ко всему этому прикоснулась женская рука. «Женился», — подумал я, и, видя мой, очевидно, недоуменный взгляд, Антон Михайлович спрашивает:

— Что, неплохо я устроился в тайге?

— У вас приятная способность создавать чисто женский уют, — ответил я.

— Надя! Хватит тебе наводить красоту, мне уже неудобно выслушивать незаслуженную похвалу, — громко позвал хозяин.

Как только он произнес это имя, я вспомнил тайгу в зимнем одеянии, звон колокольчиков и женскую фигуру в мехах.

— Ваша сестра еще с вами? — удивленно спросил я.

— Конечно, вот она и сама. Знакомьтесь, пожалуйста. Да вы уже, кажется, знакомы? Помнишь, Надя, — обратился Кравченко к входящей в комнату девушке, — когда мы делали проезд в тайге, то встретились за перевалом с Иваном Андреевичем?

— Так вот где прекрасная виновница уюта этого зимовья! — сказал я, пожимая Надину руку. — В здешних условиях трудно, наверное, так прилично украсить жилье?

— Нет, совсем нетрудно, — смущенно заговорила Надя, приглашая нас к столу. — Работаю я в конторе участка, а вечерами совсем свободна, вот и занимаюсь рукоделием. Ведь книг здесь почти нет, а те, какие были, я все почти наизусть выучила.

— Надюша немного растерялась в тайге, — перебил ее брат, — и никак не соглашается пойти на строительство, а она ведь тоже дорожник и ехала сюда с намерением строить дороги.

— А в чем дело, Надя? Почему вы не хотите принять участие в нашем трудном и интересном деле? Ведь вам будет удобно работать вместе с братом на одном участке?

Надя молчала, сосредоточенно мешая ложечкой чай.

— Он не хочет понять, — горячо заговорила она, — что самостоятельно работать на строительстве я боюсь; здесь все такое непривычное: тайга, мерзлота, морозы. Мне просто становится страшно. А потом, — она немного смутилась, — а потом я здесь одна женщина.

— Это ее главный аргумент, — заговорил брат, — боится она не тайги и ее суровой природы, а мужчин, которые, видите ли, при встречах смотрят на нее как-то особенно. А она думает, что это ей будет мешать в работе на строительстве.

— Значит, в тайге, кроме цинги, появилась еще новая болезнь — мужебоязнь?

— Насчет мужчин все выдумал Антон, я просто не хочу идти на стройку, и все. Я ведь и так, работая в конторе, участвую в строительстве.

— Ну и ладно, и занимайся своими бумажками, — перебил ее Антон Михайлович. И, обращаясь ко мне, заговорил о заносах. — Замучил меня один кусочек дороги, метров в триста длиной. Ну ничего не можем сделать с ним, все время его заносит. Расчищаем его только вручную и теперь уже снег убираем в две перекидки. Наворотили его метров по пять в высоту с двух сторон, а он все метет и метет. Щиты не помогают, ветер там дует со всех сторон и даже без метели несет тучи снега.

— А Антон вот не слушается меня, — вмешалась Надя. — Я ему советую в этом месте устроить снежный тоннель. Послушайте хоть вы меня, Иван Андреевич. Там дорога проходит в узкой снежной траншее. Я и предлагаю перекрыть эту траншею сверху, вот и будет тоннель.

— Да будет тебе болтать! Говоришь, тоннель, а когда предлагал тебе самой построить, отказалась. Советовать ты мастерица, — стал горячиться Антон Михайлович.

— Ну не волнуйтесь, друзья, — обратился я к ним, — так технические вопросы не решаются, а ваше предложение, Надя, заслуживает внимания. Давайте завтра посмотрим это место и посоветуемся, как его лучше защитить от заносов.

Постепенно разговор перешел на изыскания, и я долго рассказывал хозяевам о нашей походной жизни.

Интересная и трудная работа изыскателей, очевидно, понравилась Наде, потому что она оживленно произнесла:

— Вот на изыскания я бы поехала с удовольствием.

— Но ведь там те же злосчастные мужчины и значительно больше трудностей, — пошутил я.

— Нет, нет, там более живая и интересная работа, — горячо настаивала она.

— Так проситесь у брата, пусть он вас отпустит, — сказал я, а сам подумал, как будет жить и работать на изысканиях такая нежная и робкая девушка. Потом решил, что как не положено быть «женщине на корабле», так не положено ей быть и в экспедициях.

Утром мы втроем на лыжах пошли на трассу. Погода была ясная, но ветер гнал поземку. Весь коллектив строителей работал на расчистке дороги от снега и на устройстве снегозащитных ограждений из хвороста и снежных глыб.

Самый заносимый участок дороги находился на крутом повороте долины реки Хета. В снежной траншее этого участка работали люди. Они рядами стояли на уступах, вырытых в стенах траншеи, и снизу вверх перебрасывали снег.

Пройдя весь участок, я сказал Антону Михайловичу, что его сестра права. Расчищать траншею уступами не стоит. Ведь внизу для проезда остается полоса шириной всего в три-четыре метра, а вверху траншея достигает десяти метров. Такой поперечный профиль способствует заносу, и лучше оставить стенки вертикальными, а сверху перекрыть их жердями, на которые и набросать ветки стланика, как советовала Надя. Снег завалит все это сооружение, и получится хороший снежный тоннель.

— Но жерди не выдержат тяжести снега и прогнутся, или же из них надо будет делать сплошной накат, а тогда не выдержат снежные стенки, — возражал Антон Михайлович.

— А вы для начала испытайте оба варианта перекрытия на небольшом участке дороги и увидите сами, какую выгоднее принять конструкцию. А Наде, или как она у вас тут числится по штату, инженеру технического отдела, надо бы объявить благодарность за предложение.

Когда мы вернулись домой, Антон Михайлович, улыбаясь, поздравил сестру.

— Поздравляю, инженер Кравченко. Ваше предложение об устройстве тоннеля одобрено представителем управления. Но только учти, строить его я все- таки заставлю тебя.

Перед отъездом я посоветовал Антону Михайловичу на часто заносимых участках снегозащитные средства переставить под некоторым углом к дороге с учетом господствующих ветров, дующих все время вдоль долины, а также широко практиковать устройство снежных стенок, материал для которых имелся здесь же. Мы установили, что лес сам предохраняет дорогу от заносов, и после этой измучившей всех заносами зимы строители, наверное, будут относиться осторожно к порубкам тайги в районе трассы. В этом теперь глубоко, кажется, убедился сам Антон Михайлович, промучившийся столько времени со снегом.

К обеду на поселок прибыла колонна автомашин, и я решил вместе с ней пробиваться на Мякит.

Прощаясь с Антоном Михайловичем и Надей, я их просил обязательно сообщать в управление о работе тоннеля. Нужно было собирать все практические данные и обобщать накопленный опыт строительства и эксплуатации автодороги в условиях Крайнего Севера. Ведь так много еще здесь для нас неизвестного и неизученного!

Оказалось, что устроенный снежный тоннель в долине реки Хета целиком и полностью себя оправдал. И, несмотря на то, что в нем осуществлялся только однопутный проезд, его сохраняли до самой весны.

…И снова я на поселке. Работы по составлению проекта заканчиваются. Приближается весна, и наступает пора думать о новой экспедиции, о новом отъезде в тайгу.

Прошлые два сезона мы мало продвинулись в глубь края. Необходимость заставляла делать подъездные пути к поселкам горняков, что отнимало много времени.

В будущем же сезоне наш маршрут в основной своей части должен проходить вдоль реки Оротукан, затем перейти на левый берег реки Колымы, подняться по долине реки Дебин до одного из притоков, пройти по нему в его верховья, преодолеть перевал и выйти к реке Левый Ат-Урях. Вся работа должна была проходить вдали от населенных пунктов, в глубине неизведанного края.

Новое задание значительно усложнялось еще и тем, что нам предстояло уже в тайге частично составлять проект дороги и сдавать его строителям, идущим следом за нами.

Очень плохо обстояло дело с транспортом. Резервных лошадей не оказалось, все они были на строительстве, и брать их в тайгу сразу после зимней работы, без продолжительного отдыха, нельзя. Было внесено предложение организовать продовольственную базу на пути наших изысканий. Предложение приняли и срочно послали представителя управления в ближайшее стойбище местных жителей, чтобы договориться с ними о переброске наших грузов на их оленях.

В ожидании транспорта мы, не теряя времени, изучаем маршрут, делаем расчеты, заявки и намечаем примерное место базы.

Устройство такой базы позволяло одновременно с продовольствием забросить туда нужное количество овса и тем самым обеспечить лошадей кормом. Опыт прошлых лет показал, что на подножный корм нельзя полностью рассчитывать.

Организацию и заброску базы поручили одному из работников отдела снабжения, товарищу Срыбному. Он в прошлом году ездил с оленьим транспортом по реке Дебин и был знаком с тем районом тайги. Нашим представителем в эту экспедицию мы выделяли Фомича. Через несколько дней в поселок прибыл транспорт в сорок нарт. Мы все приняли самое деятельное участие в подготовке, погрузке и отправке продовольствия и фуража.

С товарищами Срыбным и Фомичом мы провели несколько совещаний, на которых изучили наш будущий маршрут и наметили ориентировочно место строительства базы. Как и прежде, мы не располагали точными географическими картами и поэтому только предположительно решили проводить изыскания по левому берегу реки Дебин, по долине которой должен был пролечь наш новый маршрут.

Познакомились мы и с каюрами — погонщиками нарт. Это были юкагиры из ближайшего стойбища. С реденькой растительностью на лице, одетые в одежду из мехов, они были похожи на каких-то ряженых, а короткие кухлянки из оленьей шкуры мехом наружу, такие же брюки, торбаса и мохнатые шапки усиливали это впечатление.

Несколько человек из них хоть и очень плохо, но говорили по-русски, своеобразно строя свою речь. Безбожно коверкая слова и дополняя их жестами и мимикой, они вели переговоры об оплате за свои услуги.

Обычно все собирались у меня в комнате и целые вечера, сидя за столом, уставленным всевозможной снедью и лакомствами, допустимыми в наших условиях, и огромным чайником с горячим чаем, вели бесконечные разговоры об устройстве базы, о заброске грузов и о тайге в районе изысканий. И хотя мы не все понимали, однако составили некоторое представление о реке Дебин, ее долине и месторасположении базы.

В эти вечера наши гости выпивали огромное количество чая и явно сожалели, что среди угощения не было спирта.

Мы узнали много интересного из истории, жизни и быта этих людей, еще так недавно находившихся на очень низком уровне развития.

Юкагиры — небольшое племя кочевников, состоящее всего из нескольких родов и семей. Занимались они скотоводством — разводили оленей, но главным их занятием была охота на пушного зверя. С началом освоения этого края юкагиры активно включились в преобразовательные работы советских людей и оказывали строителям большую помощь, особенно в транспортировании продовольствия и материалов. В здешних условиях это являлось значительным вкладом в общее дело, так как большая часть грузов перебрасывалась по тайге зимой на оленях. Когда их привлекали к перевозкам, они очень гордились этим и всегда проявляли энтузиазм и старание.

Проводив, наконец, транспорт, мы, оставшиеся, вернулись к своим обязанностям, прерванным на несколько дней этим событием.

…Бежали дни. Мы почти заканчивали свои работы по составлению проекта, когда вернулись Срыбный и Фомич. В этот вечер, сидя у огонька, мы слушали отчет нашего товарища.

— Я плохо осмотрел район будущих изысканий, — говорил Фомич, — мы ехали все время по реке, поэтому и не могли уточнить, где пройдет трасса. Базу же поставили на правом берегу реки Дебин, против устья одного из левых ее притоков и немного дальше, чем намечали в плане. Но там мы нашли наиболее подходящее место — сухой берег и густой лес.

Зима проходила. Мы заканчивали проекты и понемногу стали готовиться к новым изысканиям. До отъезда оставалось еще много времени, и я решил съездить на базу, проверить ее состояние и при возможности посмотреть часть будущего маршрута изысканий. Мы со Срыбным и одним из каюров на двух парах оленей, впряженных в нарты, отправились в тайгу.

Взяв с собой маленькую палатку, печку, спальные мешки, продовольствие, два винчестера и одно охотничье ружье, мы, закутанные в меха, катили по белоснежной глади дороги, проходящей в основном по руслам рек. Ехали довольно быстро, и только встречающиеся на реках наледи заставляли нас сворачивать с накатанной дороги в тайгу.

Чувствовалось начало весны. Кое-где на припеке уже чернели проталины, на реке встречались небольшие лужицы. Солнышко днем так сильно пригревало, что мы вынуждены были постепенно снимать с себя часть одежды. Снег ослепительно блестел, и все время приходилось быть в темных очках. Несмотря на то, что с каждым днем становилось теплее, ночи стояли еще холодные и надо было все время топить печь, чтобы можно было в палатке спокойно спать, не залезая в спальные мешки. Мы ими редко пользовались, потому что в них кажешься беспомощным, спеленатым ребенком. На четвертые сутки добрались до базы. Это был небольшой домик, сбитый из неошкуренных лиственниц по образцу лобазов юкагиров. Пол хранилища, поднятый на высоту трех метров, выдавался во все стороны метра на два от сруба, сделанного из толстых бревен.

Внешне база была похожа на гриб и полностью исключала проникновение медведей и других зверей в хранилище, потому что забраться в домик можно было только по приставной лестнице.

База наша была цела, и продовольствие, закрытое брезентом, не тронуто.

Стояла чудесная погода, и мне хотелось проскочить вперед еще хотя бы на полсотни километров, чтобы разведать район предстоящей работы. Но наш каюр категорически отказался ехать дальше.

— Надо спеши юрта, — говорил он, — шибко вода скоро.

По каким-то только ему доступным приметам он предупреждал нас о скором паводке на реке. И в самом деле, лишь только мы тронулись обратно, как сразу заметили перемены. Вода по реке шла верхом, и под нартами лед прогибался и зловеще трещал. Об охоте мы и не вспоминали и почти без отдыха мчались вперед, делая небольшие остановки только для кормежки оленей.

На одном таком привале мы сняли с себя все меха и в ватных костюмах сидели у костра, готовя незатейливый завтрак. Каюр собрал оленей и угнал их на пастбище. Спустя немного времени он вдруг прибегает и взволнованно говорит:

— Моя нашла юрту медведя.

Мы сразу вскочили, схватили винчестеры и пошли за ним. Проваливаясь в снег, мы брели по его следу около километра. Наконец он остановился и поднял руку. Мы внимательно осматриваемся, но перед нами только крутой берег реки, густо заросшая пойма, большие сугробы еще не растаявшего снега да несколько упавших лиственниц. Где же берлога? Каюр показывает рукой на одиноко стоящее дерево, ветки которого примерно на метр-полтора от земли были покрыты инеем. Это оседал на них выходящий из берлоги пар от дыхания медведя.

Нас охватил охотничий азарт. Всем руководил каюр. Приготовив оружие, мы срубили длинный шест. Чтобы легче было двигаться вокруг берлоги, утоптали снег.

Пришлось довольно долго трудиться, прежде чем мы раскопали нечто похожее на вход в берлогу. Просовывая туда шест и шевеля им, мы почувствовали как что-то ударило по нашему шесту.

Ага! Мишка проснулся и начал сердиться.

Мы со Срыбным стали против входа, готовые открыть огонь, а каюр сбоку продолжал усердно ковырять в берлоге. Наконец снег под деревом зашевелился, в яме мелькнул бурый зверь.

Разворачивая снег, лохматый, с взъерошенной шерстью, к которой пристало много листьев, издавая свирепый рев, из берлоги выскочил медведь. Он встал на дыбы, покрутил головой и… закрыл глаза. Очевидно, свет и яркий снег ослепили его.

Я каким-то дискантом крикнул: «Пали!» — и два выстрела, сливаясь в один, огласили тайгу. Медведь хрюкнул и повалился на бок. Все произошло быстро и просто.

Стало уже смеркаться, когда мы закончили разделку туши. Медведь был худой, шерсть из него лезла прямо клочьями, но мы не могли бросить такой трофей. Пришлось остаться ночевать на этом месте, так как ехать ночью по реке становилось опасным. Сидя у костра, мы ели похожее на мочалу жесткое мясо медведя и вспоминали все пережитое на охоте.

Снова мы мчимся по реке. По льду идет уже много воды, и мы становимся на нарты, чтобы не промокнуть. Нарты как бы плывут по воде.

Олени проявляют признаки волнения. Начинает нарастать какой-то гул. Мы не можем определить, откуда он и в чем причина. Вдруг у нас на глазах лед на реке начинает вздуваться. Олени резко сворачивают с дороги и сломя голову мчатся к берегу. Страшный удар, треск, и мы летим с саней. Это нарты налетели на пень. Выломав дугу, олени умчались в тайгу, а мы, путаясь в одежде, собираем свои разбросанные пожитки и потираем ушибленные места.

На реке раздаются пушечные выстрелы, это под напором воды ломается лед. Из образовавшихся трещин бьют красивые фонтаны. Выстрелы переходят в скрежет и гул. Начинается паводок.

Величественная картина представилась нам. Всесокрушающая сила воды вздымала огромные поля льда, переворачивала и крошила их. Уровень воды резко поднялся. Со звоном льдины бились одна о другую, разбрасывая вокруг кусочки льда, искрящиеся на солнце, как алмазы.

Долго любоваться захватывающим зрелищем мы не могли, надо было ехать дальше. Починив нарты и упряжь, мы снова тронулись в путь. Теперь дорога стала труднее. Ехали целиной по тайге. В тени твердый наст снега выдерживал оленей и нарты, но на солнышке он проваливался, и олени быстро выбивались из сил. Ямы, ухабы, скрытые пни — все мешало нам двигаться. Кончилась прекрасная езда по реке. Вскоре пришлось торить дорогу на лыжах. Но это мало помогало, так как и под человеком снег проваливался. Остаток пути, пришлось ехать рано по утрам и вечерами, когда мороз сковывал снег. Днем же делали длительные стоянки.

Усталые, на измученных оленях, по сплошному бездорожью, не раз переправляясь через полноводные ручьи, наконец мы добрались до поселка. А в тайге началась очередная дружная северная весна. После долгой холодной зимы под животворными лучами солнца оживала природа. Быстро таял снег, всюду бежали ручьи, река стала многоводной, быстрой и шумной. На деревьях набухали почки, а стланик, сбросив с себя покров снега, поднимал к небу свои многочисленные ветви.

Птицы и звери по-особенному оживленно вели себя, и тайга наполнялась радостным весенним шумом.

И в наши сердца вкрадывалась та, только нам понятная тяга к работе, к природе, к нашей походной жизни, полной трудностей и лишений, но привлекающей и интересной.