Записки изыскателя

«Северная армада»

В этом сезоне нам предстояло провести изыскания еще одного маршрута. Начинался он в долине реки Оротукан, двадцатью километрами ниже устья реки Ларюковая, затем шел через горный кряж, разделяющий бассейны рек Оротукан и Колымы, и заканчивался на реке Колыме, восемьюдесятью или ста километрами ниже теперешнего месторасположения нашего лагеря.

Теперь нам предстояло решить вопрос, возвращаться ли обратно по провешенной трассе до двадцатого километра или же спуститься вниз по Колыме до предполагаемого окончания маршрута и вести изыскания встречным ходом от конечной точки.

Перспектива плавания по реке на плотах всех очень прельщала, но смущали следующие обстоятельства: во-первых, мы совершенно не знали фарватера реки и, во-вторых, опасались, что, не имея хорошей карты, не найдем нужный распадок, по которому через перевал должны выйти к двадцатому километру нашей трассы. Что же делать? Идти кружным путем по тайге или же сплавляться по реке? Но, вспомнив о пожарище, по которому нам предстояло бы возвращаться, решили плыть на плотах.

На следующий день приступили к изготовлению плотов. Рабочие валили большие и ровные лиственницы, выбирали из завалов сухие и пригодные для вязки плотов деревья. Техники разработали конструкцию плотов, в которой бревна связывали вицами — тонкими ветками тальника. Среди рабочих нашлись два плотогона, и их назначили прорабами по строительству наших «судов».

Не зная совершенно реки, мы боялись делать их очень большими. Изготовив один плот, спустили его на воду для испытания. Плот оказался очень тяжелым и почти весь погрузился в воду. Чтобы помещенные на нем грузы не подмокли, пришлось устраивать для них нечто вроде второй палубы из сухих жердей. Испробовав новое сооружение под нагрузкой и определив его «водоизмещение», мы установили, что нам потребуется пять или шесть таких плотов.

На самом большом плоту, который предназначался для техперсонала и самого ценного груза — геодезических инструментов, технических документов и журналов съемок, соорудили и дозорную вышку — «капитанский мостик».

На носу и корме каждого плота в специальных козлах укрепили рулевые весла, позволяющие управлять плотами, а в случае необходимости передвигаться поперек реки или отгребаться от каких-либо препятствий.

Все работали с большим подъемом, и все же подготовка к отплытию заняла несколько дней. Нас радовало — предстоящее путешествие на плотах, и мы предполагали за это время хорошо и приятно отдохнуть. Сколько интересного и заманчивого ожидали мы увидеть на многоводной реке, протекающей по диким местам, освободиться, наконец, от несносных комаров, которых на реке почти не было и, главное, не шагать по таежному бездорожью!

Все лагерное имущество, продовольствие и даже вьючные седла мы брали с собой, а лошадей отправляли берегом. Наметив для них маршрут, установив примерные сроки перехода и снабдив сопровождающих всем необходимым, мы проводили их в дорогу. Позванивая боталами — колокольчиками, висящими на шеях, довольно большой караван лошадей исчез в зарослях тайги.

Отправив транспорт, мы еще раз проверили распределение грузов и людей по плотам, назначили капитанов и их помощников и установили вахты.

Последний раз мы ночевали на «твердой земле», в этом замечательном уголке нашей земли, который в ближайшее время должен сыграть большую роль в освоении района реки Колымы. Здесь было пока дико и пустынно, но об этой долине в несколько тысяч гектаров кто-то уже знал и чья-то мудрая рука так предусмотрительно послала сюда нас, первых разведчиков. Эти луга и долины, так редко встречающиеся в здешних местах, конечно, надо было как можно скорее освоить. И, очевидно, пройдет немного времени, и здесь организуются первые подсобные хозяйства по выращиванию овощей и разведению молочного скота. В этом крае появятся свежие огурцы, редиска и салат. А каким лакомством будет молодая картошка!

Это пока мечты. Но что не сделает наш советский человек для блага Родины!

С первыми проблесками рассвета наш лагерь снова ожил. После завтрака сворачиваем палатки. На плотах, подложив камни, устанавливаем печи; кажется, все готово, внимательно осматриваем место стоянки, проверяем, как потушены костры, и садимся на плоты.

Подаю команду:

— Отдать концы! — и плоты медленно отваливают от берега на середину реки.

Люди быстро устроились на плотах и шутливыми криками подбадривали рулевых:

— Давай, ребята, жми!

Кто-то попробовал даже затянуть песню «Вниз по Волге-реке», но его не поддержали; чувствовали, что петь еще рано.

И вот мы плывем по широкому плесу. Течение спокойное и тихое. Вода неглубокая и настолько прозрачная, что отчетливо видно дно. Весь наш караван, названный шутя «Северной Армадой», выстроился в кильватерную колонну. Установленные на плотах печи скоро задымили, и получилось впечатление, что по реке действительно плывет какая-то допотопная паровая флотилия. На вышке дозорный изредка командовал: «Забирай влево!» Рулевые налегали на весла, и плот послушно заворачивал влево.

Все свободные от вахты товарищи удобно расположились на стеллажах и специально построенных койках и любовались живописными берегами, медленно проплывающими мимо. Вдруг резкий толчок. Вещи с верхней палубы посыпались вниз, люди повалились с коек. Плот на мгновение остановился, а потом его начало заносить кормой в сторону и заливать водой. Поднялась паника, все бросились спасать вещи. Собирая намокшее имущество, мы не заметили, как плот стало разворачивать. Под ним заскрежетали камни; бревна, как клавиатура, запрыгали под ногами и разорвали в нескольких местах вицы. Затем он несколько раз дернулся и медленно поплыл дальше.

Немного успокоившись, мы все обрушились на вахтенного, обвиняя его в том, что он просмотрел мель. Но скоро убедились и сами, что с вышки нельзя составить правильного представления о глубине реки.

Это происшествие заставило нас внести некоторые коррективы в порядок плавания.

Когда мы сели на мель, задние плоты едва успели отгрести в сторону, чтобы не налететь на нас.

Пришлось увеличить дистанцию между плотами, а помимо дозорного на вышке, выставить еще людей на носу, которые шестами промеряли бы глубину. Для наших плотов она должна быть не менее восьмидесяти сантиметров. В дальнейшем дядя Ваня сконструировал примитивный лот, состоящий из гибкой лозы, укрепленной вертикально на носу плота и спускающейся в воду почти на метр. К верхнему концу лозы привязывалось лошадиное ботало. Когда глубина воды становилась небольшой, нижний конец начинал цепляться за дно, вся «система» колебалась, и ботало громко звонило. Тревога! И мы срочно гребли в сторону от начинающейся мели.

Река плавно несла свои воды, и живописные берега все плыли и плыли мимо нас. На правом высоком берегу часто встречались прижимы. Угрюмые седые скалы отвесно падали в реку. На их склонах, лишенных растительности, отчетливо виднелись толщи различных пород, по которым, как по книге, можно изучать строение гор и определять возраст пород.

По иссиня-черным пластам сланца, как змеи, извивались жилы белого кварца. Всюду нагромождение камней различных цветов и размеров: от огромных глыб, грозящих обвалом, до мелкой щебенки, осыпи которой мысами врезались в реку.

Наши геологи, видя такие картины, приходили в неистовый восторг и умоляли хоть раз пристать к этим берегам для взятия образцов.

Река у прижимов пенилась и бурлила, скорость течения сильно возрастала, и мы тратили много усилий, отгребая от скал, куда неудержимо влекла нас стремнина.

Иногда горную гряду правого берега прорезали узкие и темные ущелья. Из них, как из кладбищенских склепов, веяло сыростью и запахом плесени.

Окружающая природа своей неповторимой красотой вызывала у нас чувство восхищения и молчаливого созерцания, и тогда мы долго плыли, не нарушая даже разговорами царившей вокруг тишины.

В одном из широких распадков мы увидели двух оленей. У самой воды резвился молодой олененок, а его мать настороженно смотрела вокруг. Заметив нас, она в тревоге подняла голову и при нашем приближении скрылась в чаще. Олененок неохотно последовал за ней.

Левый берег реки был преимущественно пологий, но лесистый. Сопки от него стояли далеко и терялись в дымке. Здесь часто встречались протоки и рукава, впадающие в реку и образующие живописные острова, густо заросшие тальником. Тихие заводи манили к себе своими спокойными водами, но низкая посадка плотов заставляла нас все время держаться главного русла.

Заканчивался первый день нашего плавания. Заходящее солнце в последний раз осветило розовым светом сопки, воду и лес, и день-начал меркнуть. Дальше плыть было опасно, и мы решили пристать к берегу.

Местом стоянки выбрали устье какого-то безыменного левого притока реки. Здесь было тихое течение и чистый открытый берег. Передовой плот стал подгребать к берегу, за ним потянулись и остальные. Вскоре, привязав плоты к сухим, лежащим на отмели деревьям, разбили на берегу лагерь. Запылали костры, повара занялись ужином, а остальные ставили палатки, устраивали постели и заготавливали на ночь дрова.

…Утром из распадков противоположного берега тяжелыми клубами полз туман. Выходя в долину, он расплывался по реке и медленно таял в лучах уже взошедшего солнца. Разбитый вечером лагерь теперь сворачивался, и только у палатки завхоза толпился народ. Фомич с жаром что-то объяснял Сергею. Затем они исчезли в лесу и скоро возвратились оттуда с двумя длинными шестами. Вскоре все выяснилось: они готовили себе остроги. Во время плавания мы видели много рыбы, которая стояла на дне реки и спокойно пропускала плоты над собой. Вот ребята и решили бить ее острогами. Их пример заразил и остальных; не прошло и получаса, как многие стали мастерить себе это оружие. Завхоз раза два спрашивал меня — давать ли для этого гвозди?

— Конечно, давай, но только требуй возврата, а за прокат — рыбу, — шутя разрешил я. — Ведь не лишать же рыболовов удовольствия.

И когда мы снова тронулись в путь, то на носу и корме каждого плота стояли охотники, держа наготове свои остроги. Было забавно наблюдать за ними. Стоит какой-нибудь такой горе-охотник добрых полчаса в напряженном ожидании. Вдруг делает страшный удар и… вынимает сломанную острогу. Не рассчитав глубины и преломления лучей в воде, он ткнул ее в камни и сломал. За каждый такой удар неудачника награждали дружным хохотом. Через какой-нибудь час у большинства остроги вышли из строя.

Не обошлось при этом и без купания. Борисоглебский, смеявшийся не менее других над горе-рыбаками, сам долго стоял с острогой, выжидая, очевидно, благоприятный момент, чтобы доказать свою ловкость. И вот, кажется, настал этот миг: он сильно бьет по воде и вместе с острогой ныряет вниз головой. Испуганно барахтаясь, он появляется на поверхности, и под общий хохот его втаскивают на плот. Теперь не только рыбы, но даже гвоздей не получит завхоз обратно от Борисоглебского: его острога, покачиваясь на мелкой волне, скрылась вдали.

Но кое-кто все же сумел попасть в рыбу, и, блестя на солнце чешуей, она билась на зубьях остроги, пока ее снимали. Попадался все больше хариус да еще какая-то незнакомая нам рыба, у которой рот находился снизу головы.

Наш пострадавший рыболов сидел у печки и поеживался от озноба. После холодной ванны пришлось выдать ему порцию согревающего лекарства. Видя эту «заботу», некоторые рыболовы явно сожалели, что авария произошла не с ними.

…А караван наш все дальше и дальше плыл по незнакомой реке. Часто при его приближении из соседних протоков или из тальника поднимались стаи гусей или уток. Тогда с плотов гремели выстрелы, и подбитые птицы камнем падали в воду. Какой-нибудь плот подгребал к ним по пути и подбирал добычу.

Так за рыбной ловлей и охотой прошел без особых приключений второй день плавания. Снова мы выбрали стоянку на берегу реки, и наш ночной лагерь, озаренный огнем костров, долго нарушал молчание угрюмой тайги.

Утро следующего дня застало нас уже на реке. Та же живописная местность, только сопки теперь уже и с левого берега стали приближаться к реке, которая принимала величественный и суровый вид. Склоны сопок, то обрывистые и крутые, лишенные всякой растительности, то буйно заросшие стлаником и лиственницей, все сильней сжимали русло реки и бросали на воду свои тени; река становилась темной и мрачной. Впереди начиналось ущелье. По мере приближения к нему глубина воды и скорость течения все увеличивались.

Вдруг вахтенный на вышке подал сигнал тревоги: впереди, на реке, камни. Спешим на нос плота. Невдалеке ущелье поворачивает влево. С правой стороны скалы, подмытые быстрым течением реки, почти нависли над водой. Вода там пенится и бурлит, но и на середине реки вокруг огромных поднимающихся со дна камней поток кипит, как в огромном котле.

Быстрое течение подхватывает наш плот и со все возрастающей скоростью мчит прямо на скалы.

Все бросаются к веслам. Опасность удесятеряет наши силы. Едва успеваем немного отгрести в сторону, как перед глазами мелькают скалы, плот делает поворот вместе с потоком и ударяется кормой о камни, все падаем и ждем новых несчастий, но течение уже вынесло нас на плес.

Задние плоты, видя наш опасный путь, усиленно отгребаются от скал. Второй плот, отчаянно работая веслами, старается быстрее прижаться к левому берегу. Вдруг одно из весел ломается, плот, вращаясь вокруг своей оси, несется посередине реки. Впереди огромный камень! Удар… И плот намертво садится на него. Часть плота со стороны течения погружается в воду, какие-то свертки и узлы мгновенно исчезают в пучине. Остальные плоты более удачно проплывают опасное место и быстро пристают к берегу. Высадившись, мы все бежим поближе к месту аварии. Взволнованные, стоим против камня, на котором сидит плот. Что предпринять? Стараясь перекрыть рев воды, мы кричим:

— Держитесь, сейчас придет помощь!

Два смельчака, обвязанные веревками, пытаются подойти к пострадавшим, но сильное течение сбивает их с ног, и они с трудом выбираются на берег. Разгружаем самый маленький плот и, заведя его вверх по течению, стараемся на веревках подвести к пострадавшим. Первая попытка не увенчалась успехом, стремнина подхватила его и пронесла мимо камня с плотом. Только на третий раз удалось подойти к полузатопленному плоту и там задержаться. Но в это время течение так натянуло веревки, что вырвало их из наших рук и они упали в воду. Теперь вместо одного оказалось два потерпевших аварию плота.

Пока мы на берегу думали, что еще можно предпринять для оказания помощи, там, на камне, начали быстро загружать прибывший плот. Уложив немного вещей, двое рабочих вскочили на него и, оттолкнувшись от камня, помчались по течению. Плот запрыгал по волнам и вскоре выплыл на плес.

Отправив часть груза, оставшиеся на камне товарищи стали укладывать остальное имущество по бортам плота. Мы видели, что они что-то замышляют, и стали им кричать, чтобы они ждали помощи, не пытались самостоятельно сняться с камня и не рисковали продовольствием.

Так как из-за рева реки им, конечно, ничего не было слышно, то пришлось стрелять из винчестера, махать платком и всячески пытаться дать знать, что будет помощь. Однако товарищи ничего не поняли, они разрубили плот топорами пополам, и обе половинки, соскользнув в воду, поплыли. Их подхватило течение, и, неуправляемые, они стали игрушкой потока. Одна часть пронеслась мимо камней и вышла на плес, но другую потянуло прямо на скалы. Мы в страхе закрываем глаза, ведь погибнут люди, но течение у скал оказалось настолько сильным, что успело вынести плот до удара его о камни.

Это приключение принесло нам столько волнений, что путешествие по воде сразу потеряло всю прелесть.

Опасаясь новых аварий, остальные плоты переводим через перекат на веревках. Эта операция заняла много времени и труда. Измученные, мокрые, в разорванной одежде, с ссадинами на теле, мы перевели, наконец, последний плот. Сейчас же за ущельем сделали остановку.

Отремонтировав на стоянке плот, мы немного отдохнули, пообедали и снова тронулись в путь. Омраченные недавним приключением, теперь внимательно следим за рекой и ее фарватером.

И вдруг опять крик вахтенного:

— Внимание! Внимание!

Мы все вскакиваем, смотрим в бинокли, но на этот раз видим вдали от нас стаю белых лебедей.

Нам впервые повстречались эти птицы, и поэтому вполне понятным было желание увидеть их ближе, а при возможности и подстрелить. Мы долго плыли вслед за ними, а расстояние нисколько не уменьшалось. Постепенно азарт охоты охватил нас, и мы решили перехватить лебединую стаю.

На одной из излучин реки, когда птицы скрылись из виду, мы быстро причалили к берегу, сошли с плотов и, спрямляя путь, решили опередить их пешком. Пробираясь через заросли, запыхавшись и устав, мы бежали к реке и… опоздали. Лебеди снова были впереди нас, и нам оставалось только любоваться ими. На фоне темных сопок противоположного берега рельефно выделялось их белоснежное оперение, и мы долго наблюдали за дикими белыми лебедями, пользуясь редким случаем видеть их так близко.

Охота не удалась. Выстрелами дали знать на плоты, чтобы спускались и подобрали нас.

Лебедей больше мы не видели.

Правый берег был по-прежнему прижимист, и часто нам стоило большого труда благополучно проплывать мимо нависших скал, где, как правило, проходил главный фарватер реки.

Неожиданно мы увидели у левого берега три плота, нагруженные сеном, и срочно причалили к ним. Вскоре у костра мы вели разговоры с заготовителями сена, которые косили его там, где мы строили свой флот, и сплавляли на базу, находящуюся в нужном нам распадке. Мы решили плыть все вместе, хотя заготовители сена сами сплавлялись впервые и реки не знали.

Тронулись дальше в путь, и к полудню следующего дня в лежащем впереди распадке мы увидели дым. Это и было место нашего назначения.

Лошади в полном порядке уже ожидали нас. Передвигаясь берегом, перевалив через несколько горных хребтов, наши товарищи без особых приключений прибыли с ними сюда на сутки раньше нас.

У местных жителей мы разузнали о нашем новом маршруте. По их рассказам, перевал лежал в верховьях этого же распадка и был не особенно трудным.

Организовав подготовку к новым полевым работам, мы вместе с дядей Ваней поехали на первую рекогносцировку нового направления.

Распадок, по которому мы поднимались, на большем своем протяжении носил следы пребывания человека. До самого перевала шла хорошо набитая тропа, всюду встречались порубки и местами заготовленный лес и дрова.

Вся долина и сам перевал состояли из хороших сухих щебенистых суглинков, самых лучших грунтов, которые мы до сих пор встречали в здешних местах.

Мы быстро доехали до перевала и убедились, что он в самом деле не представляет для нас почти никакой трудности и не идет ни в какое сравнение с пройденным нами раньше.

Спустившись на ту сторону перевала и обследовав несколько километров новой долины, которая была аналогична предыдущей, мы переночевали в тайге и возвратились в лагерь.

Убедившись в сравнительной легкости нашего последнего маршрута, мы всемерно форсировали работы. Дело в том, что маршрут оказывался значительно длиннее, чем мы предполагали, и, кроме того, встречающиеся по долине реки лес и на перевале стланик после пожара стали настолько крепки, что рубка просеки сильно тормозила работы.

Как мы, трассировщики, ни старались идти быстрее, у нас ничего не получалось, и мы задерживали работу всех остальных товарищей.

В целях ускорения работы пришлось разбиться на два отряда: Ваня трассировал ход по долине, а я с частью людей, переехав к перевалу, вел трассу сверху им навстречу.

Подъем на перевал и противоположный спуск, покрытый некогда густым стлаником, давно уничтоженным пожаром, теперь хорошо просматривался, и это в значительной мере облегчало укладку трассы. Но местами оставшиеся обгорелые ветки стланика тормозили нашу работу.

Изогнутые и переплетенные между собой, они торчали в разные стороны и лежали на земле. После пожара стланик приобрел крепость камня и представлял собой трудно прорубаемую преграду. Топоры и пилы, прослужившие весь сезон, не выдерживали этой последней нагрузки и ломались. В конечном счете получалась, кажется, первая такая «нечистая» просека в практике нашей работы.

Закончив изыскания, мы перебросили свой лагерь через водораздел в систему реки Оротукан и довольно быстро стали укладывать трассу по сухой долине узкого распадка, одного из притоков реки.

Здесь также когда-то все выгорело, и на мрачном фоне старого пожарища, как оазисы, встречалась свежая поросль, зелень которой уже тронула осень.

При всей своей внешней неприветливости долина радовала хорошими грунтами, а это для нас и будущих строителей дороги было главным достоинством местности.

И вот мы вышли к реке Оротукан. Увязав последний маршрут с первоначальной трассой, сделанной в этом же году вдоль реки, мы с удовольствием остановились на отдых. План успешно был выполнен. В задании ведь говорилось: «При наличии времени, до наступления зимы…» Но зима еще не наступила. Она только как бы подкрадывалась к нам и предупреждала, что пора возвращаться домой.

Выполнив часть проектных работ, необходимых для того, чтобы проверить уложенную трассу на перевале, стали готовиться в обратный путь на зимовку.

Ничего похожего на наше прошлогоднее «отступление» из тайги теперь не было. Все спокойно собирались в дорогу, уверенные в том, что никакие случайности не помешают нам благополучно вернуться на базу.

Лагерь наш был разбит на реке Оротукан. Сегодня свободный день и на стоянке оживление. Топятся печи, сложенные из больших плит сланца, повара стараются приготовить разнообразную и вкусную пищу. Пекут хлеб, пироги, жарят рыбу, дичь и варят уху. Словом, готовится роскошный пир.

А пока кулинары трудятся, остальные занимаются своими делами. Большинство ушло рыбачить на речку — этим занятием увлекались у нас почти все. Сочетая приятное с полезным, они не пропускали ни одного водоема, чтобы не опустить в него леску с искусственной мушкой. Совершенно непуганая рыба моментально бралась на приманку. Но стоило ей раз сорваться с крючка, то потом сколько бы ни подводили к ее рту даже настоящую муху, она уже не клевала. Помимо рыбной ловли, многие увлекались охотой. У большинства были охотничьи ружья, а у дяди Вани даже два — винчестер и двуствольное. У меня был только винчестер, и, таская его все время по тайге, мне приходилось с ним и охотиться.

В тайге почти повсеместно много дичи, но больше всего куропаток. Попасть из короткоствольного винчестера в такую сравнительно маленькую мишень, как куропатка, вначале мне не всегда удавалось. Но постепенно я отлично научился стрелять из него и охотился довольно успешно. Убитую во время работы или по дороге в лагерь дичь охотники сдавали на кухню, и наш повар Степан готовил чудесные кушанья.

У него даже появилось одно блюдо под названием «резаные шейки в томатном соусе». Это были исключительно вкусно приготовленные жареные куропатки, залитые кисло-сладким соусом.

…Как следует отдохнув и подготовившись к дороге, мы тронулись в обратный путь. Домой, на зимовку!

Подгоняемые легким морозцем, мы шли по собственной тропе, набитой еще в прошлом году и значительно улучшенной всеми путниками, следовавшими в этом направлении. После дневных переходов наши стоянки в долгие, уже темные вечера оглашались шумом, смехом и непринужденным весельем. Но чаще всего у ярко горящих костров пели любимые песни. Словом, это было далеко не прошлогоднее бегство из тайги.

Проводив людей и транспорт вперед, я ехал верхом один, часто уклоняясь от тропы, пересекал пойму или взбирался на террасы. Места встречались знакомые. Вот наехал на стаю куропаток, подстрелил двух, остальные улетели. Искать их больше не хотелось, и я опять спустился к реке. Проезжая берегом, я посмотрел в воду и замер. Под тонким слоем льда сплошной стеной стояла рыба хариус. Светило солнышко, и она зашла в эту тихую заводь, очевидно, греться. При моем приближении несколько десятков рыб молнией метнулось в реку.

Осмотрев протоку и увидя, что из нее есть только один не особенно широкий выход в реку, я решил попытаться поймать всю эту рыбу. Заметив место, быстро поехал догонять товарищей.

Еще по пути я стал кричать. Раздались ответные крики: «Ого-го-го!..» Это был наш своего рода сигнал «останавливаться», «встретиться», «прийти» и т. д.

Подошедшим товарищам я рассказал о протоке с рыбой.

— Замечательно, — оживился Фомич, — мы всю ее выловим!

— Куприянов, давай мешки, — командует Василий.

Все засуетились и стали собираться на рыбалку. Ребята взяли с собой мешки, топоры и веревку, и мы группой человек в десять пошли к протоке.

Когда убедились, что рыба на месте, составили план действия. Из тальника изготовили пару длинных связок, подкрались и быстро перекрыли ими всю протоку. Дальнейшая ловля особенного интереса не представляла. Мы раздвигали связки тальника, у отверстия ставили мешок и загоняли в него рыбу. Через несколько минут набралось три полных мешка. Два следующих дня у нас были, как говорят, рыбные. Рыбу жарили, варили, пекли на завтрак, обед и ужин. После этого усиленного рыбного меню наши рыболовы на несколько дней умерили свою страсть к рыбной ловле.

…Вот и подножие перевала, который в прошлом году доставил нам столько мучений. Новичкам мы рассказали, как брели здесь в снегу голодные и плохо одетые, пробиваясь сквозь снежный завал. Сейчас же этот путь доставил нам одно удовольствие. Спустя несколько времени мы были уже на базе.

На Стрелке начиналась новая жизнь. Сюда уже пришли строители дороги, разрастался поселок, рубилась и расчищалась тайга, а к своей зимовке мы шли по готовой просеке.

На месте старых зимовий, приютивших нас в прошлом году, стояли поселки дорожников. Небывалые темпы строительства прямо удивили нас. Вот что значит по-настоящему начать наступление на тайгу.

И мы были горды сознанием, что являемся передовым отрядом этих героев.

На нашей зимовке нас ожидало еще одно радостное открытие. В поселке стояли автомашины — первая колонна, пришедшая по временному проезду.

Нас настигали строители, надо быстрей уходить дальше в тайгу, но это, конечно, в будущем году…