Золотая мафия

Глава 11

Ломоть собирался с мыслями минуты две, не меньше. Он вспоминал подробности владимирской поездки и никак не мог решиться, с чего же начать. Ему не приходилось напрягать память, потому что все детали того трагического дня помнились до мелочей, он просто пытался разложить их по порядку, в нужной очередности, и до самого последнего момента раздумывал, стоит ли вообще «колоться». А если «колоться», то в каких объемах. Во всем сознаваться нельзя, это как пить дать. Боже упаси. После полного признания его ничто и никто не спасет, разве лишь личное вмешательство президента страны. И то частично, в виде незначительного снисхождения к той тяжести приговора, которую навесят эти два сыщика. Многое зависит от того, как эти двое обставят дело, насколько правильно составят бумаги. Это нужно учитывать, вести себя грамотно, умно, ужом крутиться-вертеться, кем угодно прикидываться, хоть шизиком, хоть психом, но приемлемого результата добиться.

Черенкову взятая сутенером пауза показалась слишком затянутой, и он не выдержал, спросил:

— Сколько золота было у Хвороста?

Алексей намеренно выделил только Хвороста, не упомянув никого из его соратников. И в первую очередь «забыв» назвать Ломтя. Алексей демонстрировал свое миролюбие к подозреваемому и приписывать ему чужие грехи не хотел. И это выглядело логичным. Хворост являлся главарем группы, организатором поездки и, стало быть, владельцем товара. Другими словами, Хворост был не просто пострадавший, а основной обвиняемый о причастности к кражам золота с «Цветмета». Убоповец откровенно и доходчиво намекал, что по этому вопросу у следствия к Ломтю претензий нет, и с этой стороны бояться нечего. Пока, по крайней мере. Сутенер это сразу смекнул, а вот поверил не сразу. Слишком уж миролюбиво настроен земляк, раньше за ним такого не замечалось. Леший он и есть Леший. Кроме того, Ломтя смущал вопрос о количестве товара, и он лихорадочно искал правильный ответ, прикидывая варианты. И хотя вариантов было немного, всего два, но выбрать следовало единственно верный. Ломоть мог или занизить вес, чтобы не напугать ментов, и подстраховаться, не вешать на свою тонкую шею лишние килограммы, или все же назвать точную цифру. Ошибиться нельзя. Во-первых, сыщики могут утратить всякое доверие, если оно у них есть, а во-вторых, ошибка в самом начале допроса может дорого стоить. Второй вариант показался более правильным. Точная цифра позволит ментам представить истинные масштабы преступления и крутизну людей, это преступление организовавших. В этом случае сам Ломоть предстанет простым винтиком, мелким клерком, безмозглым исполнителем. Ему сказали, он сделал. И не более того. А что может знать простой исполнитель? Почти ничего. Только некоторые детали происшествия, в которые был посвящен и за которые нес ответственность. И все.

— Почти два пуда, — выдохнул сутенер и заметил, как сыщики удивленно переглянулись. Черенков даже присвистнул и изумленно промолвил:

— Ни хрена себе…

Рязанский детектив удивления не проявил. Или скрывал, или действительно не удивился. Ломтя это насторожило. Может, детектив обладает какой-то информацией? Это плохо. Ломоть невольно повернулся в сторону Вадима, ожидая с его стороны основную беду. Пока, правда, дождался лишь вопроса.

— Кто покупатели золота? — буднично поинтересовался Ковалев.

Такое равнодушие в голосе сбивало с толку. Детектив будто заранее знал, что не получит конкретного ответа, и вопросы задает лишь в силу необходимости. Исключительно для протокола.

Ломоть перевел взгляд на Черенкова.

— Не знаю. Честное слово, не знаю! Знаю только, что все трое из Москвы.

Такой исчерпывающий ответ сыщикам не понравился. Ломоть и сам прекрасно понимал ценность своей информации, больше похожей на ложь. Трудно представить, чтобы сделка весом 16 килограммов золота и стоимостью сотни тысяч долларов могла состояться между малознакомыми людьми. Тем более с абсолютно незнакомыми москвичами. В это невозможно поверить, даже если скинуть все детали сделки на Хвороста. Не исключено, конечно, что покупатели были людьми Хвороста, а не Ломтя, и договаривался с ними Хворост, и все вопросы решал тоже он. Такое вполне возможно предположить, если бы не счастливая судьба Ломтя и не его гнусная роль в этом деле. Скорее всего, рядовой и «безмозглый» исполнитель Ломоть знал покупателей куда ближе, чем Хворост, и заранее обговорил с ними вариант устранения соратников. Люди гибнут за металл… В любом случае роль сутенера в этой трагедии далеко не проста, как он пытается ее представить. Это и надо выяснить.

— Значит, после ремонта машины ты поехал в направлении Купальска специально для встречи с покупателем?

Ломоть втянул голову в плечи. Буркнул:

— Да.

Ломоть понимал, что безобидный вопрос грозил большими неприятностями, но скрывать факт встречи не стал. Зачем скрывать то, что сыщики уже знают. Деревня Мухино стала историческим местом, как легендарный совет в Филях. Сам виноват, дурак, не надо было оставлять машину у дома на видном месте. И Ося, хрен моржовый, тоже не допетрил, не подсказал. На авось понадеялись. Да и кто мог подумать, что в этой заброшенной безлюдной деревушке найдутся любопытные глаза? Там даже сельповский магазин крест-накрест досками забит, только не хватает надписи «все ушли на фронт».

— С кем конкретно встречался в Мухино? Имя, кличка, возраст, рост, приметы, марка машины, цвет, номер. Говори, Ломоть, не стесняйся. Про оружие сказать не забудь.

При последних словах детектив глянул пристально, будто подталкивая к признанию, что один из автоматов побывал в руках Ломтя. Безусловно, сыщики давно знают, что в машине было два автомата. Это легко установить по пулям. Владимирские оперативники действительно не сидят сложа руки и что-то копают. Как бы не докопались до Оси, это будет каюк. Это пострашнее признания в ликвидации Хвороста. Это будет полный облом, если менты догадаются об их давнишнем знакомстве с Осей. Об этом не знал даже Хворост, потому и пострадал.

— Ростом повыше среднего, — неуверенно начал Ломоть, усиленно вспоминая внешний вид покупателя, — комплекцией тоже средний, примерно как Ковалев. Что еще? Лет двадцать пять. Зовут Юрием. Может, и не Юрий вовсе, кто его знает, но назвался так. Машина у него была «десятка», цветом темная, стекла тонированные. Номер не запомнил, врать не буду. Честно говоря, я номер не видел. Зачем он мне? Все равно не запомнил бы, а записывать не станешь. Неприятности только.

Ломоть замолчал. Ему оставалось поведать о самом тяжелом, о собственноручном расстреле братанов из грозного АКМ. Ломоть вспомнил, как Хворост тогда подошел к «десятке», ожидая выхода покупателей. Он стоял метрах в трех от машины и смотрел на стекла, когда Ося кивнул головой, подавая сигнал. Никто из хворостовцев не подозревал, что жизнь их сочтена. Все трое безмятежно лыбились, прикидывали, наверное, свой навар, когда тонированные стекла «десятки» поползли вниз. Ломоть поежился, вспомнив испуганно-удивленные глаза Хвороста, когда он увидел автоматные стволы. И его, Ломтя. Кажется, Хворост так и не успел по-настоящему испугаться. А вот о двуличности и предательстве Ломтя догадался наверняка. Поэтому и застыл истуканом на дороге. Вознегодовал, поди, осудил за предательство. Может, даже проклял, если успел. Селя ви, как говорят французы.

Признание о расстреле братанов было самым сложным, и Ломоть решил подождать наводящего вопроса. Пусть детектив спросит об этом еще раз, тогда он ответит. Однако вместо вопроса об автоматной пальбе прозвучал другой вопрос. Не менее сложный, хотя и ожидаемый. Такого вопроса Ломоть ждал и подготовился к нему заранее.

— Где и когда вы познакомились с этим Юрой? — спросил детектив.

Черенков пока сидел молча, вслушиваясь в допрос и готовый в любой момент проявить любопытство. Ничего не поделаешь, убоповец имеет на это полное право. В отличие от бесправного Ломтя. У него есть только право вести себя наподобие Сусанина, чтобы увести следствие подальше от истины.

— Юрий однажды обращался к моим девочкам, — Ломоть снова наморщил лоб, изображая активную работу обоих полушарий мозга, — в прошлом году это было. Зачем он в Касимов приезжал, не знаю. С деньгами проблем не испытывал, попросил самую лучшую, самую дорогую девочку. Тогда и познакомились. Он так прямо и сказал: нужно ржавье, за деньгами не постою. Я шепнул Хворосту, тот согласился.

— Значит, сделка во Владимирской области была не первой?

Ломоть этого не отрицал. Признать свое участие в еще одной противозаконной операции его не смутило, хотя и грозило увеличением срока.

— Вторая, — признал он и поморщился, — а первая сделка мелочовка. Хворост на первый раз не стал рисковать и сбагрил Юрию всего граммов семьсот или восемьсот, я уже и не помню. Для проверки, как он сказал. А третьего мая выставил все, что насобирал за зиму. Доверился, а зря.

Алексей с Вадимом переглянулись. Выходило, что украденное с завода золото оседало в кладовых Хвороста. Даже если не все, а хотя бы часть, все равно личность погибшего предстает в новом свете. Хворост был посредником между расхитителями и покупателями, и наверняка имел тесные связи с заводчанами. Эту линию надо хорошенько проработать.

— Значит, Хворост был скупщиком ворованного золота? — уточнил Вадим.

Ломоть кивнул:

— Ну да, — и сразу же поспешил отгородиться и от столь опасного занятия, и от золота вообще: — Только я не при делах, Иваныч. Я к этому не имею никакого отношения, меня Хворост пригласил, я поехал.

Ковалев усмехнулся и добавил:

— Предварительно договорившись с Юрой… Низко это, Ломоть, дружков предавать. Подло. Моли бога, чтоб никто не узнал. За сколько же ты их продал?

Ломоть уставился в пол, негодуя на детектива. Мог бы поделикатней вопрос поставить, не бить в лоб, не играть на больном. Хотя мент абсолютно прав, Ломоть действительно их продал. Всех троих. Хвороста, то бишь Олега, и Генку с Серегой. Но иного выхода не было, ведь они с Осей заранее все спланировали. В «золотом» деле друзей не бывает, и вполне возможно, что если б не Ломоть их тогда предал, то со временем они предали бы его. Так что не надо раскисать.

— Хворост пообещал нам по две штуки, вроде как за охрану, — поведал Ломоть, не поднимая головы, — а Юрий в долю взял, отстегнул, как положено. Четвертую часть денег и четвертую ржавья. На каждого вышло три кило шестьсот граммов. Я ржавье не взял, зачем оно мне, опять в Касимов везти? Юрий не возражал и накинул мне еще 25 тысяч баксов. Итого вышло пятьдесят штук.

Получается, разница в прибыли составила 48 тысяч долларов. Это и была цена предательства, цена трех жизней. По 16 тысяч за каждого. Пожалуй, Ломоть не продешевил, учитывая, что в нынешнее время спокойно могут убить и за гораздо меньшие деньги. И не все при этом попадаются, как Ломоть. В этом ему очень сильно не повезло.

— Кого еще из окружения Хвороста знаешь? — напомнил о себе Черенков. — С кем из заводчан он встречался?

Этого сутенер не знал.

— Без понятия, Иваныч, — Ломоть наконец-то поднял голову, — в этом деле, сам знаешь, конспирация еще хлеще, чем у революционеров. У каждого свои заморочки, свои тайны, а в чужие дела нос не сунешь.

Черенков ехидно заметил:

— Да, запросто оторвать могут. И это лишь за нездоровое любопытство, а за предательство и вовсе. Тебе не позавидуешь, Ломоть.

Убоповец смотрел на земляка с откровенной жалостью. Судьба сутенера и впрямь оптимизма не вызывала, кашу он заварил крутую, дай бог переварить. Дело пахнет керосином, ведь предательство не идет ни в какое сравнение с любопытством. Обстановка вокруг Ломтя осложнялась тем обстоятельством, что его показания нужно использовать, их нужно упоминать, ибо следствие на подступах к заводу должно чем-то оперировать и на что-то опираться. А у следствия пока ничего нет, так что вся надежда на Ломтя. Хотя словесные признания тоже недорого стоят, но прокуратура вполне резонно может заупрямиться и отказать в расследовании. На радость администрации «Цветмета». Но в любом случае полученную информацию придется озвучить и тем самым выставить сутенера в его истинной роли. В роли убийцы. Другими словами, подвести под монастырь. После этого Ломтя нужно держать строго в одиночной камере, хотя разгневанные братки могут достать и там.

Ковалев тоже размышлял над этим.

— Прямо не знаю, что делать, — признался детектив, и его растерянность выглядела совершенно искренней. — И показания использовать нужно, и Ломтя перед братками подводить не хочется. Патовая ситуация.

Ломоть тем более не знал, что делать и что предпринять. Для него ситуация выглядела не патовой, а вообще проигранной вчистую, причем начало этому проигрышу положил он сам, своими собственными руками. Точнее, безмозглой башкой. Нашел, кому довериться, придурок. Поверил ментовским обещаниям и на радостях рот раззявил. Клоун. Менты только того и ждали, теперь не отпустят. На чужую жизнь им глубоко наплевать. Как, впрочем, и самому Ломтю.

А детектив не отступал. Судя по его лицу, пытался что-то соображать. Может, действительно проникся сочувствием, или просто делал вид, что ищет приемлемый вариант. В это хотелось бы верить, но не получается. Как сказал бы Босс: свежо питание, а дуется с трудом.

— Надо что-то придумать, — с умной миной на лице сказал Ковалев, — найти вариант прикрытия, свалить на других. Тогда информацию можно использовать спокойно и на любых уровнях, не подставив Ломтя.

Сутенер приободрился. Слова детектива выглядели искренними и звучали правдоподобно. Надежда подкреплялась робким выводом о нецелесообразности сдавать его сейчас, не «расколов» полностью. Да, менты действительно могут сдать браткам, на проделки и всякие гадости они мастаки. Сдадут — и глазом не моргнут, и в таком шаге ничего предосудительного и зазорного не увидят, но сейчас в этом нет никакой надобности. Ментам нужна информация, и у Ломтя она есть, и пока он будет делиться этой информацией, исподволь вспоминая новые факты и подробности, новые имена и даты, менты его не сдадут никому и ни за какие деньги. Он для них дороже курицы, несущей золотые яйца, а такую курицу берегут.

— Видишь, как мы о тебе печемся? — буркнул Черенков, не скрывая недовольства излишним расположением коллеги к своему непутевому земляку. — А ты не ценишь. Из тебя каждое слово чуть не клещами приходится вытягивать. Куда это годится? Не понимаешь, в чьих это интересах? Не жмись и рассказывай все как на духу.

Однако Ломоть исповедаться не спешил, боясь сказать что-нибудь не в тему, себе во вред. Одну глупость он уже сморозил, ляпнув про адвоката. Рязанский сыщик сразу мертвой хваткой вцепился, дай бог выкрутиться. Вслух Ломоть сказал совсем иное.

— Все скажу, Иваныч, — пообещал сутенер, — все, что знаю. Спрашивайте.

Ломоть все-таки решил не искушать судьбу и обойтись без экспромтов. И правильно делал, на допросе не до литературных вольностей. В этих стенах нужно придерживаться проверенной схемы: вопрос — ответ, вопрос — ответ. Не иначе. И побольше гнать галиматьи. Если, конечно, получится.

Установившееся молчание подвигло на мысль, что менты раскусили его хитрость, поэтому и не спешат с вопросами. Ломоть чертыхнулся про себя и забеспокоился. Опять прокололся. Он уже стал настраиваться на самостоятельное изложение некоторых «славных» эпизодов из своего недавнего прошлого, обдумывая, с чего начать и о чем промолчать, и в этот момент прозвучал спасительный вопрос. Как ни странно, со стороны Ковалева.

— Значит, Юрий заплатил тебе за три кило шестьсот граммов, — задумчиво молвил детектив, — а как он установил вес? На глазок? Анодов было три, их вес приблизительный. Откуда вдруг взялась такая точность?

Ломоть неспешно повернулся в его сторону, выискивая подвох. Не нашел и признался:

— Взвесили, вот и узнали. Потом разделили на четыре, вот и вышло три шестьсот на каждого.

Подвох Ломоть уловил, когда услышал следующий вопрос.

— А где взвешивали? — безобидно поинтересовался Вадим, обдав сутенера холодком.

Ломоть с запозданием осознал, что придется назвать и небольшой продмаг в Мухино, и его владельцев. Это пугало. Хозяйкой магазина была не кто иная, а любовница Оси, местная «красавица» с пышными формами и небольшим интеллектом. Правда, умственного минимума недавней доярке вполне хватало, чтобы не влезать в дела любовника и держать рот плотно прикрытым и на замке. А если открывать, то по другим делам. И еще для общения с покупателями. Имя девицы было под стать пышнотелой фигуре — Глафира. Глафира Дормидонтовна, как шутливо величал Ося. Он вообще молодец, этот Ося, как далеко и верно просчитал ситуацию, и за небольшие, почти символические бабки, вложенные в обустройство магазина для любимой Глафиры, заполучил ее благосклонность. А это немало. Ося сразу смекнул, в чем самая большая привлекательность одинокой сельской девицы, и своего не упустил. Взамен оформленной на ее имя торговой лицензии Ося заполучил возможность проводить часть жизни в сельской тиши, среди природы, вдали от городского буйства, вдали от парней с кокардами. Рядом с единственной и ненаглядной Глашей. Благодать! Летом речка, ягоды, фрукты-овощи с собственного огорода, ближе к осени грибы и яблоки, брызгающие соком, зимой баня, тоже своя, рубленая. И еще телевизор долгими вечерами. И, что самое главное, нет ни одного мента во всей округе, днем с огнем не сыскать. Весной… Впрочем, весной Ося к возлюбленной пока еще не приезжал, их знакомство состоялось в начале прошлого лета. Так что прелести весенней сельской жизни Осе еще предстоит познать. Если Ломоть не вмешается и не поломает картину. Вот ситуация, блин, и молчать нельзя, и говорить опасно. И опять ведь сам себя наколол. Что помешало сказать, что ржавья на каждого пришлось примерно около четырех кило. При-мер-но. Нет, брякнул точную цифру, почти до грамма. Выходит, сам подсказал менту про взвешивание, без этого мент никогда не догадался бы. А может, догадался. Не такие уж дураки, чтобы не понимать, что золото на глазок не делят. Слишком дорогой металл, здесь плюс-минус не проходит, здесь нужна точность.

— Так где, говоришь, взвешивали золото? — переспросил детектив, терпеливо выждав паузу.

Детектив помешал Ломтю поразмышлять, прервал на самом интересном месте.

— В каком-то магазинчике, — равнодушно обронил сутенер и, не дожидаясь нового вопроса, уточнил: — Там же, в Мухино. Названия магазина не помню, а вот где находится, могу нарисовать.

— На каких весах взвешивали?

Ломтю показалось, что голос Ковалева слегка дрогнул. Или стал немного тише. Он глянул на детектива с удивлением, пытаясь уловить причину неожиданного интереса к марке весов. Можно подумать, детектив переживал за правильность взвешивания, не обманули ли кого. Ломоть так и подумал, и не сдержался от смешка.

— Не бойся, никого не обманули. Весы точные. Марку не знаю. Допотопные какие-то, с тарелками.

Ковалева ответ удовлетворил. Сутенер никак не мог понять, почему Ковалева так сильно заинтересовала марка весов. Он догадался об этом, услышав следующий вопрос.

— Золото было во что-то завернуто или нет? — спросил детектив, и в его голосе снова слышались интригующие нотки. Ковалев явно придавал вопросу большое значение, и Ломоть понял, какое именно. Детектив надеялся, что на тарелке весов могли остаться следы золота. В принципе, такое вполне возможно, покупателей у Глафиры раз-два и обчелся, и не каждый покупает весовой товар. Весы практически стоят без дела. Но зачем ему это? Непонятно.

— В чистоте взвешивали, — эту деталь Ломоть помнил хорошо.

Ковалев кинул взгляд в сторону коллеги, в очередной раз вводя Ломтя в заблуждение. На этот раз своим повеселевшим видом. Может, детектив надеется, что работники магазина снабдят следствие дополнительной информацией? Напрасно. Надеяться, конечно, не вредно, но от Глафиры они ничего не услышат. Не девка, а кремень, так прикинется дурочкой, что разговаривать не захочешь. Ей это несложно.

— Ну вот, а говорил, ничего не помнишь, — упрекнул сутенера Ковалев и следующим вопросом снова поставил в тупик. — Теперь припомни вот что: у магазина были люди, когда вы приехали на взвешивание? Кто-то вас видел? Это очень важно, Ломоть. Для тебя важно.

Если бы Ломоть не вспомнил размышления Ковалева о варианте прикрытия, он так и не догадался бы, чем присутствие в тот день людей у магазина представляло такую важность. Причем именно для него. Случайные свидетели станут для Ломтя прикрытием, если братки задумаются о стукаче, наведшем ментов на неприметную торговую точку с допотопными весами. А братки обязательно задумаются, каким образом сыщики вышли на Глафиру. И чем свидетелей больше, тем лучше. Поди установи, кто из них оказался самым умным и наблюдательным. Главное, что не Ломоть.

— Были, — бодро заявил сутенер, — и мужики, и женщины. Человек пять. И все на нас пялились.

Это понятно, в глухой деревушке чужой человек всегда на виду. А тут сразу четверо прикатили. И всех четверых местные жители наверняка оглядели с головы до ног и запомнили.

— Что будем делать, командир? — обратился к Черенкову детектив. — Может, на сегодня хватит? Нам еще в больницу надо. Не забыл?

Черенков про визит к больному Друмову не забыл. Алексей догадывался, что причина прекратить допрос крылась не в Друмове, а в информации о взвешивании золотых слитков. Весы обязательно надо заполучить и как можно быстрей направить на экспертизу. Золото металл мягкий, щедрый и при соприкосновении с какими-либо предметами обязательно делится с ними своими частицами. Пусть микрочастицами, на глаз совсем неприметными, но для экспертов этого вполне хватит, чтобы установить состав золота и его происхождение. Вот что главное. И если в сельском магазине не проводилось генеральной приборки, а тарелки весов не обрабатывались химрастворами, то уже завтра следствие получит акт экспертизы. А это не словесные показания обвиняемого Ломтя, на которые можно махнуть рукой, это документ. А Друмов подождет.

Алексей глянул на часы. И поразился. Время бежало намного быстрей, чем хотелось бы. Еще ничего не сделали, а дело близится к вечеру. Пожалуй, поездку во Владимирскую область придется перенести на завтра. Встанут пораньше — и часикам к восьми утра будут в Мухино. Раньше там все равно делать нечего. В принципе-то можно вообще не ехать ни в какое Мухино, а позвонить владимирским коллегам и шепнуть про магазин. Про весы. Этот вариант будет намного быстрей и оперативней, надо предложить Вадиму. Кроме того, можно послать кого-то из убоповцев. Люди есть.

Черенков встал. Ломтя действительно пора выпроваживать, и так уже засиделся тут. Не впустую, правда, кое-что все-таки поведал. О важности его показаний говорить рано, но зацепка, кажется, появилась. Тьфу-тьфу, не сглазить.

Убоповец находился возле двери, когда в кармане Ковалева запищал мобильник. Вадим вытянул телефон, глянул на номер, и хотя обладателя не вспомнил, но абонента «вычислил». Это было нетрудно. Во-первых, звонок был местный, а во-вторых, этого звонка детектив ждал. Вместе с Алексеем.

— Ковалев, слушаю вас, — сказал детектив и кивнул Черенкову. Выпроваживай, мол, не задерживайся. Завтра продолжим.

— Здравствуйте, товарищ Ковалев, — послышался женский голос, — Олеся Буркина вас беспокоит, технолог «Цветмета». Галина Сергеевна сказала, что у вас появились вопросы ко мне. Это так?

— Добрый день, — откликнулся Вадим, провожая взглядом выходившего из кабинета Ломтя, — да, именно так, Олеся Васильевна. А вы что же, не доверяете Галине Сергеевне, если ставите под сомнение ее слова?

В трубке послышался смех. Хороший смех, искренний. Сразу видно, что Олеся Буркина не только хороший технолог, а и хороший человек. Плохие люди не умеют хорошо смеяться, вместо смеха у них выходит какое-то тонкое и неприятное хихиканье. Не смех, а насмешки. Похоже, «сваха» достоинства «невесты» не преувеличила и не приукрасила.

— Доверяю, но проверяю, — ответила Буркина и поинтересовалась: — А по какому поводу вопросы? Чем я могу вам помочь?

Вернувшийся в кабинет Алексей сделал руками жест, изобразив женскую грудь, и шепотом спросил:

— Буркина?

Вадим кивнул. Пояснил также шепотом:

— Спрашивает, чем может нам помочь, — и уже громче сказал: — Пока сам не знаю, Олеся Васильевна, чем вы нам поможете, но не сомневаюсь в этом.

Усевшийся в кресло Черенков утвердительно кивнул лысиной. Он тоже не сомневался в помощи технолога «Цветмета». И подсказал:

— Договаривайся о встрече.

Причем сказал это таким решительным тоном, будто приказал. Тоже мне, умник. Будто без него не догадаются.

— Честно говоря, не знаю, — в голосе женщины звучали сомнения, — я ведь с утра до вечера на работе, а у нас начальство строгое, просто так не отпустит. Так что сами меня отпрашивайте.

По ее голосу чувствовалось, что истинного мотива встречи она не знала. Галина Сергеевна молодец, уговор сдержала.

— Значит, придется встретиться после работы, — жестко подытожил детектив, и он имел на это право. В конце концов, он находится при исполнении служебных обязанностей, а не в бирюльки играет. И Буркина должна это понять. И еще должна понять, что детектив вообще может прислать за ней машину и доставить в отдел. Прямо сейчас, невзирая на важную работу и строгое начальство.

Технолог Буркина это поняла, хотя ехать в Касимов отказалась категорически.

— От поселка до города десять километров, — поведала она, — пока доеду, пока отвечу на ваши вопросы, а домой когда? Или вы думаете, у меня дома делов нет?

Детектив смягчился. Упоминание о домашних хлопотах на него всегда действовало обезоруживающе, навевая представления о чем-то уютном, тихом и умиротворенном. Интересно, правда, какие неотложные домашние дела могут быть у одинокой женщины? Или она не так уж и одинока? А как же тогда их замысел? Ковалев снова посерьезнел и официальным тоном пообещал:

— Я доставлю вас в отдел и обратно на своей машине, — потом глянул на Алексея и поправился: — Скажите, Олеся, а мы не могли бы встретиться не в служебной обстановке? Не в милиции, а где-нибудь в кафе. Или в баре.

Черенков одобрительно закивал лысиной. Олеся, судя по заминке, пыталась осмыслить необычное предложение. Ей еще ни разу не приходилось отвечать на милицейские вопросы, тем более на столь странные. Очень странные. При чем тут бар, если милиционеры надеются на ее помощь? И на какую помощь они вообще надеются? В качестве кого она им нужна? От смутной догадки Буркина едва сдержалась, чтобы не бросить трубку. Сдержалась. Может, она что-то неправильно поняла.

Детектив тоже не исключал такого нежелательного поворота в разговоре и поспешил пояснить:

— Понимаете, Олеся, в интересах дела лучше, если наше общение будет выглядеть как обычное знакомство. Никто не должен знать, что мы обратились к вам как к технологу, как к потенциальной помощнице. Понимаете? Ничего опасного в этом нет, но наши встречи, вполне возможно, кое у кого могут вызвать интерес. Вот и пусть считают, что рязанский детектив не устоял перед местной красавицей. Их это обрадует, потому что влюбленные люди глупеют. И добреют.

В трубке снова послышался смех. Такой же задорный и заливистый.

— Вы ни разу меня не видели, — со смехом заметила Олеся, — а если не понравлюсь, что тогда? Будете сидеть с кислым видом и разыгрывать пылкого влюбленного? Для этого нужны немалые способности.

— Я вас видел, — возразил Вадим, — правда, видел! Сегодня на заводе.

— Вы видели фотографию, — поправила Олеся, — а в жизни я совсем другая. Ну что ж, я согласна. Сможете заехать часов в семь?

Алексей, прильнувший к самому уху детектива и слышавший весь разговор, утвердительно кивнул и в дополнение показал большой палец. Для любовных встреч семь часов вечера самое подходящее время.

— Без проблем, — озвучил его жесты Вадим.

— Тогда запоминайте адрес, — она назвала улицу и номер дома, утаив номер квартиры, — я буду ждать возле дома. Какая у вас машина?

— Джип. «Мерседес-бенц». Цвет черный.

Вадим постарался придать голосу максимум равнодушия, а вот взгляду, устремленному на коллегу, наоборот, придал максимум торжества. Знай наших!

— До встречи, — обронила Олеся и положила трубку.

— Слышал? — восторжествовал Вадим, убирая телефон в карман. — Учись, пока я жив.

— Хм, учитель нашелся, — фыркнул Черенков, — забыл, как я тебя разрисовал перед кадровичкой? Не пьешь, не куришь, с квартирой, с машиной. Работа хорошая. Жених что надо. Смотри не подведи.

— Постараюсь, — пообещал Вадим. — Подскажи, куда нам пойти?

— В «Погребок», куда же еще. Это самый крутой бар у нас в Касимове. Если, конечно, денег хватит.

— Хватит, не переживай, — успокоил детектив и заносчиво добавил: — У меня денег еще на один джип хватит.

И пожалел, что напомнил о джипе. Алексей переменился лицом, вначале посерьезнел, а вскоре вообще стал мрачный как туча. И сразу переменил разговор.

— В Мухино сами поедем или владимирским операм позвоним?

Ковалев над ответом не раздумывал. Сказал твердо:

— Сами. Заберем тарелки от весов, с продавцами потолкуем. Вдруг что-нибудь интересное поведают. А по приезду снова возьмемся за Ломтя, уверен, ему еще есть что рассказать.

В этом начальник УБОПа нисколько не сомневался, уж кто-кто, а он хорошо знал послужной список своего печально известного земляка. С Ломтем нужно работать и работать.

Но это завтра, а сейчас надо наведаться в больницу к мастеру «Цветмета» Друмову. Проведать, как пострадавший себя чувствует после нападения, что помнит. И кого. Беседа с мастером тоже может дать информацию к размышлению. Если, конечно, удары ломиком не выбили из больной головы память на имена и лица. И еще плохо, что его состояние не позволит общаться долго. Врачи не разрешат.