Золото твоих глаз, небо её кудрей

Действие тридцать первое. Реноме, или Мы прощаемся с господином Нефритовое Сокровище

31 декабря 312 года. Утро

Резиденция Губернатора Директории

Current mood: quiet/покойное

Current music: дыхание Чейн-Стокса

В белых панталонах с траурно-красной мотнёй, ранним утром четырнадцатого числа зимнего месяца января, мягкою бурбулисьей походкой в крытую колоннаду меж крыльями старой губернаторской резиденции вышел и.о. губернатора Директории Лазарь Исаевич Слуцкис, которого за глаза и в глаза называли просто ЛИС.

Привычно морщась, ЛИС устроился в высоком кресле, уже стоящее на мозаичном полу возле фонтана. Пол был выложен чёрными и белыми плитками, фонтан украшен изображениями ветвей акации. У ног бурбулиса лежали соцветия звёздчатого остролиста. Их одеколонный аромат заполнял и забивал собой почти всё — но именно что почти. Даже сквозь него пробивалась проклятая сортирная струя.

Больше всего на свете ЛИС ненавидел запах собственного тела. От него тащило гнилью, мочой и тухлой рыбой — тошнотворная смесь, от которой он первое время блевал ночами. Спасения не было. Все средства, им перепробованные, начиная от современных шампуней и притираний и кончая деревенскими снадобьями из мха и плесени — все, все они были одинаково бесполезны. Институтские генетики поработали на совесть.

В сущности, — уговаривал себя ЛИС, брезгливо разжёвывая подавляющую обоняние пастилку, — его не так уж и сильно наказали. Зампредседателя бюджетного комитета, например, превратили в ежа с иголками, растущими внутрь, а доверительному управляющему Инновационного фонда устроили перманентное воспаление тройничного и срамного нервов. Этим приходилось жить на обезболивающих. ЛИСу присудили подавление экспрессии гена, кодирующего флавин-монооксигеназу-3^{251}. Сей фермент преобразует побочный продукт пищеварения, смрадный триметиламин N-оксид, в соединения, не имеющие запаха. Теперь печень Слуцкиса не могла расщеплять триметиламин — который выделялся сквозь кожу и через дыхание, окутывая ЛИСа облаком вони.

И — ах! — да было б за что! В сущности говоря, он ведь даже ничего не украл. Ну, прокрутил на стороне какие-то паршивые полмиллиона из Фонда инноваций. Ну, кое-что вложил в сеть релакс-салонов «Аленький цветочек», где приторговывали старыми добрыми опиатами. Ну, слегка задерживали выплаты каким-то научникам, которые всё равно занимались фундаменталкой, а не практическими исследованиями. Делов-то! Никто ничего и не узнал бы. Если б не внеплановая ревизия, учинённая лично Пендельшванцем. Который сам провёл расследование и по итогам учинил образцово-показательную расправу, скобейда гиппо… по… по… — он случайно занюхнул свою подмышку и аж заколдобился.

Ничего-ничего, подумал он. Вот завершится первый этап реформ, и он ляжет на ребилдинг в ИТИ. Там его гены починят, и он снова станет изысканно-ароматным самцом. А то… — его кольнуло неприятное воспоминание. Вчера он целый вечер ухаживал за популярной полусветской лисицей — надменной, спесивой, прожжённой. Он был готов заплатить вдвое, вчетверо, и она это знала. И что же? Дамочка едва терпела его присутствие и всё время нюхала фиалку, вымоченную в острейшем парфюме. Это было невыносимо оскорбительно. Пришлось положить красотку не в постель, а в биореактор. Что не доставило ЛИСу ни малейшего удовольствия, но было совершенно необходимо для поддержания реноме.

Бурбулис снова поморщился. Реноме его откровенно тяготило. По природе своей он был ворюгой, а не кровопийцей. Однако чрезвычайные обстоятельства требовали чрезвычайных мер.

Нет, сам переворот прошёл довольно гладко и почти без жертв. Слуцкис действовал в классическом стиле: ночью послал бэтменов всем ответственным лицам с требованием явиться в шесть утра в губернаторскую резиденцию — пообещав, что за неявившимися придут. Явившихся промариновал перед закрытыми дверьми до восьми, нагнетая обстановочку. Потом велел впустить в зал. Где объявил, что отныне власть перешла в его руки и что теперь он наведёт, наконец, настоящий порядок. Первого же скунса, попытавшегося развоняться, образцово-показательно загрызла Лэсси. ЛИС лично откусил у трупа хвост и демонстративно вытер им лицо. Остальные приссали. Дальше ЛИС сделал несколько распоряжений разной степени ужасности и идиотичности. Крайним был акт о переаттестации: присутствующие должны были подтвердить свою преданность и компетентность. Все всё поняли и бросились по домам: писать друг на друга доносы.

В общем, всё двигалось по стандартному сценарию, известному ещё в неолите. Но теперь нужно было продолжать в том же духе — по крайней мере, до начала непопулярных реформ.

Сначала пришлось найти судейских, приговоривших его к вонизму, и устроить им маналулу. Сам ЛИС на них особого зла не держал — ну разве что самую малость. Его мстительность легко удовлетворилась бы поркой или анальным изнасилованием. Но если бы он их не замучил, никто бы не понял этого правильно. Пришлось капать судейским в ноздри горячей кислотой, дробить зубную эмаль, пропускать ток через разные части тела, заливать свинец во внутренние полости костей. И ещё присутствовать при всех этих процедурах и изображать мстительное удовольствие.

Потом Лэсси присоветовала ему примерно наказать нескольких непопулярных чиновников, чтобы остальные задумались. Пришлось пожертвовать парочкой высокопоставленных волчар и несколькими ментами. Им вживили в тело куски ядовитых металлов и гальванические элементы, чтобы они сами рвали себя на части. Потом — раздавить асфальтовым катком рептилий-профсоюзников. Одного проштрафившегося интенданта пришлось защекотать до смерти. Всё это отнимало время, портило настроение и отвлекало от административной работы.

Что именно нужно делать, ЛИСу сказали. Вопрос был в технике: в каком порядке и за какое время провести преобразования. Сначала Слуцкис склонялся с тому, чтобы действовать осторожно и новые порядки вводить поэтапно. Однако всего за четыре дня он настолько заколебался, что решил всё сделать одним махом, сокрушить старые порядки одним ударом. Собственно, сейчас он и собирался этим заняться.

— Эй ты, — бурбулис ткнул пальцем в ту сторону, где должен был сидеть жук-секретарь. — Бери чистый лист, пиши.

— Черновик? — осведомился жук довольно сухо. Он был от природы лишён обоняния, но ЛИС ему всё равно не нравился. Однако деловую этику инсектов он чтил. ЛИСа это устраивало.

— Черновик, — сказал он. — Значит так. Приказ номер один. Да-да, вот именно так. Дату потом проставишь. В связи с… — он немного подумал, — потом впиши что-нибудь убедительное. И во имя…. тоже впишешь. Властью, данной мне… это я ещё не решил… А, нахуй. Вообще убери всё это. Пиши так: всем представителям исполнительной и судебной власти, их сотрудникам для немедленного и точного исполнения, остальным для сведения. Исполняющий обязанности губернатора… а, чего уж там, пиши сразу — губернатора. Просто губернатор. Нехуй тут. Уж нету терпения гадское блядское это всё видеть курлы блядь мурлы! — внезапно завизжал Слуцкис, хлопая себя по ляжкам.

ЛИС надеялся произвести впечатление. Но на жука всё это никакого впечатления не произвело. Он просто съел исчёрканный лист бумаги, достал новый и быстро вписал нужное.

— Итак, постановил, — ЛИС вздохнул, успокаиваясь. — Первое. В целях дальнейшего повышения благосостояния жителей Директории отныне и навсегда отменяются все положения статьи 127 УК…

— Кхм, — жук осмелился подать голос. — Именно все? Включая 127 — е?

— А что там? — бурбулис яростно потёр нос, пытаясь хоть как-то заглушит вонь.

— Запрет существам с ай-ай-кью ниже ста двадцати занимать руководящие должности, а также заниматься иными социально-ответственными работами, — напомнил жук.

— Дискриминация, — ЛИС махнул рукой. — Защитим права дефолтников. Да, и сто тридцать первую с пункта шесть по десятый тоже в жопу.

— Но она как раз и защищает права лиц с ай-ай-кью меньше семидесяти… — попытался было возразить жук.

— Тоже дискриминация, — заявил ЛИС. — Не должно быть ограничений на использование имущества. И из Налогового Кодекса всю хуиту тоже повыкинь! Вот эти обложения всякие! Ну ты понял?

— Понял, — жук чуть приподнял надкрылья. — А заменить всё это чем?

— Естественным правом, — пробурчал Слуцкис. — Ну то есть понятиями. А вообще-то стоило бы всю эту поебучку выкинуть и…

В этот момент из-за колонны показался ни кто иной, как директор Института Трансгенных Исследований, господин Нефритовое Сокровище, он же Семнадцать Дюймов.

Благовещий цилинь выглядел безупречно. Его белоснежная шерсть была вымыта, вычесана — волосок к волоску — и распространяла аромат лаванды. На нём была академическая уздечка. Идеальной формы хвост был перевязан чёрной лентой. На шее висел конверт на тонком шнурке.

ЛИС цилиня узнал. И радости не выказал.

— Что такое? — недовольно спросил он. — Кто велел пустить?

— Согласно установившейся традиции, — сказал цилинь, — у меня есть право на посещение без доклада. Госпожа Рерих, ведающая вашей безопасностью, этот аргумент приняла.

Бурбулис открыл было рот, чтобы высказать всё, что он думает об установившихся при Пендельшванце традициях. Но вовремя сообразил, что перед ребилдингом ссориться с директором ИТИ было бы некстати. Тот вполне мог пристряпать ему какую-нибудь гадость, а потом отговориться «непросчитываемой генной стяжкой». Этого не хотелось.

— Проходите, я вас слушаю, — пробурчал он.

— Это не займёт много времени, — сказал цилинь, проходя к фонтану. Ветерок снёс бурбулисью вонь в его сторону, и Лазарь Исаевич заметил, как дёрнулись ноздри единорога. Но больше ничем он себя не выдал.

— Прошу вас ознакомиться с этим документом, — он поклонился и потянулся трёхпалой рукой-копытом к белому конверту.

— Что там? — спросил ЛИС.

— Заявление, — сказал цилинь. — На основании статьи 80 Трудового Кодекса Директории я, цилинь Нефритовое Сокровище, прошу освободить меня от обязанностей директора Института Трансгенных Технологий. Подпись и дата проставлены.

— На каком основании я должен вас освободить от обязанностей? — прищурился ЛИС.

— В связи с обстоятельствами непреодолимой силы, а именно — моей смертью, — любезно пояснил цилинь.

— Э-э, вы разве не живой? — не понял Слуцкис.

— Это временно, — любезно объяснил единорог. — В настоящее время в моём желудке находится некоторое количество капсул в растворимой оболочке. Они содержат дозы снотворного, а также яд. Когда растворится оболочка первой капсулы, я засну. Через некоторое время мой сон станет вечным. Яд довольно сильный. В связи с чем прошу не употреблять моё мясо в пищу.

— Гхммм… — ЛИС был существом тёртым и циничным, однако сейчас он несколько прихуел. — Но зачем?

— Прошлой ночью господин Пендельшванц оказал мне честь кратким визитом, — сказал цилинь. — В частности, у нас был разговор об ожидаемых переменах. Осмыслив сказанное, я решил, что моё пребывание в этом мире чрезмерно затянулось. То, что вы должны сделать — это разрушение единственного на этой планете очага высокой культуры. Быть может, это необходимо для неких высших целей. Но пусть эта необходимость осуществится без меня. Вас я не виню, — добавил он, — вы лишь орудие. Хотя и добрых чувств к вам не питаю.

Бурбулису отчаянно хотелось чихнуть, но он сдержался.

— И что теперь будет с Институтом? — спросил он.

— Не знаю, — сказал Семнадцать Дюймов. — Это уже не относится к моим обязанностям.

— Хотя бы посоветуйте что-нибудь, — попросил ЛИС. — Не хотелось бы неприятностей… э-э-э… с работой.

— Вам не хотелось бы, но воля ваших хозяев состоит в ином, — возразил Нефритовое Сокровище. — Впрочем, если вы надеетесь хоть что-то сохранить… Мой совет. Назначьте на моё место доктора Карло Коллоди. Без обсуждения на научном совете, без всех этих игр в академические свободы. Просто назначьте. К сожалению, сейчас он отсутствует в городе. И находится довольно далеко отсюда. Он в экспедиции у кролика Роджера. Достаньте его оттуда. Ба аркан, — добавил он и внезапно широко зевнул.

— ЛИС акча ло кошер га' лах, — Слуцкис попытался соорудить фразу на людском, но не особенно в том преуспел.

— Я думаю… — Семнадцать Дюймов упал на колени и снова зевнул, выворачивая челюсть, — доктор Коллоди пешим гав'вава ув' Гав' аркан. Коллоди… Га' лаха… аркан шем тарот… — он пробормотал ещё что-то и растянулся на земле, хрипя и подёргиваясь.

Агония, — как и всё, что делал когда-либо Семнадцать Дюймов, — была пристойна и даже по-своему изящна. Всё заняло не более пяти минут.

Бурбулис всё ещё пялился на безжизненное тело, когда ему в голову пришло одно важное соображение.

— Вот что, — распорядился он. — Позови кого-нибудь. Чтобы повесили эту тушу на лужайке возле резиденции. Пусть все думают, что это я его прикончил.

— Зачем? — удивился жук.

— Исполнять! — рявкнул бурбулис, после чего продолжил несколько спокойнее. — Ну сам посуди. Ко мне пришёл директор ИТИ. Теперь он мёртвый. Что все подумают?

— Что вы его убили, — признал жук.

— А если я к тому же буду отрицать, что убил его, и мычать что-то про самоубийство — какой из этого сделают вывод?

— Что вы испугались, — сказал жук. — Сделали и испугались.

— И что, мне нужна такая репутация? Повесить его. За рог. Нет, за задние ноги. Рог отломать и засунуть в жопу. А брюхо выкрасить в зелёный цвет. И вообще, у нас остановился законотворческий процесс. Иди-иди, работай.

Приведённые жуком лемуры утаскивали тело, когда ЛИСу пришла в голову смешная мысль.

— Статью сто десять-три тоже отменим^{252}, — заявил он.

— Зачем? — на этот раз жук был действительно удивлён.

— А вот так! — бурбулис скверно ухмыльнулся. — Тварь я дрожащая или право имею?