Действие шестьдесят седьмое. Наглазадра, или Умное чаепитие

Ну почему у нас всё вот так? Ты мне скажи. Почему у нас всё вот так вот, а?

Харитонов М. Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Т. 1. Путь Базилио. М: Флюид ФриФлай, 2019.

Ланцелот. Хорошо. Вы знаете, что такое жалобная книга?

Эльза. Нет.

Ланцелот. Так знайте же. В пяти годах ходьбы отсюда, в Чёрных горах, есть огромная пещера. И в пещере этой лежит книга, исписанная до половины. К ней никто не прикасается, но страница за страницей прибавляется к написанным прежде, прибавляется каждый день. Кто пишет? Мир! Горы, травы, камни, деревья, реки видят, что делают люди. Им известны все преступления преступников, все несчастья страдающих напрасно. От ветки к ветке, от капли к капле, от облака к облаку доходят до пещеры в Чёрных горах человеческие жалобы, и книга растёт. Если бы на свете не было этой книги, то деревья засохли бы от тоски, а вода стала бы горькой. Для кого пишется эта книга? Для меня.

Эльза. Для вас?

Ланцелот. Для нас. Для меня и немногих других. Мы внимательные, лёгкие люди. Мы проведали, что есть такая книга, и не поленились добраться до неё. А заглянувший в эту книгу однажды не успокоится вовеки. Ах, какая это жалобная книга! На эти жалобы нельзя не ответить. И мы отвечаем.

Эльза. А как?

Ланцелот. Мы вмешиваемся в чужие дела. Мы помогаем тем, кому необходимо помочь. И уничтожаем тех, кого необходимо уничтожить.

Шварц Е. Дракон. — М.: Эксмо, 2011

30 января 313 года о. Х.

Страна Дураков, междоменная территория. Временный лагерь Двенадцатой поисковой экспедиции.

Вечер.

Сurrent mood: frank/откровенное

Сurrent music: Татьяна Овсиенко — Карты-картишки


— Да ебись ты ебцо́ю еба́ной в ебя́нку ёбнутой еби́дры ебическим про́ебом, е́бень ебучая, — расстроенно пробормотал кролик Роджер Веслоу, кидая на стол одинокую даму треф — всё своё богатство.

Доктор Карло Коллоди молча открыл четыре фоски — две семёрки и две десятки.

— Агась, — ухмыльнулся осёл, показав огромные жёлтые зубы. У него был фулл-хаус, могучий и прекрасный.

— Было ваше, стало наше, — умозаключил длинноухий, пододвигая к себе криво нарубленные чурбачки, которые шли за покерные фишки.

В домике начальника экспедиции было холодно. Позавчера вышел из строя аккумулятор обогревателя. Забирать себе чужой Веслоу отказался из-за фанаберии. Так что теперь домик прогревался два раза в сутки, во время тесла-зацеплений — ранним утром и в четыре часа ночи. К сожалению, тепло держалось недолго: домик был деревянным, щелястым. Кролик, с его тощеватым подшёрстком, мёрз. Доктор Коллоди тоже ёжился и тёр ладони. Не страдал, похоже, только осёл. Да и то потому, что регулярно прикладывался к бутылочке с граппой.

Осёл был только с виду хуй простой, а на деле — Лобачевский и Риман в одном флаконе. Во всяком случае, в картах. Тут у него и параллельные внезапно пересекались, и теория вероятности нервно курила в закутке. Все, конечно, думали, что осёл жульничает. Но поймать его на этом никому ещё не удавалось. Некоторые даже подозревали, что ослик — телепат. Однако телепат, даже слабенький, уж точно не поехал бы в археологическую экспедицию простым кашеваром — а осёл вот поехал. К тому же никакой особенной телепачьей проницательности он не проявлял. Разве что умел хорошо подкатывать и убалтывать на «одну партейку». К тому же он садился за любую игру, от сики до перфоманса. Поэтому многие продолжали — с упорством, достойным лучшего применения — с ним играть. То есть проигрывать.

Не поддавались на ослиные заходы только доктор Коллоди да сам начальник экспедиции, кролик Роджер. Кролик считал, что играть на деньги с подчинёнными начальнику не пристало. Доктора же выручала житейская мудрость. За долгие годы жизни он усвоил, что играть с шулерами определённо не сто́ит, а с везунчиками — тем более.

Однако в последнее время Роджер заметно сдал. Экспедиция не заладилась, интересных находок не было, помощь от губернатора прекратилась. Веслоу захандрил, закручинился. Всё ему стало немило, даже ругань перестала приносить ему удовольствие.

Девятого января прилетел бэтмен из Института. И принёс плохие новости. Оказывается, в Директории произошёл переворот, Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц куда-то пропал, а к власти пришёл какой-то зловещий, зловонный бурбулис. Каковой начал своё правление с того, что убил директора ИТИ, цилиня Нефритовое Сокровище, а потом ещё и надругался над трупом. Теперь Институт временно возглавлял Фингал Когтевран, бывший замначальника биореакторной. Он-то письмо и отправил — потому как разобрал документы в директорском кабинете и обнаружил сведения об экспедиции. В том же письме сообщалось, что бурбулис по неизвестной причине настаивал на том, чтобы Институт возглавил доктор Коллоди. В связи с чем сыч вежливо, но недвусмысленно порекомендовал доктору не возвращаться до прояснения ситуации. Рекомендация была подкреплена мешочком с золотом.

То, что в Директории творится какая-то непонятная поебень, было и без того ясно. Даже в селе Передреево, где экспедиция закупалась продуктами, ходили будоражащие слухи — будто бы в Городе жизнь стала совсем как в Бобруйске: электорат там теперь привечают, содержат в тепле, кормят до отвала и поят медвяным сытом. А работать заставляют не более восьми часов в день. Естественно, существа поумнее в этакую благодать не верили. Зато настоящие дураки велись за милую душу. Многие даже бежали от хозяев. В результате на местном невольничьем рынке цены подскочили втрое… Но что всё настолько плохо — этого ни доктор, ни кролик не ожидали. Роджер был до того подавлен, что, придя к доктору с новостями, не мог даже ругаться. Впрочем, часа через полтора он немного оклемался: назвал пупицу-секретаршу{456} пермангоёбой ссыкопотену́зой и тупи́здой крестья́пердью, а под вечер даже нашёл в себе силы на истерику.

На следующий день он более-менее пришёл в себя. Изрыгая потоки брани, он принял несколько важных и своевременных решений. А именно:

— раскоп законсервировать;

— рабочих продать (в том же Передреево);

— там же продать и потаскунчиков;

— коней оставить, но урезать им корма́, в связи с малой занятостью;

— наёмному персоналу урезать жалованье в связи с уменьшением рабочей нагрузки и сложным финансовым положением экспедиции;

— всем грамотным заняться инвентаризацией находок и писанием отчётов;

— доктору Коллоди, чьи изыскания имеют стратегически важное значение — продолжать таковые, пока мешочек с золотом не кончится.

Оформив всё это в виде приказов по экспедиции, кролик предался вольному искусству — а именно, написанию давно задуманного труда «Методические рекомендации по полевой консервации археологических находок».

Увы, даже творчество — это последнее прибежище ипохондриков — помогало плохо. Мог бы помочь алкоголь, но кролику он был противопоказан.

Какое-то время он держался. Но вчера утром зарядил дождь. Всё раскисло, кролик тоже. Он сидел у себя в домике с соляной грелкой под попой и уныньем на морде лица.

Вот тут-то и подвалил осёл с картишками. И предложил кролику перекинуться в покер. Само собой, кролик спервоначала обозвал его ректоана́льным проебипсо́том и проктоло́жным андроидом, а потом послал его через три винды́нелицензионные по-под линуху желдопропу́пую в самую что ни на есть ещёбу ежо́пить сублимо́рдышей. Но после всё-таки сменил гнев на милость и согласился на «просто посидеть, так, на пару сольдо».

Доктор Коллоди появился уже под вечер, когда кролик успел просадить около сотни золотых. Он прогнал осла под предлогом приватного разговора, после чего попытался вразумить Веслоу. Тщетно: Роджер горел желанием отыграться. Оставалось только одно — присоединиться к игре, чтобы хоть как-то контролировать происходящее и не дать кролику проиграть нахрен всё имущество. То есть это доктор Коллоди сам так объяснил себе, зачем он сел за карты. На самом же деле он тоже впал в уныние, от которого хотелось ну хоть чем-то отвлечься.

Тем временем закончился новый раунд торговли. В банке образовалось пять сотен. Было понятно, что шутки кончились, игра идёт совсем всерьёз.

Первым вскрылся доктор. У него был фулл-хаус на восьмёрках и двух тузах. Он уже ухмылялся в усы, когда кролик со словами «а вот позвольте-ка вам объебосиков в напёздок присуёбить» выложил трёх королей и две шестёрки.

Осёл гаденько ухмылялся. У него, видимо, был стрит-флеш.

— Вскрываться погоди, — внезапно сказал кролик. Встал, открыл окно и заорал во всю глотку. — Эй, ты, мытища бирюлёвая! Ебцуй сюда, выхина жулебина!

Через минуту прибежала пупица Жанна Григорьевна. Она почему-то всегда понимала, когда кролик зовёт именно её — какими бы странными словами он при этом не пользовался.

— Садись, пиши, капотня диоксидная, — деловито распорядился Роджер. — Приказ начальника экспедиции номер… потом сама поставишь. О запрещении на территории лагеря азартных игр и ответственности за случаи нарушения. Вводную сама напишешь, беспезда зачемжева́тая… Далее: пункт первый. Азартные игры на территории лагеря категорически воспрещаются{457}. Пункт второй. Нарушение пункта первого карается… Подпункт один. Для обладающих правами человека штрафом, размер которого определяется начальником экспедиции. Подпункт два. Для обладающих правами недочеловека — конфискация личного имущества и порка, проведение по усмотрению начальника службы безопасности. Подпункт три. Для всех прочих — конфискация, порка и продажа на невольничьем рынке. Приказ вступает в силу с момента подписания. Число, время. Дай сюда, подпишу. Иди огласи по лагерю. Безопасникам инструкции сама дашь. И если какая-нибудь пиздявка зловонноо́хчая забалаба́нит чего — сразу к безопасникам. Поняла, чашушу́ля фаршлы́чная?

Во время диктовки лицо осла, от природы длинное, вытягивалось всё больше и больше. Когда же дело дошло до фаршлычной чашушули, он со вздохом отодвинул от себя чурбачки, бросил карты и обиженно бубукнул:

— Так нечестно.

— А ты играешь честно? — спросил Веслоу без ругани и визга, глядя прямо в бесстыжие ослиные глаза.

Осёл взгляда не отвёл.

— Честно, — сказал он. — Просто я выигрываю.

— Как? — тем же тоном поинтересовался кролик.

— Не знаю, — сказал осёл, лупая зенками.

— Хорошо, ставлю вопрос иначе. Почему? Почему ты выигрываешь, тритон педальный{458}?

Взгляд осла стал более осмысленным.

— Я деньги отдам, — печально сказал он. — А насчёт той истории… всё равно не поверите.

— Рассказывай, говнохвост педрищему́рлый, — потребовал кролик.

— В позапрошлом году случилось, — начал осёл. — Был я тогда простым электоратом. Продали меня, молоденького, в сельцо под Евском, в одно хозяйствишко…

Дальше осёл попытался свернуть рассказ на то, как ему тяжело работалось, пока кролик на него не наорал{459}. Тогда он, вздохнув, перешёл к основной части.

Всё началось с того, что хозяин продал его какому-то шушпанчику. Тот осла загонял по бытовухе, но это было ещё не самое скверное. У шушпанчика имелся приятель-вербляд, с которым он по вечерам резался в сику на деньги. Однажды шушпанчик позвал за стол осла. Денег у того не было, но вербляд предложил сыграть на жопу. Осёл проигрался и был верблядом жостко выебан. Шушпанчик, для которого ослиная дырка была велика, на это смотрел с удовольствием. На следующий день он над ослом вдоволь поглумился и наизмывался. С тех пор это стало повторяться регулярно: вербляд был отличным игроком, а осёл — нет. Ослу всё это очень не нравилось. Вербляд трахал больно, терпеть глумление шушпанчика было обидно, отказаться играть — невозможно.

Однажды шушпанчик отправил осла в Евск с каким-то негабаритным грузом, который осёл тащил едва-едва. По дороге ему встретилась маленькая белая кошечка с крылышками. Которая сказала, что у неё устали ножки, а ей нужно в Евск. Кошечка была ну до того милая, что осёл — и так шатавшийся под тяжестью груза — разрешил влезть к нему на загривок. И до Евска довёз. И был за это вознаграждён, причём не единожды. Сначала кошечка предложила ему минет — и исполнила прям как по нотам. Потом поговорила с ним душевно. И наконец, спросила, есть ли у него какая печаль, которая его гнетёт. Осёл и рассказал про карты с шушпанчиком и свою анальную обиду. Кошечка ослу посочувствовала. И посулила, что у него всё наладится, причём по обеим линиям: и картёжной, и интимной.

Так и вышло. На следующий день осёл у шушпанчика выиграл — сам не понимая как. Вербляд и шупшанчик прихуели, сыграли ещё — с тем же результатом. Ну просто ослу шла карта: шла и шла. Впервые за много дней вербляд ушёл несолоно хлебавши.

С тех самых пор ослу в картишки и попёрло. В результате он сумел насобирать денег достаточно, чтобы купить у шушпанчика бумажку о постоянном представительстве без указания срока полномочий{460}. Что и позволило ослу свалить в Директорию и получить официальный статус небыдла. И зажить вольно.

Однако возникли новые проблемы. Во-первых, осёл ничего не умел, кроме как играть. За это его подозревали в шулерстве и регулярно били. Во-вторых — и это было гораздо хуже — с той самой поры у него не было не только анального секса, но и вообще никакого. Самое простое и дешёвое удовольствие стало недоступным, причём непонятно почему. Не то чтобы даже от него бегали, нет. Просто каждый раз, когда выпадал случай поебстись, что-нибудь да мешало. Однажды его увлекла распутная саранчелла, но он не смог ей впихнуть — та оказалась ну очень узенькой. В другой раз его хотела мартышка, даже завела его к себе, но перед самой поебушечкой у неё убежало с плиты молоко. А когда он попытался овладеть мелким, но любвеобильным рыльцевпуху́ем, у того внезапно случилась диарея. В общем, личная жизнь осла пошла лесом. Приходилось удовлетворяться об забор, что было грустно и унизительно. С горюшка осёл однажды даже отправился на Пляс Пигаль, так у него в дороге спиздили кошелёк. Так что и в экспедицию-то осёл попёрся с надеждой на сдобных деревенских самочек и скучающих пупиц из обслуги. Но и здесь у него всё как-то не заладилось.

— Неудивительно, — сказал Коллоди. — Не везёт в картах — везёт в любви, и наоборот. Это ещё древние замечали. А поскольку в карты тебе везёт абсолютно… ну ты понял.

— И что же делать? — у осла морда стала совсем унылая. — Хочется же!

— Не играй недельки две, — посоветовал доктор. — Может, Жанна Григорьевна снизойдёт.

— Да я к ней уже подваливал… — начал было осёл. Потом задумчиво пошевелил ушами и сказал,

— А хотя попробую. Играть-то теперь всё равно вроде как нельзя…

— Не вроде как нельзя, гзузу́рло попёрдое, — строго сказал кролик, — а просто нельзя. Тебе, заквохрипо́н ёрный, особенно. Поймаю — сам лично тебе дрипо́щер отчекрыжу и в педры́щер забью. Понял меня, воркогня́пень мудохлопа́тый?

— Как не понять, — тяжело вздохнул серожопый. — Ну я пойду тогда?

— Иди уже, кошма́рда гнеды́рчатая, — снисходительно разрешил кролик. — Колоду твою я временно конфискую. Во избежание соблазнов. И не вздумай супыриться, урю́па срамноелды́жий. Или я тебя, голубчик, изгоню в южное бутово, где ебут обутого. Без выходного пособия. И без справки о правах. Смекаешь?

Осёл с тоской посмотрел на карты и ушёл, понурившись.

— Вот же пищекво́х лимпомпо́нчатый! — покачал головой кролик. — Застремудо́хался я с ними. Этот ещё ладно, обычный дрищезо́б. А что бля, остальные лучше? Тут кроме нас с тобой — пиздышачье племя, поеботики целлюлявые. Звохчемы́дра на пи́пези сидит, пиздявкой погоняет. Заебало меня, короче, всё… Кстати. А что, насчёт карт и любви — правда что ли?

— Ну да, в какой-то мере. Это свойство тентуры, — Карло Коллоди привычно намотал на палец висучий правый ус, почесал под губой.

Роджер Веслоу посмотрел на доктора с интересом.

— Ну а кошечка с крылышками — это кто, по-твоему?

— Кто-то из Древних, — пробормотал Коллоди. — Кто именно — не знаю.

Кролик посмотрел на коллегу с ещё бо́льшим интересом.

— А знаешь что? — вдруг сказал он. — Скукотногни́дно мне как-то. Давай ещё сыграем.

— А как же запрещение азартных игр? — прищурился Коллоди.

— Азартные игры — это на деньги. А мы не на деньги. Давай так: кто проигрывает — тому задают вопрос, он честно отвечает. Только честно, иначе смысла нет, — кролик тоже прищурился.

Доктор немного подумал.

— Да ладно, — сказал он. — Ты же у меня что-то узнать хочешь. Спрашивай. Если смогу — отвечу.

— У вас там секреты всякие, — сказал кролик, сомневаючись. — Я же понимаю, ты сам из этих… как их… симлах чего-то там…

— Не из этих, — доктор покачал головой. — Из других. У нас всё сложно, — грустно усмехнулся он.

— Сложно — это как? — кролик подался вперёд.

— А, старая история, — махнул рукой доктор. — Чего уж теперь-то… Я давно не при делах, если что. И если честно — не хочется мне всё это ворошить.

Кролик наклонил голову.

— Один вопрос. Только один вопрос, пожалуйста, — попросил он очень вежливо.

— Давай, чего уж, — Коллоди взялся за левый ус.

— Доктор, ты что-то знаешь об этом мире, чего не знаю я, — начал Веслоу непривычно торжественным тоном. — Я спросить хочу. Простому кролику ответь, доктор. Ну почему у нас всё вот так? Ты мне скажи. Почему у нас всё вот так вот, а?

— Вообще-то, — сказал доктор, подумав, — я сто лет на такие темы ни с кем не говорил{461}.

Кролик поступил удивительным совершенно образом: промолчал.

— А, ладно, — доктор Коллоди вздохнул. — Мне тоже всё остоебенило… А, чего уж теперь-то. Расскажу что знаю. Только холодно у тебя тут. Надо бы согреться.

— Без меня, пожалуйста, — сразу отказался Веслоу. — Мне потом с себя противно{462}.

— Да я не про спиртное. Чайку найдётся{463}?

— У меня кипрейный, — предупредил кролик.

— Сойдёт. Главное, чтоб горячий был.

— Это пожалуйста… Эй! Наглазадра жеребёдрая! Сюда бегом чеши, обонья́бонь гольянови́дная! — заорал Веслоу в окно, призывая пупицу.

Через пятнадцать минут на столе стоял хаттифнатский лужёный самовар, издавал затейливое «фну-фну-фну» и побулькивал. Кролик возился с заварочным чайником, доливая в него кипятку из крантика.

— Ну вроде как пырдыбылды́р, — наконец, вынес он вердикт, втянув носом кипрейный аромат. — То есть пылдыбылдыр, — поправился он. — То есть я хотел сказать пырдырдырдыр, бля! Скворчня́ обоссано́ванная! Ебисток писельный у меня на языке поселился! Даздраперма проглотная меня накрыла, как мудака… извини за такое слово.

Карло Коллоди посмотрел на кролика с сочувствием. Иногда в этом необузданном сквернослове и истерике проскваживало что-то от нежного, интеллигентного существа, каковым Роджер был когда-то.

— То есть готово, — наконец, заключил Веслоу. — Ну так чего?

— Того, — Коллоди придвинул к себе чашку, отхлебнул. — Давай-ка с начала. Ты хочешь спросить — почему у нас всё хуже, чем могло быть? Именно это тебя волнует?

— Ну как бы да… — кролик не нашёл подходящих слов.

— Хорошо. Какие-то основные вещи ты знаешь? Ну, про устройство всего?

Какие-то, может, и знаю, — кролик подчеркнул голосом «какие-то». — Ну вот например знаю, что нами правят какие-тосракопёздрые товарищи. То есть братья. Которые всем распоряжаются, хотя вообще-то их никто об этом не просил. Я так понимаю, их немного. Но все их боятся и слушаются. Хотя нам от этих пиздострахучих басурмазышей никакой пользы, только вред один. Думаю, что и Пендельшванца они убрали. И Семнадцать Дюймов убили.

— С них станется, — задумчиво протянул Коллоди.

— А с какого, извините, фаллоса они такое творят? — вскричал кролик. — И какого пениса мы это всё терпим? Что, всем так нравится, что какая-то протырчатая пи́пезь жарит нас без смазки и жрёт без соли?

Доктор Коллоди невесело усмехнулся.

— А давай глубже посмотрим, в самый корень проблемы, — предложил он. — Как устроена жизнь на Земле? Жизнь нуждается в энергии. Так она есть. Энергия Солнца бесплатна и её много. Однако же при этом все жрут друг друга. В том числе и тех существ, которые эту энергию бесплатно получают. Все друг друга жрут и сами погибают в мучениях, конкурируя из-за бесплатного ресурса. Тебе это не кажется странным?

— Да тут как бы всё понятно, — хмыкнул кролик. — Если друг друга не жрать, существа будут размножаться неограниченно. В геометрической, ебтыть, прогрессии. В конце концов для них места не хватит. Или воздуха. Ну в общем, чего-нибудь всё равно не хватит.

— А почему они размножаются в геометрической прогрессии? — поднял бровь доктор. — Не потому ли, что умирают? И не только своей смертью, но их ещё и кушают другие существа? А если бы они были бессмертны? И являлись бы сбалансированными экосистемами?

— Тогда бы эволюции не было, — уверенно сказал кролик.

— Вот именно. Поэтому в определённый момент к планете подключается тентура. То есть машина времени. Она же — Рок, Судьба, Ананке и вот это вот всё. К Земле тентуру подключили в конце докембрия. Это где-то шестьсот двадцать миллионов лет назад было. Если не ошибаюсь.

— Слыхал я про тентуру, — с сомнением сказал Веслоу. — Думал, какая-то параша… в смысле, непроверенная информация.

— Ещё какая проверенная… Так вот, сама тентура находится в далёком будущем. В очень далёком. На нас она воздействует примерно как удочка на рыбу. Или как сеть. В общем, она улавливает живые существа и тащит их к смерти. Что и приводит к необходимости размножения, а потом и взаимопожирания, а потом и защиты от него. Всё это вместе создаёт реальность.

— Педагоги́дра вареню́хая, — пробормотал кролик. — Что-то тут не сходится… А, вот же! А зачем всё это нужно? И кто всё это делает? Кто подключает эту фуфлядь куёлдую, тентуру эту самую?

— Организационно этими вопросами занимаются высшие силы. А технически тентуру создают и подключают специально обученные существа, — с крайней неохотой пояснил доктор. — Нужно это для ускорения планетарной эволюции и появления разума. Видишь ли, разум нужен, когда вокруг всё очень плохо. А когда вокруг благодать, он или не появляется совсем, или он такой… расслабленный достаточно. Что означает — слабый. То есть других вариантов, кроме использования тентуры, нет. Вот только не спрашивай, зачем нужен разум. Высшие силы имеют на него какие-то планы.

— А зачем его с нуля развивать? — не отставал кролик. — Можно ж было сделать стандартных существ. И ими все планеты засеять. Если уж эти высшие силы по космосу как по паркету ходят, я правильно понимаю?

— Правильно понимаешь. Для них пространство — это так, мелкая неприятность. И время, в общем, тоже. А насчёт твоего вопроса… Нам это так объясняли. Дескать, разум — штука сложная. И в развитии своём непредсказуемая. У него могут быть дефекты. Не поймёт чего-нибудь. Или поймёт не так. Или в расслабленность впадёт.

— Или забалует, — пробормотал кролик. — И не захочет слушаться старших.

— Ну или так, — подтвердил доктор. — В общем, старшие сошлись на том, что надо поддерживать максимальное разнообразие. И предпочитать природную жизнь искусственной. Вроде как она более живуча. Хотя не буду врать: точно не знаю. Это всё из третьих рук информация. Если только у них вообще руки есть, — задумчиво добавил он.

— У кого? — не понял Роджер.

— У этих, с Луны, — доктор допил чашку и потянулся к самовару. — гав'виалей.

Кролик недоумённо повёл ухом.

— Слово на людском, — пояснил доктор. — Это язык, на котором они говорили с людьми. Пока люди ещё были.

— Это что-то значит — гав'виали? — залюбопытничал кролик.

— Что-то вроде титула{464}. Как бы тебе объяснить? «Гав»' — это префикс, указывающий на главенство. Совсем буквально — «толкающий кого-то вперёд». А также «втягивающий». Они так власть понимают… А «виаль» — это… как бы… достаточно развитая жизнь, скажем так. Ну то есть не одноклеточные, а животные… Хотя значение шире… Вот, скажем, виала — это отдельное существо, которым можно управлять, обычно самка… Братья переводили слово гав'виали как «прогрессоры». Или как «причины-над-жизнью». А техники — как «регулировщики». Хотя чаще говорили «корректоры». Ну это мы с Братством из разных углов смотрели, конечно… Хотя это я поторопился. В общем, тентуру отключают после появления разума. То есть существа достаточно разумные становятся свободными. И могут быть сами себе господами. Раньше думали, что без этого разум развиваться не сможет. Ну примерно как нельзя научиться ходить, если тебя таскают на руках.

— Свободными — это как? — уточнил Веслоу, присёрбывая чай из кружки.

— Об этом рассказывают разное. Одни говорят, что свобода — это управление своими желаниями. Типа ты сам решаешь, чего тебе хотеть. Другие — что это распоряжение своей судьбой. Ещё там есть всякие версии. Вплоть до того, что существо без тентуры как бы существует в своём собственном времени… Вот только к нам всё это отношения не имеет. Нам-то тентуру не отключили.

— Почему? — кролик навострил уши.

— Я к тому и веду. Однажды в Галактике наметилось отставание от общего графика развития. И тогда появилась группа существ, которые предложили свой вариант. Когда тентура при появлении разумных существ не отключается. При этом они остаются разумными… до какой-то степени. Ну, то есть, в основном. Хотя это вроде как против правил. Потому что любое разумное существо имеет право на жизнь, свободу и стремление к счастью. А тентура его всего этого лишает.

— Что значит лишает? — не понял кролик.

— То и значит. Ну смотри сам. Живём мы мало. Ну, кто-то совсем мало, кто-то побольше. Чтоб хотя бы какую-то тысячу лет прожить — это уже ни у кого не получается. А ведь время, в общем-то, смешное. Можно сказать, ничего увидеть не успеваем.

Кролик сделал грустную мордочку, свесил ушки.

— Насчёт свободы я даже и говорить-то не буду. Уж какая тут свобода, тут до старости б дожить. Ну а про стремление к счастью… Ты мне скажи, археолог: у тебя счастье есть?

Лицо кролика ответило молча.

— Ну и вот, — заключил доктор Коллоди. — Но эти товарищи как-то убедили всех, что при таком варианте развитие разума пойдёт очень быстро. Нарисовали картинку, произвели впечатление. В общем, им дали Землю. Где они создали несколько цивилизаций. Которые очень быстро развивались, вот только потом гибли. Ну то есть самоубивались. Войну там устраивали или ещё чего… А на самом деле — потому что разумным существам такая жизнь хуже смерти. Хотя какая это жизнь? Нельзя это жизнью назвать. В общем, все умерли. Что трилобиты, что динозавры, что эти, как их… пупырчатые такие… не помню уже… А, неважно. В общем, ни с кем не фартануло. По идее, за такие проёбы гав'виали пешэт мана' лула, но им как-то удавалось отпиздеться.

— Жаль, — искренне сказал кролик.

— Ну как сказать… В конце концов гав'виали решили, что работу тентуры следует корректировать на местах. Чтобы избегать вариантов развития событий, которые ведут к пиздецу.

— И что? — спросил Роджер, доставая моркву. — Получилось?

— Не очень-то, — признал доктор. — Хотя сначала вроде всё нормально шло. Я имею в виду, с людьми. Их особенно плотно держали. Для начала — послали к ним особых существ, которые им дали всякие первичные технологии. Земледелие там, строительство, ну вот это всё. Этим занимались так называемые Древние. Потом создали две организации. В основном из людей, хотя вообще-то там всякие работали. Одна служба изучала и отбирала варианты будущего. А другая реализовывала. Такая система сдержек и противовесов… Эх, сладенького бы. А то пустой чай дуем.

— У меня только морква, — сказал кролик. — А почему две?

— Ну почему в любом домене всегда несколько спецслужб? — ответил доктор. — Это-то понятно?

— Если будет одна, она сама захватит власть, — сказал Роджер уверенно. — Или будут обманывать начальство.

— Ну вот ты сам и ответил. Только гав'виали сделали ещё хитрее. Они научили каждую организацию думать, что она несёт добро, а вторая — что-то вроде необходимого зла. И что когда-нибудь в этом зле отпадёт необходимость.

— Это как же? — кролик с шумом втянул в себя остатки чая.

— А вот так. Нам… то есть «Фаусту»{465}… то есть Вечности… ну в общем нам задачу ставили так. Наша задача — ограждать цивилизацию от бед, несчастий и кризисов. Находить и отсекать самые плохие варианты развития. Не давать низринуться во ад. Стоять над пропастью во ржи. И в общем-то, это было даже правдой. Мы действительно занимались именно этим. Нам была дана власть ходить по ветвям тентуры и выбирать варианты будущего. Потом мы передавали информацию братьям, — тут доктор непроизвольно сморщил нос и показал клыки, — а они наши планы реализовывали.

— Гм, не понял что-то, — признался кролик. — А как это выглядело практически? Ну на примере каком-нибудь?

— На примере, на примере… — забормотал доктор Коллоди. — Ну примерно так. Есть такие устройства, называются они гав'ваввы. Раньше их на горах ставили, потом искусственные горы делали{466}. А потом переместили под землю, когда люди стали на горы лазить. Смысл в том, что туда стекалась информация. В основном по людям и по важным для людей существам. Про их поступки, особенно плохие. В смысле — не соответствующие генеральной линии. И когда информационный фон становился нехорошим, дежурный по гав'вавве вызывал техников. Они проверяли информацию и смотрели вероятные пути развития событий. У нас была способность попадать в ближайшее возможное будущее. Ну и, осмотревшись, выбирали какой-то вариант. Наименее опасный для человечества в целом. А дальше передавали информацию братьям. Они там уже своими методами работали. Предотвращали, значит.

— Это как? — Роджер вспомнил про чай, отхлебнул, фыркнул.

— Ну а как весь двадцатый век без ядерной войны прошёл, например? Братья свои возможности использовали. Они ж к людям глубоко внедрились. Могли всякие штуки мутить на высшем уровне.

— Братья — это вторая организация? — догадался кролик.

— Она самая. Ха' брат Церех Аур Бохер. А также Великий Орден, Общество Социальной Гармонии, фабианцы, Интернационал… у неё много названий. Но чаще всего их называют Братством. И у них свой взгляд. Согласно которому, мы — не то чтобы им в помощь, а гиря на шее. И препятствие на пути прогресса. Ну вот они нас в конце концов и… — он поперхнулся: чай попал не в то горло.

Зайцу пришлось стучать доктору по спине.

— Уфф, — сказал он, вытирая слёзы. — Похоже, тентура напрягается. Не любит она таких разговоров. Знаешь что? Давай перерывчик сделаем в нашем разговоре. А то как бы нам его тентура не организовала.

— Нет, — кролик блеснул глазёнками. — Хочу всё знать. Всё и сразу. Ну вот к примеру: если всё работало именно так, почему же люди-то погибли?

— Самовар-то на пол поставь, — посоветовал доктор. — А лучше вылей совсем. Не то ещё тентуравзбрыкнёт, самовар упадёт, кипяток прольётся. На тебя или на меня.

— Ну как скажешь, — Веслоу осторожно взял самовар за эмалированные ручки.

В этот момент хлопнула дверь и в домик ворвался кугуар-безопасник. Морда у него была растерянная и виноватая.

— Кони убежали, — сообщил он, даже не поздоровавшись.

— Какие кони? Куда убежали? — не понял доктор.

— Наши кони убежали. В Директорию, наверное, — предположил безопасник. — Туда сейчас весь электорат бежит.

— Ах ты ж ёбаный ты нахуй, — растерянно сказал кролик и уронил самовар с кипятком себе на ноги{467}.

Загрузка...