Звук, который ты захочешь услышать

Глава 17

— Рассказывайте уже, — с нетерпением перебила Синицына Полина. — Что Вы узнали?

— Сейчас, минуточку, у меня здесь всё как есть, в блокнотике, — Сидор не спеша листал страницы, несколько раз возвращаясь назад. — Ага, вот она, нашёл. Вам, Полина Михайловна, как рассказывать: сразу ответ на главный вопрос или же сначала подробности?

— Ну Сидор Иванович, хватит уже, — застонала Полина. — Не томите.

— Ладно, не буду томить, — улыбнулся он. — Светлана Павловна Дробот, одна тысяча восемьсот девяносто седьмого года, уроженка города Екатеринодар, вдова, — тут Синицын немного повысил голос и, не отрывая глаз от блокнота, остановил готовую сорваться Полину взмахом поднятого вверх пальца, — ничего плохого Вашему батеньке, Михаила Анатольевичу Воробьеву, не желала и не желает. Имеет намерение сочетаться браком и вести совместное хозяйство. — он опять посмотрел на следующей странице и добавил: — Ага, вот еще, чтобы не забыть. К дочерям, то есть, к Вам, Полина Михайловна и Вашей сестре, Анне Михайловне, относится хорошо. Это вот и есть вкратце ответ на главный вопрос.

— А что за подробности? — спросила заметно успокоившаяся Полина.

— А подробности после еды, — сказал не терпящим возражений голосом Иохель. — Я есть хочу, да и кто-то грозился съесть слона, насколько мне помнится. А суп — стынет.

— Не понимаете Вы, Иохель Моисеевич, всей страшной силы женского любопытства, — ответила Полина, откусывая хлеб. — Кстати, Сидор Иванович, дорогой, а как Вам удается постоянно покупать в булочной свежий хлеб? Я несколько раз заходила, но такого хлеба не видела.

— Не так заходили, значит, — с гордостью ответил Сидор. — Если к людям с хорошим словом, то и они тебе помогут. А если так просто, забежал, носом покрутил, то и получишь то, что и все.

— Но Вы рассказывайте, мне же интересно, — попросила Полина с набитым ртом. — Вы мне не мешаете.

— Ну что же, рассказываю, — Синицын опять достал свою записную книжку. — Про работу она ничего не говорила, потому что работает в НКВД. Нет, не следователем, — успокоил он встрепенувшегося Иохеля. — Простой машинисткой. Но переживала она совсем не потому, что вы могли узнать ее место работы, ничего такого в этом нет, там этих машинисток целая толпа. Тут интересное место, сейчас найду, минуточку, — он опять начал искать в своих записях. — Ага, оказывается, все переживания и тайны — это из-за ее покойного мужа…

— Позвольте, но она же сказала, что муж погиб перед войной еще, в сороковом году, — не выдержала Полина. — Что там за секреты такие?

— Так всего восемь лет прошло, секретики свежие, совсем не протухли, — рассудительно заметил Синицын. — Тем более, такие. Эти тайны, — помахал он блокнотиком, — и через сто лет интересными будут.

— Ты, Сидор, лучше быстрее говори, а то Полина Михайловна так и останется голодной, — с улыбкой сказал Иохель, складывая грязную посуду в раковину. Ему вся эта история со знакомой Полининого отца казалась уже прошедшим временем. Успокоилась Полина — хорошо, отец ее найдет счастье — еще лучше. Поэтому то, что таким же спокойным, как и перед этим, голосом, сообщил Синицын, стало для него полной неожиданностью.

— Так и говорю. Муж покойный Светланы Павловны перед войной работал на одного большого начальника. Не сам работал, с товарищами. И они спрятали клад.

— Чего? — Полина замерла, не донеся ложку с супом до рта. — Какой клад?

— Так кто ж знает, какой. Перечня покойник не оставил. Где лежит, сказал, а что там, промолчал. — Синицын полистал блокнотик. — Главный у них был какой-то Щербатов… Или не Щербатов? Как-то я записал впопыхах не совсем понятно.

— Щербаков, — тихо сказал Иохель, замирая внутри от внезапной догадки. Историю с кладом он уже слышал и что-то ему подсказывало, что теперь благополучно забыть ее на почти семь лет не получится*.

— Точно, Щербаков, — подтвердил Сидор, быстро посмотрев на Иохеля. — Вот они на полуторке и ездили этот клад прятать. Неделю катались, а потом супруг Светланы Павловны поехал на рыбалку и утонул, а Щербакова этого в тюрьму посадили.

— Клад, — мечтательным голосом сказала Полина. — Я думала, что это только в книжках про пиратов, а он вот, рядом…

— У тебя там и координаты записаны, наверное? — чрезмерно спокойным голосом поинтересовался Иохель.

— Да, вот, — показал запись Сидор. — Только Павловна эта говорит, что чепуха получается, на карте там в этом месте озеро…

— Дай сюда, — Иохель резко выхватил из руки Синицына записную книжку, дрожащей рукой вырвал с мясом страницу, быстро подошел к примусу, взял спички, со второй попытки зажег бумажку, подождал, пока она догорит и выбросил догорающий листочек в раковину. — Вот так, наверное, лучше будет, — сказал он, тяжело вздохнув.

— И правильно, — одобряюще сказал Сидор. — Это мне, дураку старому, с самого начала надо было сделать, а не сказки тут рассказывать.

— А Светлана Павловна? — вспомнил Иохель.

— Не, — махнул рукой Сидор, — она про эту ерунду давно забыла.

— Не поняла, — недоумевающе спросила Полина, — а почему она так про это переживает, если никто про это не знал?

— А, это, тут совсем ерунда, она просто боится, что будет замуж выходить, а на службе узнают про мужа. А она со своей подругой документики немного исправила, — снисходительно объяснил Сидор. — Но как она сама сказала, проверять будут не ее, а мужа будущего, да и то, по верхам. Она ж никаких секретов не знает. Так, по-бабьи переживает немного.

* * *

— Хорошо, хоть после дождя прохладнее стало, — облегченно сказал Иохель, выключая свет. — Дышать есть чем. Завтра пойдем куда-нибудь? У тебя выходной всё-таки.

— Слушай, давай к папе съездим, — предложила Полина. — Мне теперь даже неудобно, что я подозревала эту Светлану, глупо получилось. И Сидора не поблагодарила толком, а он целый день потратил. Ёша, ты меня поцелуй, мне легче станет. Нет, ну так бабушку целуют, причем, нелюбимую. Попробуй еще раз, как следует…

— А мы твоему папе не помешаем, если без предупреждения заявимся? — спросил Иохель, отдышавшись после многократных попыток правильно поцеловать Полину.

— Пфф, — фыркнула она, — когда это такое бывало, чтобы мой папочка был не рад любимой доченьке? Поедем, повезем им вкусностей всяких, вина, а мне на душе легче станет. И тебе тоже. Кстати, Гляуберзонас, ты, наверное, думаешь, я уже забыла, что ты меня правильно так и не поцеловал еще?

* * *

В электричку на Киевском вокзале они запрыгнули почти на ходу. Полина прошла вперед, к свободному месту, а Иохель, шедший за ней, не удержался, когда вагон тряхнуло, взмахнул рукой и выбил из рук сидящего у прохода пассажира папку. На пол посыпались листы бумаги, вперемешку рукописные и машинописные. Это он заметил, помогая собирать содержимое папки высокому седому мужчине лет шестидесяти, с красивым, хоть и немного резковатым лицом.

— Извините, пожалуйста, — сказал ему Иохель. — Неловко как-то получилось.

— Ничего страшного, — ответил тот чуть глуховатым голосом, протягивая руку.

Иохель отдал последний из упавших листов, невольно задержав взгляд на первой строчке. Оказалось, что это стихотворение, записанное красивым размашистым почерком.

— Извините еще раз, — виновато сказал он хозяину рукописи. — Я понимаю, что поступаю невежливо, но я уже прочитал первую строчку. Можно… я дочитаю до конца?

— Да, конечно, — подумав секунду, кивнул мужчина и отпустил свой край листочка

Иохель стоял и, не замечая, как Полина толкнула его в бок локтем, перечитывал в качающемся вагоне электрички: «Мело, мело по всей земле»**.

— Очень… да слов нет… шедевр просто, — пробормотал он. — Послушайте, я ведь даже не представился. Иохель Моисеевич. Моя спутница, Полина, — Иохель вспомнил, что едет не один.

— Борис Леонидович, — спокойно, никак не проявляя заинтересованности, представился пассажир, успевший сесть и сложить свои бумаги в папку.

— Вы позволите? — Иохель наклонил листок со стихотворением в сторону Полины.

Борис Леонидович равнодушно кивнул.

Полина перечитала стихотворение несколько раз, время от времени смешно шевеля губами, после чего вернула владельцу, который спокойно спрятал стихи в папку и утратил интерес к происходящему.

— Ты хоть знаешь, кто это был? — зашептала Полина, едва Борис Леонидович вышел из вагона на платформе Переделкино.

— Знаю, — спокойно ответил Иохель. — Пастернак. У меня была книга его стихов, там был портрет.

— И ты… так спокойно? — удивленно спросила Полина.

— А что, надо было броситься ему на шею и заплясать от радости? — погасил её пыл Иохель. — Ты же видела: едет человек на дачу, отдыхать. Мы и так его потревожили. А стихотворение очень хорошее. Ты стихотворение запомнила?

— Только начало, две строфы, — подумав, сказала Полина.

— Записывай, я конец запишу, потом соединим.

* * *

В понедельник встреча с Лысенко, до этого только мелькавшим на горизонте, как мираж, прошла буднично и даже немного скучно. Иохель поднялся в кабинет Презента сразу же после того, как Синицын отодвинул штору и приглашающе махнул рукой.

Секретаря в приемной Исая Израилевича не было, наверное, декан отправил ее куда-нибудь надолго, чтобы не мешала. Телефонная трубка лежала рядом с аппаратом, тихо попискивая короткими гудками.

Лысенко и Презент сидели рядом на стульях, уставившись прямо перед собой.

— Силен, Сидор. Молодец. Не трудно двоих держать было? — участливо спросил Иохель, пододвигая стул поближе к академикам. Сидя рядом друг с другом, они являли собой удивительно контрастное зрелище: открытое, располагающее к себе лицо Презента, на котором будто приклеена была добродушная улыбка и суровое, простое, лишенное даже намека на положительные эмоции лицо Лысенко.

— Да какое там двоих, — пренебрежительно ответил Синицын. — Исай, он меня как увидит, сам в транс впадает, и делать ничего не надо. А этот академик, — улыбнулся он чему-то, — не особо и сопротивлялся. Нет, Моисеич, ты подумай, вот года два назад сказал бы кто, что целых два академика меня слушать во всем будут, ни за что не поверил бы, — сдвинув свою соломенную шляпу на нос, Сидор почесал затылок.

— Не расслабляйся, еще не закончили ничего, — строгим голосом прервал его Иохель. — Сходи лучше, в приемной посмотри, чтобы не зашел кто-нибудь.

— Так кто ж зайдет? — удивился Синицын. — Я запру сейчас изнутри, да и все дела. Занимайся, тащ майор, всё спокойно.

— Ну что, Трофим Денисыч, на отдых не хочется? — участливо спросил Иохель.

— Так куда отдыхать, мне же всего пятьдесят, — спокойным ровным голосом ответил Лысенко. — Работать еще надо.

— Ну и ехал бы в Одессу, работал бы, — подсказал Иохель. — Там же тебя ждут.

— Хорошо, что ждут, — ответил Трофим Денисович. — Да кто же меня отпустит?

— Не беспокойся, товарищ академик, отпустят. С огромным удовольствием отпустят. Вот что тебе надо сделать…

* * *

Начало недели явно задалось. После удачного инструктажа Трофима Денисовича в деле с Юзиком оставалось только ждать тридцатого июля, субботы, когда с утра должна открыться сессия ВАСХНИЛ. Конечно, еще была пятница, когда Сидор обещал сделать что-то невообразимое с Исаем Презентом. Подробности своего замысла он не раскрывал, каждый раз, усмехаясь, повторял взятое неизвестно откуда «Ви будити приятно удивлины», но за это Иохель не переживал, в любом случае доклад Презента должен был закрывать сессию аж третьего августа.

Гуревич, с которым они встретились вечером в понедельник, будто копивший подходящие Иохелю случаи, отдал ему целых пять адресов с телефонами, причем два из них пришли «по следам выступлений» на Соколе.

— Эх, кабинетик бы Вам для приема, — вздохнул Михаил Осипович, — по квартирам, как почтальон, не набегаешься. Несерьезно.

— А Вы, профессор, придете меня проверять, можно ли мне работать? — засмеялся Иохель. — Никто мне ничего не разрешит, это всё только мечты.

— Конечно, мечты, — грустно ответил Гуревич. — Разве что Вы вылечите какого-нибудь большого начальника…

— …и он в благодарность посадит меня в тюрьму, — со смехом закончил Иохель. — Пусть будет как будет. Жаль, конечно, что на мне это заглохнет, но пока поработаем.

Ну, и, конечно же, костюм. Именно его ждал он больше всего. Кому, как не ему, большую часть жизни вынужденному экономить, было понятно высказывание о встрече по одежке. Одно дело, когда к вам приходит какой-то шаромыжник с заплатами на коленях, а другое — когда доктор в хорошем костюме и с солидным портфелем. Тут уже половина лечения готова.

Мысленно восхищаясь собой в новом костюме и тут же ругая себя же за то, что до сих пор не поручил Сидору найти хорошего сапожника, который пошил бы ему туфли и ботинки, Иохель вошел в столь знакомую дверь мастерских Большого театра.

Бессменная вахтерша сегодня читала книгу, на обложке которой был изображен джентльмен, держащий в руке лупу и рассматривающий след, не менее семидесятого размера, судя по масштабу. Поздоровавшись и подтвердив, что пришел именно к Воробьевой, Иохель спросил у нее:

— Извините, я вижу, Вы любите детективы читать?

— Да, знаешь, раньше как-то про любовь всё читала, а вот несколько лет уже как на детективы перешла. Как мальчишка какой-то, — смутилась она.

— А «Лунный камень» Вы читали? — с надеждой в голосе спросил Иохель.

— Уилки Коллинза? — уточнила вахтерша. — Как же, замечательная книга, такая загадка…, — мечтательно протянула она, закатив глаза.

— Не подскажете, чем там всё кончилось? К сожалению, мне знакома только первая половина книги.

— Блэк под гипнозом украл камень и отдал убийце. У меня есть эта книга, если хочешь, я передам через Полину, — предложила любительница криминальных историй.

— Под гипнозом? Очень интересно, — задумался Иохель. — Конечно, передайте. А мы ведь даже не знакомы. Позвольте представиться: Иохель Моисеевич.

— Да знаю я, как тебя зовут, — хмыкнула вахтерша. — А я — Вера Павловна. В точности как та дурочка, которой сны про швейную фабрику снились. А вот и Полиночка наша пришла. Иди уж, с ней всяко интереснее, чем со старухой про книжки древние беседовать.

* * *

Костюм превзошел все, даже самые смелые ожидания Иохеля. В нем он почувствовал себя даже немного выше ростом. Ничего не жало, не болталось, не морщилось и не оттопыривалось.

Марат Тимурович вновь заставил его вертеться, садиться, поднимать руки и приседать. Ничего не мешало, ни с застегнутыми пуговицами, ни с расстегнутыми. Портной смахнул невидимую соринку с лацкана, щелкнул ножницами у петлицы, еще раз посмотрел на свое творение и спросил, явно гордясь:

— Ну как костюмчик, Иохель Моисеевич, нравится?

— Нравится — не то слово, — улыбнулся Иохель. — Я восхищен. А что это Вы изнутри прикрепили? Прямо как панцирь какой-то. Я думал, сверху ткань, снизу подкладка, костюм готов.

— Такой костюм Вы и месяц не проносите. А потом он превратится в мешок с пуговицами. А так — это сооружение сложное. Потому и говорят у нас, «строить костюм», а не шить. А люди ведь не понимают, норовят заказать, что попроще. Такого заказчика, чтобы настоящий костюм хотел, сейчас редко встретишь, не понимают люди, что это приобретение не на год и не на два.

— Не слишком жарко будет? Сейчас, наверное, в таком запаришься, — сомневаясь, спросил Иохель, при этом невольно проверяя карманы.

— Не запаритесь. Но есть особенности, — поучительно заговорил Марат Тимурович. — Костюм носить умение надо. Два дня подряд не надевать, отдыхать ему давать, тогда он и форму сохранит, и прослужит долго.

— А что же надевать, когда костюм отдыхает? — заинтересовался Иохель.

— Как что? Другой костюм! — как ребенку, объяснил портной.

— А где же его взять?

— Так построим. Мерки есть, лекала готовы, этот быстро готов будет. Ткань я покажу сейчас. И легкий потом сделаем, как у итальянцев заведено. — Марат Тимурович даже зашевелил руками, будто уже раскладывал ткань перед раскроем.

— Подождите, сейчас мы вернемся к этому разговору, — остановил его Иохель. — Сначала надо закончить с этим костюмом. Одна деталь еще не завершена.

— Что не завершено? — встревожился Марат Тимурович.

— Не у Вас, у меня, — успокоил его Иохель, доставая из портфеля конверт. Немного подумав, он вытащил из бумажника, который торчал из заднего кармана его старых брюк еще две купюры и добавил их к лежащим в конверте. — Вот, это за костюм. Я очень доволен.

Портной взял конверт и, не глядя, сложил его пополам и сунул в карман.

— Что, даже не поинтересуетесь, сколько я заплатил? — поинтересовался Иохель. Таких расчетов он еще не встречал.

— Вы довольны, это главное, — торжественно заявил Марат Тимурович. — Значит, постараетесь сделать так, чтобы и я остался доволен. А я постараюсь, чтобы и следующая наша встреча Вас не разочаровала. Понимаете? — портной лукаво прищурился, а потом подмигнул.

— Понимаю, — кивнул Иохель, хотя ничего не понял.

— Ну, раз поняли, давайте посмотрим ткань для следующего костюма?

_____________________

* Начало этой истории с кладом можно найти в финальных главах «Осени сорок первого».

** Первый вариант стихотворения был написан в 1946 году, в 1948 его включили в сборник «Избранное».