Звук, который ты захочешь услышать

Глава 22

Иохель

— Ты из-за сегодняшнего, Сидор? — спросил Иохель, чудом удержав собравшуюся в свободное падение тарелку, которую он подавал Синицыну.

— Да ты что, Моисеич? — удивился Сидор, забирая тарелку. — Ты же по делу всё сказал, я свою ошибку осознал. Тут другое. Я это объявить уже пару дней как хотел, да всё откладывал. Держи, тащ майор, с фрикадельками супчик, старался.

— А куда же Вы, Сидор Иванович, уходите? — спросила Полина, тарелку ронять не собирающаяся.

— Так недалеко тут, в нашем подъезде, — спокойно начал объяснять Синицын, наливая суп Полине. — Вдова тут у нас одна, ну, встречались мы, она, значит, присматривалась всё ко мне, а тут решили сойтись. Ой, а батон я вытащить забыл, свежий же, только принес. Специально же покупал, вечерней выпечки. — он выложил хлеб из сумки и, перевернув его горбушкой вниз, порезал широкими, но ровными ломтями. — Вы ешьте, я потом сяду, тоже похлебаю, а то вроде и поел, а вечер беспокойный получился, опять что-то захотелось.

— Садись с нами, поешь, что за китайские церемонии? — удивился Иохель. — И рюмки неси, по сто грамм выпьем.

— По сто грамм — дело хорошее. Тебе, Моисеич, чего? Водочки? — Сидор достал рюмки с неимоверной скоростью, тут же расставил их возле каждого из сидящих.

— Можно и водочки, — согласился Иохель. — Полиночка, тебе что налить? — спросил он, пододвигая свою рюмку чуть ближе к Сидору.

— Мне? Коньяк, наверное, — неуверенно сказала Полина, но тут же остановила вставшего из-за стола Синицына: — Нет, не надо, Сидор Иванович, не буду я, нет настроения что-то. Я так посижу, на вас посмотрю.

— Ну нет, так нет, — легко согласился Синицын. — Уговаривать не буду. Твое здоровье, Моисеич! — поднял он рюмку.

— Да не спеши ты, Сидор! Что за тост такой? — возмутился Иохель. — Ты же новую жизнь начинаешь, за тебя, значит. Давай! — и они немедленно выпили*.

— А что за женщина, Сидор Иванович? — спросила Полина. — Расскажите, как вы познакомились, что она за человек? Она молодая? Одна живет? Ну что вы молчите, киваете только. Ну Сидор Иванович, как же так? Может, пригласили бы, мы поужинали вместе, познакомились? Вы же нам не чужой. Ну не мне, ладно, мы недавно знакомы, но ведь с Иохелем Вы сколько лет вместе, а тут сразу — ухожу, всем до свидания, ладно, на прощание выпьем вместе, вроде как не нужны больше.

Сидор замер, не донеся ложку с супом до рта.

— Это что же, вот так выходит? — обиженно протянул он. — Да как Вы подумать хоть так могли, Полина Михайловна? Я же беспокоить не хотел просто, предупредил, дескать, что помогать как раньше не смогу. Если что, я рядом, всегда помогу… Вера Тимофеевна, — выпалил Синицын.

— Что за Вера Тимофеевна? — удивленно переспросил Иохель.

— Вдову зовут так. Пятый этаж, направо от лестницы. Полина Михайловна спрашивала, как зовут ее, — объяснил Сидор. — Как познакомились — да обычно, она несла что-то, я помог. Нечего и рассказывать. Решили вот сойтись, — немного стесняясь, будто чуточку стыдится своего решения, закончил он.

— Ладно, решил, значит решил, — отодвинул пустую тарелку Иохель. — Пусть будет так. Тебе помочь со сборами?

— Да что там собирать? — вставая, махнул рукой Синицын. — Так, вещи кое-какие возьму, и все дела. Понадобится что, позже заберу.

— Мы тогда пойдем, прогуляемся перед сном, — сказала Полина, собирая пустые тарелки в раковину. — Не будем мешать. До свидания, Сидор Иванович. Не пропадайте только, — она подошла к Синицыну и, взяв его за плечи, поцеловала в щеку, а затем добавила: — Спасибо Вам за всё.

Сидор так и остался стоять, смущенно улыбаясь и потирая щеку. Полина, выходя, обернулась и улыбнулась ему.

— Пусть у Вас всё будет хорошо. Я буду скучать.

Уже на улице, когда выбрали, в какую сторону идти на прогулку (пройти по Метростроевской и вернуться по Кропоткинской**, или наоборот), она задумчиво сказала:

— Может, ко мне теперь переедем? И до работы ближе, и убираться меньше. Я как представлю, что эти хоромы мыть, мне плохо становится сразу. Ёша, вот зачем ты меня на Метростроевскую тащишь? Я же говорила: начнем с Кропоткинской.

— Начать с Метростроевской тоже ты предлагала. В любом случае дойдем до музея, посмотрим на пустырь — и вернемся назад. А насчет переезда, — Иохель задумался, — мне всё равно где с тобой быть: здесь, там, еще где-то. Конечно, с Сидором удобнее, он способен сделать существование комфортным в любых условиях. И я не думаю, что это надолго. Наверное, очень скоро мы снова будем наслаждаться сваренным им кофе и всякими вкусностями.

— Это ты почему так решил? — заинтересованно спросила Полина. — Может, он с этой Верой Тимофеевной сойдется и будет жить долго и счастливо?

— Сколько лет Сидору? — в лучших национальных традициях ответил вопросом на вопрос Иохель, правда, сам же и ответил: — Пятьдесят шесть. Сколько раз в своей жизни он был женат? Ни разу. Когда мы с ним познакомились, ему пятьдесят уже исполнилось. После войны он жил один более трех лет. И ничего. Ты думаешь, у него не было предложений? У нестарого еще мужика, который всего лишь пальцы на ноге потерял? Да к тому же рукастого и недурного собой? Да в Арзамасе, небось, за него вдовы друг другу волосы выдергивали, и не один раз. И ничего. Остался Сидор холостым.

— А до войны? Была у него семья? — спросила Полина. — Ведь и правда, симпатичный дядечка, в молодости, наверное, красивым был. Его год рождения и в Империалистическую воевал, и в Гражданскую, мужчины и тогда в большом дефиците были, он и в молодости не должен был без внимания остаться. Слушай, а может он, это, ну… женщин не любит?

— Конечно, а Вера Тимофеевна — его замаскированный любовник, — засмеялся Иохель. — Нет, женщины у него были, и не одна. А что до войны было — молчит. Рассказ про сгоревшую белорусскую деревню, скорее всего, легенда. Сидор не рассказывает, я не спрашиваю. Мало ли что у человека в прошлом, о чем он не хочет вспоминать?

— И сколько же ты даешь Синицыну, чтобы он вернулся? — заинтересованно спросила Полина. — Надо пари заключить.

— Не больше недели, — уверенно сказал Иохель. — А на что спорим?

— На желание, — ответила Полина. — Американку. Отсчет с завтрашнего утра. Нет, слишком большая фора. С полуночи. Вот, Гляуберзонас, — официальным голосом сказала она, — слушай и потом не говори, что такого не было. Если в течение семи суток, начиная с сегодняшней полуночи, Синицын возвращается и говорит, что он опять будет жить с нами, ты выиграл. Если хоть на минуту позже — выиграла я. Никто не может говорить о нашем пари никому, нельзя словами или поступками склонять Сидора к любому решению. Согласен?

— Согласен, — улыбаясь, сказал Иохель. — Любое твое желание я и так готов выполнить. Давай считать, что ты выиграла и говори, чего хочешь.

— Нет в тебе азарта, тащ майор, — разочарованно сказала Полина. — Так неинтересно. С пари намного лучше. Целую неделю каждый из нас будет переживать и заглядывать в глаза Синицыну…

— Заглядывать нельзя, так можно дать понять, что тебе что-то от него надо, — включился в обсуждение Иохель. — Предлагаю на эту неделю переехать к тебе, а в последний день вернемся. Если Сидору что-то надо будет от нас, он знает, где искать.

— Тогда сейчас погуляем, вернемся, я соберу вещи, а ты завтра с утра перевезешь их на Тверскую-Ямскую. Ты же уберешься там немного, Ёшенька, пока я с работы приду, да? Эта пыль, ты сам знаешь, она ниоткуда берется, сил никаких на нее не хватает. Мне уже прямо не терпится, чтобы эта неделя прошла! Мне кажется, я точно выиграю, вот увидишь!

Сидор

Синицын посидел немного, подумал, как оно оборачивается. Полина, ишь, поцеловала, благодарность высказала. Поменялась она как-то. Что-то с ней происходит. Понесла, что ли? Так пора уже, девке тридцать стукнуло. И Иохелю тридцать пять. Хватит, погуляли. И тут же горько усмехнулся: сам-то, получается, не нагулялся. Последние годы совсем разленился, как по течению плыл, загородился от всего Иохелем, привык для него всё делать, а своё всё ушло, как и не надо совсем. Кем он стал для Сидора? И не придумаешь даже, слова нет такого. Только получилось, что ближе этого человека и не осталось никого. Да, сказал бы кто лет двадцать назад, что он еврея за старшего почитать будет, ох, смеялся бы. А сейчас — словно так и надо.

Надо собираться, Вера ждет. Это она настояла, чтобы окончательно сойтись. Сидору и так неплохо было — пришел, ушел, по хозяйству помог чего. А ей, видишь, мало, надо такого мужика, чтобы показать можно было. Ничего, попробуем. Налил еще стопочку, выпил, не закусывая. Собрал две рубахи и исподнее, пошел.

Иохель

Утром, проводив Полину на работу (пришлось вставать самому на полчаса раньше и готовить завтрак), Иохель взял два чемодана, собранных накануне и, оставив Сидору на его приемнике записку, чтобы, если надо, искал их на Тверской-Ямской, пошел на троллейбусную остановку.

Синяя «букашка» приехала с конечной на Крымской площади почти пустая. Иохель стал со своими чемоданами на задней площадке и почему-то вспомнил, как они с Сидором совсем, казалось бы, недавно, везли в трамвае генеральские деньги.

Чемоданы были легкие, оставшихся пальцев на левой руке хватило, чтобы удерживать тот, что поменьше и дойти до Полининого дома без остановок. Во дворе никого не было, кроме дворника, который что-то делал у двери в подвал.

Ключ конечно же вставился не той стороной, да еще и застрял в замке, так что поднимающегося по лестнице Иохель просто не услышал.

— Вы кто? — от неожиданного вопроса он вздрогнул и ключ, который только что никак не удавалось достать из замка, упал на пол и, позвякивая, полетел по лестнице.

Иохель посмотрел на здоровенного дворника, который даже стоя на предпоследней ступеньке, был выше его на полголовы, и ответ «Конь в пальто» так и не прозвучал.

— Я к Полине Михайловне Воробьевой, она мне ключ дала, вещи ее принес. — он почему-то почувствовал себя пятиклассником, которого строгий директор школы застал курящим на заднем дворе школы.

— Полины Михайловны дома нет. — несмотря на откровенно татарскую внешность, разговаривал по-русски он без акцента.

Какое-то время они стояли и молча смотрели друг на друга. Дворник, наверное, думал, что делать дальше в такой ситуации, а Иохель ждал, когда бдительный страж порядка отстанет от него и можно будет пойти искать ключ.

— Здравствуй, Равиль. Что это вы здесь встали, пройти невозможно, — послышался странно знакомый женский голос за спиной Иохеля.

— Здравствуйте, Лия Владимировна, проходите, пожалуйста, — дворник шагнул в сторону, освобождая проход. — Вот, незнакомый мужчина какой-то, к жиличке нашей в дверь ломился, а ее дома нет.

— А, Иохель Моисеевич, здравствуйте. Давно Вы к нам не заходили, — поздоровалась неожиданная спасительница.

— День добрый, Лия Владимировна, — поприветствовал он жену Юзика. — Зайдем обязательно, мы пока здесь побудем некоторое время.

— Равиль, успокойся. Это жених Полины Михайловны, я его знаю, — сказала она дворнику, на глазах становящемуся добрым великаном с застенчивой улыбкой.

— И ключ, пожалуйста, помогите найти, — осмелел Иохель. — Он куда-то вниз улетел.

Сидор

Утром все вчерашние тревоги куда-то улетучились. Вера приняла его как родного, видно было, что рада без притворства. Лег на краю, отговорился, что не любит у стенки. Пока лежал, вспомнил, как попал случаем на выступление какого-то поэта, кто б еще вспомнил, как его. Поляк какой-то вроде, но свой, фронтовик, без ноги. Так этот безногий читал стих, который начинался словами «В жаркой женской постели я спал в Симферополе»***. Да уж, жаркая нынче постель.

Встал осторожно, чтобы не разбудить Веру, взял в охапку одежду, чтобы одеться на кухне, пошел готовить завтрак. Стоя у стола, посмотрел по сторонам, прикинул, что надо сделать в первую очередь. Работы, конечно, много, но работы Сидор Синицын никогда не боялся. Посмотрел еще раз, подумал, что здесь он уже не гость. Не хозяин еще. Но до этого недалеко. Улыбнулся и успел в последнюю секунду снять с огня джезву с кофе. Позвал Верочку завтракать, порадовал.

После сходил за вещами, нашел записку от Иохеля. Верочка приемник почему-то восприняла равнодушно. Попросила включить что-нибудь веселое и забыла.

Иохель

Юзик вечером пришел сам. Забежал, конечно, спросил, можно ли зайти, тут же вернулся, принес бутылку вина и фрукты. Был в отличном настроении, рассказывал новости про свою работу, говорил, что поддержать их решили на самом верху. Раз Лысенко доверия не оправдал, значит, нужен тот, кто оправдает.

Уходя уже, Юзик на пороге остановился и спросил у Иохеля:

— Я ведь помню, ты что-то рассказывал, что интересовался гипнозом?

— Было дело, рассказывал, — равнодушно ответил Иохель.

— Может, поспрашивать, устроим тебя в какую-нибудь нейрофизиологию, поработаешь? Диссертацию напишешь, защитишься. Давай, Ёшка, соглашайся! Ты же не дурак, что, так и будешь в кладовщиках?

— Юзик, вот как раз потому что не дурак, потому и не соглашусь сейчас. Потом, когда утрясется, успокоится, я к тебе сам приду и мы вернемся к этому разговору. А сейчас не надо. Лучше я побуду кладовщиком в артели, но целым и на свободе. Не обижайся, я ценю твое предложение. Но — подождем.

Сидор

Уже через день оказалось, что Вера — скупердяйка. Сначала она сгребла принесенный им фарфор (не поповский даже, так, ерунда, по случаю купил, не знал потом, куда деть) и спрятала в шкаф, сказав, что это надо хранить «на особый случай». На стол же опять поставила выщербленные фаянсовые тарелки, с истершейся от древности глазурью.

Фарфор Сидор любил. Случайно подержав в руках фарфоровую чашку в антикварной лавке, он сразу понял: это его. Антиквары и коллекционеры поначалу посмеивались над простоватым с виду покупателем, расспрашивающим об элементарных вещах, но он начал разбираться в предмете с неимоверной скоростью и после того, как с одного взгляда он распознал весьма искусную подделку, с ним начали считаться. Синицын понимал, что это блажь и без этого спокойно можно обойтись, но Иохель к этому увлечению отнесся очень серьезно и деньги на новые приобретения давал без разговоров. Да и куда их девать, деньги эти.

Один коллекционер, узнав, что Сидор использует драгоценную посуду по прямому назначению, чуть не потерял сознание от возмущения таким варварством, но Синицын только посмеивался и продолжал считать это только посудой, хоть и очень красивой.

После случая с фарфоровыми тарелками почти сразу случилось еще одно недоразумение. Вера начала отчитывать его за слишком большие, по ее мнению, траты на продукты. Сидор же привык брать самое лучшее и с запасом. Излишки охотно забирал дворник Павел. Есть возможность жить хорошо, так надо это делать. Жизни осталось не так уж и много.

Иохель

В принципе, жить у Полины оказалось вполне комфортно. Как пелось в Андреевой песне, «им не было тесно в ее тесной квартире», да и квартира была довольно просторной. Они ходили в гости к ее сестре Ане (и опять ели пирожки с капустой), ездили к отцу, ходили на концерт в сад «Эрмитаж» — и по молчаливой договоренности о пари никто не вспоминал.

Походы к пациенткам стали практически ежедневными: клуб жен больших начальников устроил ему долгосрочные гастроли и Иохель начал подозревать, что превратился в модное явление в кругу этих так похожих друг на друга скучающих дам. Правда, когда дело доходило до лечения, дамы оказывались совсем разными, у каждой в голове жили свои индивидуальные тараканы.

Вечером в субботу, двадцать первого, Полина принесла с собой после работы четыре эклера в картонной коробочке.

— Ставь чайник, тащ майор, будем пировать! — улыбаясь, она зашла домой, держа коробочку за бечевку на вытянутой руке. — Ты хоть ел сегодня?

— Да, у пациентки накормили обедом, — Иохель забрал у нее коробочку и поцеловал в губы.

— Ну вот, всю помаду размазал, а я старалась, красила, — улыбнулась она. — Слушай, завтра у меня выходной, давай к папе съездим.

— Так ездили же на неделе, — удивился Иохель.

— Ну и что мы там наездили, после работы, а так на целый день, на природе, погуляем в лесу. А потом на Зубовский поедем. Ты же помнишь, какой завтра день?

— Помню. Вот смешно будет, если Сидор нас там уже ждет.

— Ничего не ждет. Это ты проиграть боишься, наверное. Не переживай, я всё равно выиграю! — засмеялась Полина и чмокнула его в щеку.

— Так вот ты зачем губы красила, — улыбнулся Иохель, вытирая остатки помады со щеки, — чтобы меня испачкать. Ну что же, на природу так на природу.

Сидор

Сегодня он понял, что ошибся. Ожидаемый уют и покой быстро превратились в упреки и понукания. Вера постоянно пыталась поставить под сомнения всё, что делал Сидор. Ремонт, который он пытался затеять в прихожей, она встретила в ножи. Еду, приготовленную Сидором, она сегодня даже брезгливо отодвинула и сказала, что это напрасный перевод продуктов. К тому же Вера оказалась еще и неряхой, складывая вещи для стирки на стол в спальне, как будто им там было место.

Последней каплей стало то, что Вера вздумала попрекать его дружбой с дворником Павлом, дескать, нищета и инородец. Затеяла она этот нудный и неприятный разговор на ночь глядя, когда уже легли спать. Сидор встал, молча оделся, на пороге оглянулся, но ничего не сказал, только махнул рукой и, буркнув, что за вещами зайдет утром, ушел, хлопнув дверью.

Вот и кончился его неудачный побег на волю. А, может, и удачный. Уж лучше всё вернется, хорошо же было, так нет же, поперся старый дурень искать добра, где его нет. Наука будет.

Иохель

Они сидели на кухне и пили заваренный Полиной зеленый чай. Стоило бы уже давно лечь спать, но она решила ждать полуночи и отпраздновать свою победу, в которой была уверена с каждой минутой всё больше.

Часы на стене пробили полночь, привычно жестко скрипнув чем-то внутри и Полина в тот же миг закричала:

— Победа, моя победа! Я выиграла! — и она, проплясав вприпрыжку вокруг стола, поцеловала Иохеля в губы. — Я же говорила, что выиграю! Значит так, Гляуберзонас, вот моё желание, — серьезно и торжественно продолжила она, — я хочу…

Но тут щелкнул ключ в замке и они услышали удивленный голос Синицына:

— А что вы не спите, ночь на дворе глухая, а вы всё сидите. Я, Полина Михайловна, завтрак разогревать не буду, проспите, пойдете на работу голодной…

— Ой, Сидор Иванович, дорогой, как же я рада видеть Вас прямо сейчас! — побежала она в прихожую. — Какой же Вы молодец, что пришли! Ну всё, я в ванную, а то ведь точно не высплюсь.

— Привет, Сидор, — сказал Иохель, подавая руку для приветствия. — С возвращением.

— Привет, Моисеич, — ответил Синицын, глядя на закрывающуюся за Полиной дверь в ванную. — Всё нормально, не сильно рано я пришел?

_____________________

* В первой книге Веничка Ерофеев был только в черновиках, во второй — подарил девушку с косой от самой попы, так почему бы и здесь не появиться практически прямой цитате из бессмертной поэмы?

** Сейчас бы предложила пройти по Пречистенке и вернуться по Остоженке, а на развороте посмотреть на ХХС, который в описываемое время представлял собой остатки фундамента. Бассейн «Москва» в РИ начали строить только в 1958 году.

* * * Искаженная цитата из стихотворения Арсения Тарковского «Петух».