Звук, который ты захочешь услышать

Глава 7

Дама, к которой шел Гляуберзонас, проживала в просторной четырехкомнатной (может, и больше) квартире, расположенной в доме, находящемся на улице имени великого пролетарского писателя Пешкова, почти через дорогу от ресторана общества театральных деятелей. Договорившись о встрече через профессора, Иохель прибыл в назначенное время. Пациентка ждала, пребывая в некотором волнении. Представилась Анной Михайловной, тут же, немного запинаясь от волнения, уточнив, что отчество необязательно. Да и куда ему, этому отчеству, если двадцатипятилетняя девушка выглядела от силы на восемнадцать и называть ее Анной Михайловной было бы смешно. Смущенно улыбаясь, она пригласила доктора в кабинет мужа (он немного опаздывает, но обязательно будет) и своими словами рассказала о возникшей проблеме: чуть больше месяца назад у нее появилось почти непреодолимое желание развестись с мужем. Поводов для развода он ей не давал, был любим и уважаем, да и она понимала, что это какая-то блажь. Пользуясь связями, родители организовали осмотр у Гуревича, который тоже поначалу развел руками, а потом порекомендовал специалиста со стороны.

Супруг, вскоре прибывший, внешне казался сильно старше жены (на самом деле всего шесть лет разницы) и служил на должности со сложным названием в министерстве иностранных дел. В результате он был заинтересован как бы не больше жены, видно было, что ситуация его сильно беспокоит.

Терапия закончилась на первом же (по большому счету надо бы сделать его и последним, но кто же так делает?) сеансе. Недолгий расспрос привел к гипотезе, что все ее проблемы вызваны беременностью. Пациентка удивилась, но, немного подумав (при этом уставившись на засунутый под стекло на письменном столе календарь и шевеля губами), согласилась. Срок был приблизительно недель двенадцать и Иохель удивился про себя, что до него никто, включая и саму Анну, этого не предположил. Вызванный из другой комнаты муж известию приятно обрадовался (не меньше жены) и начал вслух подсчитывать, когда же он станет счастливым отцом. Наверное, для службы в МИДе навык устного счета был делом не главным, так что Иохелю пришлось после третьей неверной попытки назвать вероятный срок, после чего счастливый будущий отец был выпровожен радоваться в другую комнату. Прервав счастливые (и немного бессвязные) словоизлияния пациентки, он начал разбираться, что же не так с мужем. Погруженная в транс и отправившаяся по собственной воле в детство, прошедшее в Харбине (китайский в исполнении пациентки звучал очень красиво, хоть и непонятно), она тут же рассказала, что во время конфликта на КВЖД, в возрасте шести лет, ей пришлось столкнуться с противным китайцем, тычущим в лицо ее няньке винтовкой и у которого ужасно воняло изо рта. Вот прямо как у мужа сейчас. Загадка была разгадана. Иохель — до свидания, жена — к гинекологу, муж — к стоматологу, все счастливы. На прощание супруги, уже на пару пребывавшие в легком трансе, получили короткую терапевтическую беседу. Несмотря на то, что встреча изначально была объявлена бесплатной, они всё же попытались дать ему денег, но Иохель от вознаграждения отказался, что-то невнятно пробормотав. Договорились о встрече через неделю, для того, чтобы убедиться в правильности решения.

Уже в прихожей Иохеля, стоявшего перед дверью и принимавшего шляпу от супруга пациентки (Феликс Родионович, если уж подробности до конца) застал звонок в дверь и на пороге он столкнулся с молодой, лет тридцати, женщиной, с первого взгляда показавшейся ему настоящей красавицей и неуловимо похожей на хозяйку дома. Их быстро представили друг другу и вдобавок к коротенькому рукопожатию он получил любопытствующий взгляд, из которого Иохель сделал вывод, что и сам он оказался небезынтересен новой знакомой, старшей сестре Анны Михайловны, тоже Михайловне, только Полине (что за дурь лезет в голову).

Уже спускаясь по лестнице он услышал самое начало разговора сестер, начавшегося с реплики Полины «Я буквально на пять минут…», оборвавшейся хлопнувшей дверью.

Острая необходимость подумать о некоторых местах в книге Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление», которые до сих пор оставались непонятными, заставила доктора присесть на краешке лавочки возле подъезда, из которого он только что вышел. Вместо Артура Шопенгаэра в голову лезла странная песня, которую как-то напевал Андрей, сидя в его палате в Дюнкерке, со словами «Оказалось, что она беременна с месяц». Понятное дело, песня вспомнилась в связи с диагнозом осмотренной им дамы. Что там было с этой беременной в песне, Иохель не помнил, остались только эти слова, начало про хромого еврея (что Иохелю при первом прослушивании казалось немного обидным) и странноватый джазовый мотивчик [1].

Конечно же, беседа сестер длилась вовсе не пять минут, а несколько дольше, но доктор, увлеченный вспоминаниями о мельком слышанной песне, этого почти не заметил. По крайней мере, никакого недовольства он не высказал, когда Полина выпорхнула из двери, стуча каблучками, одетая в какое-то воздушное платье и копаясь на ходу в сумочке. Да и какое недовольство, они ведь ни о чем не договаривались.

— О, а Вы здесь! Как мило! — казалось, она вовсе не удивилась, увидев поджидавшего ее Иохеля. — Вы не голодны? Давайте пообедаем. Вы не против?

Доктор тут же растерял все слова, заготовленные для начала беседы (ни один вариант не предполагал, что он будет так агрессивно атакован), а потому, подхваченный Полиной под руку, пошел вместе с ней (вовсе не протестуя, о чем вы?) в ресторан театрального общества (тот самый, что через дорогу). Швейцар, увидев ее, почтительно открыл дверь и они без задержек последовали в зал.

— Вы что же, Полина Михайловна, театральный деятель? — спросил наконец обретший способность разговаривать Иохель после того как им принесли меню.

— Ни за что. С чего Вы взяли, что я театральный деятель? — приподняв правую бровь, удивилась Полина.

— Но сюда ведь пускают только членов общества этих самых деятелей? — в свою очередь удивился доктор (с подниманием брови у него вряд ли получилось бы)

— Пффф, да за три рубля кто угодно становится этим деятелем. Все это знают, — фыркнула она.

— Значит, я ко всем не отношусь, — ответил Иохель.

— Не обижайтесь. Лучше расскажите, кто Вы, что Вы, откуда, ну, сами знаете. Вы и правда избавили мою сестру от этой ее придури, что ей надо развестись с Феликсом? Она точно беременна? — она задавала вопросы, не дожидаясь ответа, да и вставить ответ в поток ее вопросов вряд ли кто-нибудь смог бы. Пришлось дождаться паузы (ну хотя бы вдохнуть ей надо, хоть иногда) и ответить оптом.

— О Вашей сестре спросите у нее сами. Я не собираюсь рассказывать о проблемах моих пациентов кому бы то ни было, хоть и сестрам, — выставив вперед ладонь, он остановил открывшую было рот Полину. — И если Вы для этого меня позвали, то я, пожалуй, пойду.

— Иохель, Вам говорили, что Вы дурак? Нет, даже так: напыщенный придурок? — очень спокойно вдруг спросила Полина, каким-то очень изящным жестом поправив якобы выбившуюся из прически прядь (интересный, очень интересный светло-каштановый цвет, и без этой абсолютно некрасивой перманентной завивки). — Если Вы вдруг подумали, что я Вас позвала только для этого, то так и есть.

Доктор почувствовал себя подростком на первом свидании, краснеющим и втихаря вытирающим внезапно вспотевшие ладошки под столом. В голову лезла разная белиберда из Александра Дюма и Генрика Сенкевича, над которой он всегда смеялся, только представив себе, что люди в жизни начнут так разговаривать, а потому он решил промолчать в надежде показаться умным.

— Стыдно стало? — спросила Полина. — И правильно. Нечего тут на меня кричать. Про Аню мне рассказывать не надо, она и сама всё рассказала. К тому же сестра в совершенном восторге от Вас, как и Феликс. Про себя рассказывайте. Таинственный доктор, который лечит гипнозом. Как Вольф Мессинг?

— Мессинг — эстрадный артист и фокусник, — почуяв знакомую (и весьма твердую) почву под ногами, Иохель пошел в атаку. — Ничего общего с ним я не имею. И лечу я вовсе не гипнозом…

Полина вдруг рассмеялась звонким (хрустальным, прямо как колокольчики, тут же всплыл из памяти очередной романтический штамп) смехом.

— Вы такой серьезный, когда говорите это свое «ничего общего с ним я не имею». Вам в кино надо сниматься. Давай на «ты»? Мне так удобнее, когда мне говорят «Вы», я чувствую себя старухой. Ведь я же не старая, скажи, нет?

— Нет, вовсе не старая. Молодая и красивая женщина, — не нашел лучшего ответа Иохель.

— Ну всё, жизнь сразу стала легче. Молодая и красивая, — с тем же смехом с колокольчиками она опять завораживающим жестом поправила волосы. — Ладно, теперь рассказывай про себя.

— Да что рассказывать, ничего интересного. Родился в Каунасе, это в Литве, — при этом географическом уточнении правая бровь Полины весьма насмешливо (как она это делает?) взметнулась вверх и Иохель невольно кашлянул, делая паузу, — там же институт закончил, как война началась, сюда переехал, потом воевал, вот и всё, особо нечего рассказывать. Семья моя — одна мама, да две сестры замужние.

— Ну, а сейчас что? — посерьезнев, спросила она.

— Глядя на мой профиль, нетрудно найти ответ, по специальности работать не получается, — грустно улыбнулся доктор.

— А как же гипноз?

— Да не гипноз это, совсем другое, похожее… Этим я сам занимаюсь, можно сказать, неофициально.

Тут официант принес заказ, они начали есть, выпили вина, болтали о всякой ерунде, Всё было так просто и умиротворяюще: Иохель потчевал Полину байками про заграницу, она одаривала его своим волшебным смехом, пока после десерта не подошел официант со счетом. Доктор полез за бумажником, но тут вдруг Полина встала, наклонилась через столик, погладила его левую щеку, быстро поцеловала в правую (он едва успел вдохнуть ее аромат, после чего боялся выдохнуть, чтобы не потерять) и сказав «Спасибо, всё было чудесно», моментально скрылась.

Иохель почувствовал себя ребенком, которому подарили железную дорогу с мостами, туннелями и станциями, развернули, собрали — и унесли в неизвестном направлении. От обиды в глазах предательски защипало. Он встал, взял со стула шляпу и вышел. На улице благоухал теплый июньский вечер, по тротуару сновали прохожие, гудели автомобили. На бордюре бесстрашные воробьи терзали хлебную краюху. Иохель постоял у выхода из ресторана, поправил галстук (сразу вспомнился Синицын, требующий снять с него эту удавку) и медленно побрел домой [2].

* * *

Сидор как раз на неделю уехал в Арзамас (передать немного денег и срочно понадобилось помочь Марии Ароновне по хозяйству), а Иохель, оставшись один, мучился. И страдал. Колокольчики волшебного смеха преследовали его повсюду (да он и не пытался от них избавиться), а память о головокружительном аромате будоражила воображение. Где живет Полина, он не знал. Спрашивать у пациентки — он даже не мог подумать о подобной глупости. В своем воображении он выстраивал хитроумные схемы, включающие профессора Гуревича и крадущегося в ночи шпионом Синицына. В конце концов он подумал, что пусть будет так, как будет и они всё равно должны встретиться (не может же судьба быть такой жестокой). А если вдруг…, то он сделает всё для того…

От подростковых мечтаний самому было неловко. Глупее чем сейчас Иохель себя не помнил. Чтобы отвлечься, он начал писать статью для журнала о случае с фантомными болями, хотя и понимал, что пишет больше для себя и напечатать это не получится. Однако, он ходил в библиотеку института экспериментальной медицины, пропадая там целыми днями, изучая литературу по этому вопросу и составил библиографию пунктов на тридцать.

Статья получилась очень хорошая (как сказал профессор Мультановский) и даже просто отличная (сам бы подписался — профессор Гуревич), но число читателей так и не превысило двух человек. Иохеля это даже не расстроило (зато время прошло).

* * *

Через неделю наконец пришло время идти на повторный осмотр к Анне. Глаженые рубашки закончились и этим пришлось заняться самому. Казавшееся простым занятие на поверку оказалось той еще каторгой. Утюг, поставленный на плиту, сначала никак не грелся и не хотел гладить, потом тут же раскалился докрасна и прожег в рубахе здоровенную дыру, при этом наполнив квартиру запахом гари. Вторая рубашка сдалась всего через полчаса и довольный своей победой над одеждой Иохель пошел к пациентке.

Выйдя из подъезда, он ощутил, как легкий ветерок приподнял волосы и понял, что забыл надеть шляпу. Пришлось возвращаться назад, причем, после того, как шляпа оказалась на голове, Иохель вполне серьезно проверил наличие носков (даже цвет) и состояние пуговиц на брюках. «До чего я докатился? Как мальчишка», — подумал он и вышел из квартиры.

Дойти до улицы Горького он решил пешком: времени оставалось довольно-таки много, жара спала и прогуляться в этот день было сплошным удовольствием, да и успокоиться не помешало бы.

На осмотр он пришел точно в оговоренное время. Анна открыла дверь, провела его в знакомый уже кабинет и сообщила, что действительно беременна, гинеколог всё подтвердил и даже сделал тест на лягушке [3], сообщив, что наверняка будет мальчик. Феликс вылечил больной зуб и у них всё хорошо. Жаль, конечно, что муж на службе, но он искренне благодарен доктору за решение проблемы и может оказать помощь в любое время. Так же благодарны и родители, и ее, и Феликса. Род занятий родителей остался неизвестным. О Полине не было сказано ни слова, будто ее и не существовало.

Последовало приглашение к чаю, которым Иохель с удовольствием воспользовался, надеясь потянуть время (а вдруг…). Он не спеша выпил две чашки вкуснейшего ароматного чая (Дарджилинг, с гордостью огласила название Анна), съел два пирожка с капустой (судя по тому, что об их вкусе хозяйка спросила трижды, она сама их приготовила) и понял, что пора уходить. Тем более, что о Полине ее сестра так ничего и не сказала.

Уже у двери, надевая шляпу, он наконец-то решился и прочистив горло, сказал:

— Анна…

— Да, Иохель Моисеевич? — спросила светящаяся от счастья пациентка.

— Нет, ничего. Вы берегите себя, всё же первая беременность (зачем, зачем я это говорю?), это всегда особое состояние. Если вдруг понадобится моя помощь, то сообщите через Михаила Осиповича. Всего Вам хорошего, — кивнув, он пошел вниз по лестнице, ожидая, что вот прямо сейчас Анна позовет и скажет что-то вроде «Погодите, я ведь совсем забыла! Полина…», но вслед ему послышалось только «До свидания» и дверь захлопнулась. «Надо было узнать у нее адрес, пока она была в трансе, а потом сделать внушение, чтобы забыла», — подумал он, но ему стало стыдно за такую мысль и он ее тут же отогнал. «Придется привлечь Сидора, он ее сразу найдет», — подумал он, выходя из подъезда и наблюдая, как с лавочки, на которой он сам сидел неделю назад, поднимается Полина и идет ему навстречу.

— Наконец-то, — сказала она, остановившись в нескольких сантиметрах от него (да она же одного роста со мной, вон, прямо нос к носу). — Ты там что, целый день сидеть собирался? Я, между прочим, голодная тут сижу, а ты, судя по запаху, ел пирожки. С капустой, — сказала она, принюхавшись. — И кто тебе так ужасно погладил рубашку, это же просто кошмар какой-то.

_____________________

[1] Чиж, «Она не вышла замуж…»

[2] Около часа, если совсем прогулочным шагом.

[3] Довольно мудреная процедура, в которой участвовали самец лягушки, моча беременной и микроскоп. Точность прогноза была довольно-таки высокой, метод использовался достаточно широко еще в восьмидесятые.