Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры

Зелье электрического студня,

кластеры нервных узлов

в бинарном рассольнике —

как от побужденья возникает действие,

так мозги неизбежно делают выбор.

И по некой немалой ошибке в распознавании образов

или существенной когнитивной оплошности

мозг лягуха-быка избрал

двухфунтовый камень

объектом неистового обожания,

камень (на мой взгляд млекопитающего, надо сказать),

не похожий

и даже отдаленно не смахивающий

на женскую особь лягушачьего вида.

Лягух и впрямь услаждается

как-то отупело,

но камень, со всей очевидностью, это нисколько не трогает,

а, стало быть, можно предположить, что

не вихрь сладостного забвения

питает настойчивость лягуха,

а нешуточный вывих в восприятии —

или, вероятно, общая его свихнутость.

Кое-кто почерствее мог бы даже счесть его

воплощением мужской бесчувственности.

Из межвидового гендерного братства

и общего беспокойства

я наставляю моего земноводного друга:

«Эй, по-моему она не строит из себя неприступную.

Тут все буквально, Джек, —

все так и есть, дружище, выбито в камне.

И с моей стороны было б небреженьем, не вырази я

свои глубокие и чрезвычайно обоснованные сомнения,

что тебе удастся ее упахтать,

сколь бы продолжительным и впечатляющим

ни было рвение».

Ноль внимания моему совету,

равно как и моему присутствию вообще —

лягух-бык продолжает бесплодные домогательства

с той зацикленной приверженностью недомыслию,

что извечно сопровождает

бессмысленную осоловелую похоть.

Но, если честно,

чей мозг не искрил в хлябях гормонов

или, вспыхнув, как разбитая склянка с бензином,

не улетал метеором в ревущий водоворот,

где хоть к камню бы приткнуться?

Можно лишь заключить,

что эдакое непреодолимое вожделение

служит виду гарантией выживания,

детородным попранием

любых решений, требующих мысли,

мысли, общеизвестно, подверженной думанью,

а чем больше думается о думанье,

тем думательнее становится.

Стало быть, хоть мозг и создан выбирать,

само его существование в конце концов зависит

от созидательного превосходства безмозглой страсти —

и, при всем уважении к мсье Декарту,

вы есть прежде, чем мыслите об этом.

Низкие влечения, что правят высокими страстями,

сводят на нет всякий выбор, а заодно и

здравый смысл, нравственность, вкус, воспитание

и любые прочие блестки,

которыми мы покрываем все липкое и сырое.

Суровая правда: мы не выбирали выбирать —

ни мозги, что напрягаем, выбирая

толкование собственного полового бардака,

ни сердца, что обременяем мы огрехами

во имя любви.

Как ни решай мы, чего хотим,

выбор — не свободен;

мы живы по милости нужд понасущней.

Вот так под настойчивым натиском нужды

влезаем мы по ошибке на камень-другой.

Эта наша глупость — чуть срамнее иных, да,

ну и что?

Сила императива

вместе с законом средних чисел

практически гарантируют, что хватит и тех,

кто не промахнется

и наделает мозгов, которыми кому-то придется мозговать,

чтоб решить, какие шаги предпринимать

к тому, что, как нам думается, нужно сделать

на каменистом пути между заблужденьем и грезой —

когда приступить, как пустить в дело мечты —

на пути, где мы наконец понимаем:

воля — не выбор,

который мозг волен выбирать.

По счастью, мой бородавчатый друг,

душе суждено фланировать.