Троица

Июля 5-го дня

Переплыл я Москву реку подле Девичьего монастыря. Водичка тепленькая. Около обители две девицы юные в пруду ризы полоскали. Увидали они меня, засмеялись. Подъехал я к ним и говорю:

— Вы зачем, красны девицы, смеетесь?

— А мы затем смеемся, что ты такой мокрый. И напрасно ты платье свое богатое замочил. Здесь ведь недалече мостик наплавной, против Арбатских ворот.

— А я, — говорю, — мостика не приметил. Да не беда, зато коня искупал.

Побеседовал я с теми девицами. Зовут их Настёнка да Иринка. Сиротки они, в монастыре живут, знатным инокиням прислуживают. Сказали, что Ксения царевна жива-здорова, всё у ней благополучно. Только вот посадили к ним в обитель отряд стрельцов, потому что-де царь Калужского вора опасается. И теперь от этих стрельцов им, девицам, проходу нет, всё норовят ущипнуть, или за косу дернуть, или еще чего.

Настёнка собою пригожа, щеками румяна, волосы у ней длинные, черные, глаза веселые, черные же. Приглянулась она мне. И она на меня поглядывала ласково. А Иринка рыжая дуреха, насмешница.

Стал я им про свои подвиги рассказывать, как я с Григорием Волуевым Иосифов монастырь брал, и как в Троице в осаде воевал. И показал им свой нож, и пищаль, и саблю. Тогда увидели они, какой я отважный ратоборец. И больше меня Иринка юностью моей не попрекала и мелочью не обзывала. А Настёнка спросила, не студеная ль вода в речке. Я же сказал, что вода теплая, для купанья повадная. И пошли мы на речку купаться. А в пруду им нельзя: из монастыря заметят — уши надерут.

Всю эту безделицу про девиц я написал скуки ради, и всуе труд мой. Надо этот лист порвать и выкинуть. Напишу день заново.