1066. Новая история нормандского завоевания

2. Спорная коронация: суббота, 6 января — 1 мая 1066 года

Король Эдуард Исповедник умер, вероятно, от пневмонии, в ночь с 4 на 5 января, возможно, около полуночи 4-го числа. В Англосаксонской хронике[20] сказано, что король скончался 5 января и был похоронен 6-го, но в «Жизнеописании короля Эдуарда, который покоится в Вестминстере», написанном по заказу Эдиты, вдовы короля, сестры Гарольда, говорится, что Эдуард умер 4 января. Он был похоронен 6 января, в праздник Богоявления, в только что освященной церкви Вестминстерского аббатства,[21] согласно его последней воле.

Незадолго до смерти король собрал все силы, чтобы произнести слова своего завещания; эти последние повеления умирающего в XI веке называли verba novissima, или «последнее слово», и считали обязательными для исполнения. Высказанные в присутствии духовного лица и прочих свидетелей, они, по давней традиции, лишали силы все противоречащие им пункты предыдущего завещания. Последние слова короля Эдуарда были засвидетельствованы, как подтверждают «Жизнеописание» и гобелен из Байё, его женой, королевой Эдитой, его главным советником, эрлом Гарольдом, архиепископом Кентерберийским Стигандом и Робертом Фиц-Уимарком, сенешалем королевского дворца. Вполне вероятно, что при этом присутствовали и другие приближенные и слуги короля — к примеру, королевские капелланы и прочие слуги-французы. Примечательно (если учесть притязания нормандцев), что Вильгельма, герцога Нормандии, там не было. Ведь если он был законным наследником Эдуарда, его бы наверняка призвали, чтобы представить его кандидатуру уитенагемоту.[22]

Удивительный факт: согласно «Жизнеописанию короля Эдуарда», умирающий король начал свое завещание с того, что поручил заботам эрла Гарольда его сестру, королеву Эдиту. В источнике так переданы его слова: «Я отдаю эту женщину и все королевство под твою [то есть Гарольда] защиту; служи ей и почитай ее со всей преданностью, как сестру и королеву, каковой она и является, и не лишай ее, пока она жива, тех почестей, которые она имела, пока была моей женой». Затем король попросил эрла принять клятву верности от его приближенных-французов, взять их под покровительство и оставить у себя на службе либо, если они того пожелают, позволить им вернуться на родину, обеспечив их надлежащей охраной. Наконец, он пожелал быть похороненным, как и предполагалось ранее, в новом аббатстве и попросил незамедлительно сообщить о его смерти народу, чтобы люди могли помолиться за упокой его души. Затем король был соборован и причастился святых даров. Вскоре после этого он мирно скончался.[23]

Все прочие источники, даже труды панегириста герцога Вильгельма, Вильгельма из Пуатье, утверждают, что король недвусмысленно назвал наследником английской короны эрла Гарольда, и уитенагемот подтвердил это решение. Так что, похоже, автор «Жизнеописания…», стремясь защитить интересы своей покровительницы, королевы, намеренно принизил значение последних слов короля, представив дело так, что эрл Гарольд должен был в определенной степени подчиняться Эдите или быть регентом при истинном наследнике. Впрочем, это последнее толкование, к которому прибегают нормандские хронисты, можно исключить, поскольку никакой другой наследник не назван. По-видимому, в «Жизнеописании» изменен порядок, в котором король отдавал свои последние распоряжения, так что слова о наследовании королевства говорятся после требования особого покровительства для Эдиты. Король Эдуард, безусловно, прежде всего распорядился судьбой трона, сказав что-нибудь вроде «Я отдаю свое королевство моему благородному эрлу, Гарольду, который всегда был верен мне и не оставлял без внимания ни одной моей просьбы», а затем уже вверил королеву Эдиту заботам Гарольда и попросил эрла принять клятву от его французских слуг, как если бы они присягали королю. Глагол commendare (лат. «вверять, поручать») — термин из правового лексикона: король отдавал свою страну и королеву Эдиту под защиту эрла Гарольда; все жители королевства становились вассалами и подданными Гарольда. Этот глагол может также иметь значение «дарить, жаловать», и в Англосаксонской хронике недвусмысленно сказано, что король Эдуард «пожаловал» королевство эрлу Гарольду, который должен был еще получить поддержку уитенагемота.

Адресованная Гарольду просьба короля позаботиться о королеве Эдите и принять клятву от тех французов, которые пожелают остаться в Англии, звучит так, словно власть уже находится в руках эрла. На гобелене из Байё сцена, где умирающий король Эдуард обращается к эрлу Гарольду и прочим приближенным, находится над изображением мертвого короля, и обе они следуют после изображения похоронного шествия. Таким образом, сцена речи на смертном одре непосредственно соседствует со сценой, где придворные вручают корону Гарольду, логически связывая один эпизод с другим. Изображения снабжены подписью: «Здесь король Эдуард на ложе обращается к своим подданным; здесь они передают королевскую корону Гарольду», и сразу вслед за этим — «Вот сидит Гарольд, король Англии». Причина и следствие указаны четко. Англосаксонская хроника воздает должные почести королю и добавляет, что он «передал королевство человеку достойному, благородному эрлу, самому Гарольду, который верно служил своему повелителю словами и делами, не оставляя без внимания ни одной его просьбы».[24]

То, что король назвал Гарольда своим преемником, не отрицал никто, даже герцог Вильгельм. Нормандцы просто решили проигнорировать непреложность verba novissima, утверждая, что обещание, которое Эдуард предположительно дал Вильгельму, имеет большую силу из-за их родства (Вильгельм приходился Эдуарду внучатым племянником) и что эрл Гарольд, якобы являвшийся вассалом герцога, должен был отказаться от оказанной ему чести. Нет никаких свидетельств того, что король Эдуард когда-либо заявлял о своем намерении передать трон нормандскому герцогу, за исключением утверждений самих нормандцев. Если бы король сделал такое заявление, это непременно было бы отражено в Англосаксонской хронике. Эдуард не оставил и письменного завещания: если бы оно существовало, Вильгельм приложил бы все усилия, чтобы его заполучить.

В субботу, как только тело короля предали земле, уитенагемот собрался, чтобы подтвердить права Гарольда на корону. За этим сразу последовала коронация. Не стоит усматривать здесь неуместную спешку: причиной были исключительно соображения удобства и насущная необходимость как можно быстрее возвести на трон нового короля. 6 января праздновали день Богоявления, магнаты и духовенство все еще находились при дворе, ожидая стремительно приближавшейся смерти короля и его похорон. Они съехались в декабре на традиционное рождественское собрание уитенагемота, остались, чтобы присутствовать при освящении Вестминстерского аббатства, и вынуждены были задерживаться из-за возникшей ситуации. Сопоставление со списками свидетелей в грамотах, выпущенных в 1064–1065 годах, ясно показывает, что практически все влиятельные лица собрались в те дни в Лондоне. Они едва ли могли просто склониться перед авторитетом эрла Гарольда. Но в условиях постоянной угрозы со стороны скандинавских королей, при том, что изгнанный эрл Тости в любой момент мог попытаться вернуть себе власть, и с учетом притязаний Вильгельма Незаконнорожденного (о которых Гарольд знал), необходимо было выбрать короля как можно скорее. Поэтому казалось вполне логичным воспользоваться присутствием в Лондоне всех членов уитенагемота и решить вопрос немедля.

Все источники подтверждают, что корона была предложена Гарольду как назначенному Эдуардом наследнику, и он ее принял. Гарольд был помазан и коронован в соответствии с установленным ритуалом архиепископом Элдредом Йоркским, обладателем палия, который он получил от папы Николая II (что не оставляло сомнений в законности коронации, которые могли бы возникнуть из-за двусмысленного положения архиепископа Стиганда).[25] Так на коронационное торжество «с похорон… пошел пирог поминный».[26] С того дня Гарольд, как с грустью замечает составитель Англосаксонской хроники, «мало ведал покоя, пока правил королевством».[27]

Начало правления Гарольда выглядело весьма убедительно. Он укрепил союз с эрлами Мерсии и Нортумбрии Эдвином и Моркаром, женившись на их сестре Элдгюте. Этот брак, как некоторые полагают, должен был продемонстрировать герцогу Вильгельму, что Гарольд не собирается выполнять свое обещание жениться на герцогской дочери. Гарольд отправился на север, в Йорк, в сопровождении епископа Вульфстана Вустерского (которого хорошо знали в Йорке, поскольку с 1062 года он был викарным епископом Йоркского архиепископа Элдреда). Целью нового короля было убедить северных магнатов, многие из которых не присутствовали в Вестминстере, в законности своего правления и уверить их, что законы Кнута, соблюдение которых он гарантировал от имени короля Эдуарда в октябре 1065 года, по-прежнему остаются в силе.

Вернувшись в Лондон, он занялся делами королевства, отчеканив новые монеты с собственным изображением. На монетах Гарольд изображен бородатым и с короной на голове. На последних монетах, выпушенных королем Эдуардом, изображение повернуто направо; Гарольд на своих монетах смотрит влево. Хронист Иоанн Вустерский[28] пишет, что Гарольд воздавал должные почести всем «епископам, аббатам, монахам и прочим духовным лицам» и показал себя человеком «благочестивым, смиренным и учтивым со всеми добрыми людьми». Но он также с должной твердостью приказал «своим эрлам, элдорменам, герефам и тэнам» взять под стражу всех «воров, разбойников и нарушителей мира в королевстве». Этих «злодеев» ждала суровая расправа. Гарольд начал очень неплохо, упразднив законы, которые считал несправедливыми, и заменив их лучшими.[29]

Затем он стал готовиться к войне, «трудясь и в море, и на суше для защиты королевства». Гарольд вряд ли предвидел нормандское нашествие, но совершенно точно ждал неприятностей от своего изгнанного брата, эрла Тости,[30] а также рейдов викингов и возможного нападения датчан или других скандинавов. Большая часть его распоряжений на этот счет была, вероятно, отдана во время пасхального уитенагемота, 16 апреля.

Что до Вильгельма Незаконнорожденного, то он узнал о коронации Гарольда во время охоты в Кевии, близ Руана.[31] В Нормандии уже наверняка было известно о смерти Эдуарда Исповедника: купеческие корабли постоянно курсировали между Англией и Нормандией; некоторые из слуг умершего короля (не все остались служить Гарольду), вероятно, почти сразу вернулись домой; а монастырь Фекан поддерживал постоянные связи со своими английскими владениями. Весть о кончине Эдуарда могла достичь Нормандии любым из этих путей. Говорится, что «в конце правления» короля Эдуарда Гарольд снова вступил во владение землями в Стейнинге, которые Эдуард пожаловал (вероятно, в аренду) монастырю Фекан, и выгнал оттуда монахов. Возможно, на самом деле это было сделано сразу после смерти старого короля. В июне 1066 года герцог Вильгельм отдал Стейнинг во владение аббату Фекана — дар, который вступал в силу, только «если Господь подарит ему [Вильгельму] победу в Англии».[32]

Услышав новость, герцог Вильгельм помчался в Руан; он был в такой ярости, что никто не смел заговаривать с ним. Вернувшись в свои покои, он несколько часов просидел, обдумывая сложившееся положение, пока его не вывел из мрачного раздумья Вильгельм Фиц-Осберн. Какое-то время герцог ждал, пока соберутся на совет его бароны. В качестве первого шага Вильгельм, с одобрения советников, отправил в Англию посланцев с протестом против того, что он назвал «английским вероломством». Нормандский герцог потребовал от Гарольда, чтобы тот отдал ему корону Англии и «исполнил обет, скрепленный его собственной клятвой».[33] Во всяком случае, так описывает действия герцога Вильгельм Жюмьежский.[34] Притязания нормандцев были сформулированы весьма искусно: Вильгельм в них представал поборником феодальной морали, а Гарольд — клятвопреступником[35].

Естественно, король Гарольд отказался признать требования нормандцев, и Вильгельм незамедлительно обвинил его в том, что он «склонил всех англичан к тому, чтобы нарушить верность своему герцогу». После событий при Гастингсе Бастард, по словам хронистов, «сразил тех, кто бунтовал против него, своего короля, и потому заслуживал смерти». Разумеется, англичане слыхом не слыхивали ни о какой верности герцогу Нормандии, и обвинения герцога носили чисто риторический характер. В свою очередь, Гарольд следовал английским обычаям и приказал всем своим подданным явиться на собрания скиров и сотен[36] и принести клятву верности английскому королю.

Вильгельм из Пуатье, описывая жизненный путь герцога спустя несколько лет после того, как нормандское завоевание Англии стало свершившимся фактом, воспользовался сведениями о переговорах короля и герцога в начале 1066 года, чтобы создать свою версию событий перед битвой при Гастингсе. Хронисту пришлось прибегнуть к вымыслу, потому что, по его собственному признанию, он не был в Англии в 1066 году и вынужден был опираться на рассказы очевидцев.

Вильгельм из Пуатье, следом за Вильгельмом Жюмьежским, оправдывают вторжение тем, что король Эдуард завещал Англию герцогу Вильгельму; соответственно, Вильгельм был законным наследником старого короля и имел все права на корону. Подобная аргументация (вкупе со слухами о якобы заключенном Гарольдом брачном союзе) была уже опробована Вильгельмом, когда в 1063 году он заявил о своих правах на графство Мэн, которым с 1025-го правил графский дом Анжу. Вильгельм заявил, что графство было ранее пожаловано герцогам Нормандским и что ему, Вильгельму, оно было завещано графом Гербертом II, умершим в 1062 году. Граф (как и король Эдуард) жил одно время в изгнании, и Вильгельм поддержал его в борьбе за власть. К тому же герцог объявил, что выдал за Герберта одну из своих дочерей и устроил брак своего сына, Роберта Куртгёза (Коротконогий) с сестрой Герберта, Маргаритой. У нас нет никаких подтверждений того, что брак с Гербертом был заключен, об этом эпизоде упоминает лишь Вильгельм из Пуатье, и имя дочери у него не названо. Сходство между притязаниями герцога на графство Мэн и на английский трон не кажется простым совпадением. Более того, Готье III Вексенский и Мантский, старший брат графа Ральфа Мантского и, как и он, племянник короля Эдуарда, женатый на Бьоте, дочери тетки графа Герберта, тоже заявил о своих правах на графство Мэн. Он и его жена Бьота умерли в плену у Вильгельма (очень удачно для последнего). Хронист Ордерик Виталий даже обвинил Вильгельма в том, что он их отравил! (Хотя, скорее всего, это было пищевое отравление.) Жоффруа Майенский решительно воспротивился планам Вильгельма, поддержав графа Готье. В результате в 1063 году Вильгельм вторгся в Мэн, опустошил его и «предал огню, чтобы стереть с лица земли целый город и наказать виновных» (то есть тех, кто решился ему перечить).[37] Маргарита умерла до свадьбы с Робертом (еще одна параллель!), но, несмотря на это, герцог Вильгельм объявил себя графом Мэнским. Вильгельм из Пуатье утверждает, что Вильгельм овладел «графством Мэнским, как и королевством Английским, не только силой, но и по справедливости».

Он утверждает, что Гарольд признавал справедливость притязаний Вильгельма, поскольку король Эдуард, назначив герцога своим наследником, послал Гарольда в Нормандию, чтобы тот подтвердил его права. Хронист пишет, что в Нормандии Гарольд «принес оммаж и… поклялся [Вильгельму]… сохранить для него королевство». Сомнительно, чтобы Гарольд приносил подобные клятвы. Эти слова вложены в его уста, чтобы обосновать притязания герцога. А вот опровержение Гарольда, также изложенное Вильгельмом из Пуатье, звучит правдоподобно: Гарольд настаивает, что король Эдуард, которого он именует своим господином (подразумевая, что Вильгельм его господином быть не может), на смертном одре передал королевство ему. Затем он заявляет, что в Англии «со времени прихода св. Августина[38] считают нерушимой последнюю волю, высказанную на смертном одре». Соответственно, он, Гарольд, «расторгает узы дружбы и договор», связавший его с Вильгельмом в Нормандии. Суть этого договора не раскрывается. Этот обмен репликами, по утверждению Вильгельма из Пуатье, состоявшийся в дни перед битвой при Гастингсе, возможно, передает содержание переговоров, происходивших весной 1066 года. Примечательно, что ни в одном из этих посланий не поднимается вопрос о заложниках, якобы отправленных Вильгельму королем Эдуардом.[39]

Гарольд, по-видимому, получил послание от герцога 17 января или около того, вероятно, после своего возвращения из Йорка (более поздний и ненадежный источник утверждает, что послание от Вильгельма прибыло спустя десять дней после смерти Эдуарда, что, в сущности, не так уж невероятно). В последующие дни король принял ряд решений. Ему нужно было заполнить несколько церковных вакансий: не было настоятеля в монастыре Или, а 22 января, через семнадцать дней после кончины короля Эдуарда, умер настоятель монастыря Абингдон Ордрик. Гарольд назначил в Или своего сторонника, Турстана, а в Абингдон — Элдреда, именуемого также Брихтвине. Абингдонская хроника[40] относит оба назначения скорее к периоду после коронации, нежели к пасхальному собранию уитенагемота. Ившемская хроника указывает, что аббат Манни, разбитый параличом, попросил короля Эдуарда, чтобы тот назначил ему помощника-коадъютора, поскольку сам не мог выполнять свои обязанности. Управлять монастырем от имени Манни был назначен Этельви, которого посвятил в сан епископ Элдред (а значит, это могло произойти не позже 1058 года). Манни умер не раньше 1066 года, так как, судя по записям, Этельви управлял от его имени примерно семь лет и несколько месяцев. Но когда тот скончался, король Гарольд утвердил Этельви в должности настоятеля, так что формально срок его служения отсчитывается от этой даты.

Вильгельм из Пуатье, стремящийся, как обычно, показать законность действий Вильгельма, утверждает, что герцог по крайней мере дважды пытался убедить Гарольда, чтобы тот прислушался к его требованиям; при этом он предлагал оставить за Гарольдом титул эрла Уэссекса и вновь обещал отдать ему в жены одну из своих дочерей (не зная о браке Гарольда с Элдгютой). Хронист пишет, что герцог Вильгельм «не желал его [Гарольда] смерти, но хотел даже усилить его власть в сравнении с властью его отца Годвине и дать ему в жены собственную дочь». Эти повторяющиеся упоминания о предполагавшемся брачном союзе заслуживают внимания. Вильгельм уже прибегал к такой уловке, чтобы закрепить свое право на графство Мэн. Вильгельм Жюмьежский подтверждает, что герцог отправил послание Гарольду, как только услышал вести из Англии, и добавляет, что Вильгельм предложил Гарольду «половину королевства» и руку своей дочери! Кое-кто считает, что речь шла об Агате. Подругам версиям, Гарольду было предложено эрлство Уэссекса. Но это уже легенды, а не история.

В «Круге земном», собрании скандинавских саг, отразились отзвуки этих событий, дошедшие до Скандинавии, и там говорится, что брак между Гарольдом и дочерью герцога организовала жена Вильгельма Матильда в беседе с Гарольдом во время его пребывания в Нормандии и что вторжение герцога в Англию объяснялось желанием наказать Гарольда за отказ от свадьбы.[41] Нейтральный источник, написанный во Фландрии, говорят, что Гарольд был убит, потому что «отказался взять в жены дочь Вильгельма». Вторит им и хроника монастыря св. Андрея в Камбре[42], утверждающая, что война началась из-за того, что Гарольд не исполнил своего обещания жениться на дочери Вильгельма.[43] Это — фламандские источники, независимые от Нормандии. Есть и некоторые другие источники, в которых несостоявшийся брак представлен как основной повод для вторжения, хотя чаще он упомянут лишь как второстепенная причина.[44] Создается впечатление, что эрла Гарольда вынудили поклясться, что он женится на герцогской дочери, и его отказ стал причиной конфликта. В XI веке при обручении приносились клятвы. Известно, что Ричард Бесстрашный, герцог Нормандии, пообещал взять в жены дочь Гуго Капета и должен был за это принести оммаж ее отцу. Возможно, Гарольду тоже пришлось дать вассальную клятву Вильгельму и даже принять от него посвящение в рыцари. Ни то, ни другое не подразумевало никаких обязательств по поводу английской короны. Но оммаж легко можно было представить как клятву содействовать герцогу во всех его устремлениях, включая желание получить английский трон. Когда Гарольд не выполнил то, что, как утверждал Вильгельм, являлось его обязанностью, появилась возможность выставить его в глазах феодальных властителей Западной Европы вероломным вассалом, клятвопреступником, предавшим своего господина. Создатели гобелена из Байё не жалели сил, чтобы донести эту мысль: предатель губит и себя, и других. Апеллируя к клятвопреступлению Гарольда, нормандцы стремились затушевать шаткость своих притязаний.

Все источники единодушно утверждают, что соперники несколько раз обменялись посланиями; за этой перепиской просматривается стремление герцога очернить Гарольда в глазах нормандских баронов и европейских правителей. Последнее послание герцога было, очевидно, почти отчаянной мольбой, чтобы Гарольд хотя бы женился на его дочери! Посредником Вильгельма в этих дипломатических играх выступил феканский монах Гуго Марго. Как отмечает Дэвид Бейтс, Вильгельм, заручившись поддержкой папы, «сделал гениальный ход, мгновенно превративший разбойничье нападение в справедливый поход против короля-узурпатора».[45] Каковы бы ни были детали, Гарольда представили вассалом, восставший против своего сеньора.

Повторяющиеся предложения Вильгельма и неизменные отказы Гарольда стали известны баронам, и Вильгельм Фиц-Осберн, сенешаль и правая рука герцога, побуждал Вильгельма к активным действиям. Герцог заявил Гарольду, что если тот не готов уступить его требованиям, то он, Вильгельм, придет в Англию с оружием, и тогда «он узнает наши замыслы скорее, чем рассчитывает, и лучше, чем сам того хотел бы, ибо встретится со мной лицом к лицу. Передай ему эти слова; скажи, что если в течение года он не увидит меня в землях, которые сейчас пытается защитить от меня, то сможет жить в покое до конца своих дней и не бояться моего гнева». Эти слова были переданы Гарольду через одного из его соглядатаев, пойманного в Нормандии; самому же разведчику Вильгельм сказал, что Гарольду не стоит «тратить золото и серебро, чтобы купить верность и коварство людей вроде тебя, готовых шнырять среди нас и вынюхивать наши планы».[46]

Согласно версии Эадмера,[47] Гарольд ответил на послание Вильгельма, что дочь герцога, на которой он должен был жениться, умерла, и, кроме того, король не может жениться на чужеземке без позволения советников. Он добавил, что все предполагаемые клятвы, касающиеся передачи королевства, в любом случае не имеют силы. Что же касается другого пункта соглашения, по которому его сестра должна была выйти замуж за благородного нормандца, то сестра, увы, умерла: «Если ты, герцог, все же хочешь получить ее останки, я могу отправить их тебе, чтобы меня не обвиняли в нарушении данной клятвы». С точки зрения Гарольда, его и Вильгельма связывало исключительно соглашение о брачном союзе. Весь этот спор весьма в стиле саг, описывающих отношения между соперничающими монархами в терминах личной распри.

Все эти дипломатические маневры закончились после Пасхи, которая в тот год отмечалась 16 апреля. Англосаксонская хроника лаконично сообщает о том, что Гарольд знал о планах «Вильгельма Незаконнорожденного прийти и завоевать эту землю». В ней ни словом не объясняется, почему герцог задумал вторжение. События тех дней связываются с появлением кометы Галлея, которая засияла на небосклоне в понедельник, 24 апреля, и была видна по меньшей мере семь ночей. Ее наблюдали по всей Европе и соотнесли сначала со смертью короля Эдуарда, а затем — с гибелью Гарольда и вторжением нормандцев в Англию.[48] Возможно, под влиянием этого пугающего знамения пошли слухи о кораблях-призраках, угрожающих Англии с моря. На это намекает гобелен из Байё, на котором призрачные корабли изображены по нижнему краю, под сценой, где королю Гарольду сообщают о появлении кометы[49]. На крыше королевского дворца сидят две птицы, вероятно, пророчащие беду. Даже Вильгельм из Пуатье отсылает нас к появлению кометы, обращаясь к Гарольду с такими словами: «Комета, Ужас королей, освещает начало твоего правления, пророча тебе скорую погибель».[50] Как позже напишет Шекспир, «В день смерти нищих не горят кометы, / Лишь смерть царей огнем вещает небо».[51]

По утверждению некоторых источников, комета была видна в течение тридцати дней (возможно, это преувеличение), тогда как другие говорят о четырнадцати днях. В подобных расхождениях могут быть повинны и облачность, и местоположение наблюдателя. А Этельмер, «летающий монах» из Мальмсбери, якобы произнес, пав на землю от страха при виде кометы: «Так ты пришла? Ты, причина слез для тысяч матерей. Много лет прошло с тех пор, как я смотрел на тебя в последний раз; но теперь твой вид еще ужаснее, чем прежде, ибо в тебе я вижу предвестие гибели моей страны».[52] В 1066 году Этельмер был уже в преклонном возрасте, и он мог наблюдать комету в детстве, за семьдесят шесть лет до описываемых событий.

Тем временем, как сказано в Англосаксонской хронике, король Гарольд принялся собирать «войско и флот большие, чем были до сей поры у любого из королей этой земли». Но и герцог не сидел сложа руки. Он не стал даже дожидаться окончания переговоров: стремясь создать коалицию против англичан или хотя бы обезопасить границы герцогства на время своего отсутствия, он принял срочные меры, поведя массированное дипломатическое наступление на Гарольда. Вильгельм заключил довольно туманный договор с императором Германии Генрихом IV, который через своих советников изъявил согласие прийти на помощь Нормандии в случае нападения. Тесть Вильгельма, Бодуэн V, который был регентом Франции при малолетнем Филиппе I, подтвердил свой нейтралитет, позволив французским рыцарям присоединиться к армии Бастарда. На тот момент Вильгельм уже захватил Мэн, а благодаря кампании против Бретани в 1064 году мог быть уверен в безопасности своих южных границ, несмотря на угрозы бретонского герцога Конана.

Вильгельм разослал по Европе своих людей для вербовки наемников, и к нему стали стекаться воины из Франции, Бретани, Аквитании и Пуату, из Фландрии и Бургундии и, возможно, с Сицилии, а также из Апулии и Калабрии.

С помощью хитроумного Ланфранка Павийского, настоятеля монастыря Ле-Бек-Эллуэн, было составлено послание в папскую курию, и в Рим отправилось посольство во главе с Гилбертом Мамино, архидьяконом Лизьё, которое должно было представить дело папе Александру II.[53] В этом послании Вильгельм представил короля Гарольда как клятвопреступника и узурпатора, коронованного и помазанного на царство — на это особенно упирали нормандцы — схизматиком Стигандом (которого обвиняли помимо прочего в симонии и совмещении нескольких церковных должностей). Послы Вильгельма от его имени обещали «реформировать» английскую церковь, которую они описывали как погрязшую в грехе и невежестве. Папа, вероятно, был польщен тем, что Вильгельм обратился в Рим с просьбой решить его дело. Сыграло свою роль и ходатайство Ланфранка, друга папы и его бывшего наставника.

Король Гарольд не знал, что Римская курия уже рассматривает выдвинутые против него обвинения и что Вильгельм, контролировавший все порты на берегу Ла-Манша от Бретани на западе до Фландрии на востоке, позаботился, чтобы ни один гонец из Англии не смог достичь Рима.

Сторонники Вильгельма также заручились поддержкой всемогущего архидьякона Гильдебранда (сменившего позднее папу Александра И на папском престоле под именем Григория VII). Несмотря на испуганный ропот тех кардиналов, которые возражали против его политики и которых тревожила перспектива войны между христианами, Гильдебранд склонил папу на свою сторону. В исполненном возмущения письме от 24 апреля 1080 года Гильдебранд (тогда уже папа Григорий) напоминал Вильгельму, что «еще до того, как я взошел на папский престол… сколь усердно я трудился, чтобы добыть тебе королевскую корону. Через это я пал жертвой злой клеветы некоторых братьев, говоривших, что своей поддержкой я попустительствовал великому кровопролитию».[54] Архидьякона Гильдебранда многие считали той истинной силой, которая действует в тени папского трона. По рассказам, кардинал Петр Дамиани как-то обмолвился: если хочешь безбедно жить в Риме, крикни погромче: «Больше папы я почитаю его повелителя!»

Герцог Вильгельм получил наказ папы свергнуть узурпатора и реформировать английскую церковь. Как пишет Вильгельм из Пуатье (часто эту фразу приводят как пример его «чудовищной мести и лицемерия»), целью герцога было «не столько расширить свою власть, сколько утвердить правильное исполнение христианских заповедей в тех краях».[55] Нормандцы заявляли, что роль благодетелей английской церкви была поручена им в папской булле, но эта булла, если и существовала, до нас не дошла, из нее не сохранилось ни одной цитаты, и сведения о ней относятся к более позднему периоду и никем не подтверждены. Что еще более важно, герцогу вручили папское знамя с символикой апостола Петра (вероятно — скрещенными ключами), которое должно было обеспечить Вильгельму покровительство апостола в битве, и кольцо, в котором, как говорили, были заключены несколько волосков с головы этого святого. Хотя идеология крестовых походов в то время еще не сформировалась, одобрение войны против Англии было существенным шагом в этом направлении. За предшествовавшее 1066 году десятилетие, во время войн в Италии, папа раздал своим сторонникам множество папских знамен. После убийства испанскими мусульманами короля Арагона Александр II организовал военный поход, превратившийся в итоге в крестовый. Папа благословил завоевание Сицилии, а в 1063 году послал папское знамя Рожеру Готвильскому, даруя отпущение грехов всем, кто отправится вместе с ним воевать против безбожников.[56]

В какой-то момент (дата нам не известна: нормандские хронисты печально известны своим пренебрежением к хронологии), предположительно после возвращения посольства из Рима, герцог собрал в Лиллебонне совет, на котором объявил баронам о своем намерении силой заставить англичан признать его притязания и потребовал от них участия в этом военном походе. Вероятнее всего, это случилось на Пасху, поскольку говорится, что герцогу потребовалось шесть месяцев для подготовки ко вторжению. Пасха была главным праздником года, на торжества съезжалась почти вся знать, и Вильгельм мог посвятить всех баронов в свои планы. В действительности труднее всего ему оказалось добиться поддержки от собственных подданных.[57]

Герцог не ждал, что бароны отправятся с ним за море из одной только вассальной верности, поэтому он изложил им суть своих притязаний и поведал о желании отомстить Гарольду, которого представил клятвопреступником и вероломным вассалом. Но многим пришлась не по вкусу идея похода на Англию. Они заявили, что англичане — умелые мореходы и у них много кораблей, что это богатая и могущественная страна, во много раз богаче Нормандии. В любом случае, говорили они, «как можно надеяться, что наши корабли будут готовы к сроку и что всего за год мы сыщем столько гребцов?»

Но герцог решительно возразил, что Гарольд, пытаясь смутить нормандцев и вселить в них страх, лишь бесцельно тратит золото и серебро, не становясь при этом сильнее. «Несомненно, — сказал Вильгельм, — победа достанется тому, кто посмеет раздать сторонникам не только свое, но и то, что принадлежит сейчас врагу. Нехватка кораблей не станет нам помехой, ибо очень скоро мы возрадуемся при виде нового флота». Далее он заявил, что «войны выигрывают не числом, а мужеством. Гарольд будет бороться, чтобы сохранить неправедно захваченное; мы же станем биться, чтобы взять то, что получили как законный дар. Укрепившись этим знанием, мы преодолеем все препятствия и завоюем победу, великую честь и высокую награду».[58]

Тем не менее многие бароны преувеличивали силы Гарольда и преуменьшали свои собственные. Как писал Ордерик Виталий, убедить вассалов поддержать английскую кампанию оказалось куда труднее, чем рассчитывал герцог. Вильгельма спасла хитрость Вильгельма Фиц-Осберна: в отсутствие герцога он обсудил дело с другими баронами; позволив им свободно высказать свои сомнения, он пообещал представить все их возражения герцогу. Когда совет собрался вновь, Фиц-Осберн выступил от имени всех, но, к ужасу баронов, заявил исключительно об их верности герцогу и пообещал предоставить требуемое количество кораблей и людей, лично обязавшись подготовить 60 судов. Сводные братья герцога — Одо, епископ Байё, и Роберт, граф Мортен, — взялись снарядить соответственно 100 и 120 кораблей. Их примеру последовали и другие представители знати. Вильгельма поддержали самые могущественные семейства Нормандии; графы Э, Монтгомери, Бомона и Авранша предоставили каждый по 60 кораблей; Эвре, чтобы перещеголять прочих, дал 80, еще 40 снарядил де Монфор, и т. д. Наконец, герцогиня Матильда подарила мужу самое большое судно во всей флотилии — «Мору». Всего Вильгельму обещали 812 кораблей и примерно 280 рыцарей. Таким образом, сторонники похода перехитрили противников похода, и тем пришлось участвовать в предприятии.

Позднее, в XII веке, Роберт Вас[59] писал, что, по словам его отца, 696 кораблей стояли в гавани Сен-Валери; хотя в другом месте он говорит о 776 кораблях. Это расхождение объяснить нетрудно: вероятно, некоторые корабли не были готовы вовремя, а часть готовых судов пропала во время шторма при переходе от Дива к Сен-Валери. Монах Гуго из Флёри заявлял, явно преувеличивая, что у Вильгельма было 700 кораблей и 150 000 воинов.[60] Другие авторы бросаются огромными числами, вероятно, путая число реально составлявших флот кораблей с количеством грузовых суден, доставлявших припасы.[61]

Собирая конное и пешее войско, герцог Вильгельм пользовался ресурсами не одной только Нормандии. Большую часть его армии составляли не отряды, выставленные его вассалами, а наемники, завербованные по всей Европе. На строительство флота и сбор войска ушло почти полгода. Нужно было построить корабли, способные перевозить не только людей и припасы, но и лошадей. Многие суда, как показано на гобелене из Байё, имели небольшую осадку и скорее напоминали баржи. Художник изобразил, что конские головы торчат над бортами, и это, судя по всему, не просто художественный прием. Корабли оснащены одним квадратным парусом, и ничто не указывает на наличие гребцов. Такие суда могли выйти в море только при благоприятном юго-западном ветре, который направил бы их прямиком к берегам Англии.[62]

Некоторые исследователи полагают, что первоначально Вильгельм предполагал высадиться на острове Уайт, но этому помешали военные корабли Гарольда. К тому же в августе дуют обычно северо-восточные ветры или иногда юго-западные. Северо-восточный ветер уничтожил флот герцога Роберта Великолепного у берегов Джерси, а юго-западный в 1064-м пригнал корабль Гарольда к Понтье.

Однако, когда атмосферное давление над Британскими островами падает, юго-западный ветер уступает место южному; несомненно, именно на это и рассчитывал Вильгельм. За весь август попутный ветер так и не подул, и боевой дух войска упал. Северо-восточный ветер доставил в Англию Харальда Норвежского, а корабли герцога оставались на берегу. Поэтому Вильгельм решил двигаться вдоль берега к Сен-Валери со страшными для себя последствиями.