Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество

Хельмут Лангнер. Пласты языка и социальные слои. К вопросу о влиянии социальных факторов на языковое употребление

[183]

[184]

Марксистско-ленинское языкознание подчеркивает тесную связь между развитием общества и развитием языка, не отрицая при этом относительной самостоятельности языка. Не следует приписывать языковой системе главенствующую роль, как это делают многие представители структурализма. Напротив, язык должен рассматриваться как диалектическое единство языковой системы и языковой деятельности[185]. Обе составные части этого единства общественно детерминированы, хотя здесь и имеют место сложные взаимосвязи. Известно, что уже Энгельс предостерегал от того, чтобы объяснять все языковые явления как следствия экономических процессов[186]. Языковая деятельность как форма социального поведения необходимо связана с предметно-практической или умственно-теоретической деятельностью. Признание этого факта влечет за собой дальнейшее расширение круга задач, стоящих перед языкознанием[187]. Так называемая чистая лингвистика, которой все еще придерживаются некоторые буржуазные языковеды, – это анахронизм. Лингвист должен изучать не только систему языка и закономерности синтагматических, парадигматических и трансформационных отношений между элементами этой системы, но также исследовать проблемы коммуникации, вопросы функционирования и воздействия языка в рамках коммуникативных общностей. По аналогии с выводами П. Зухсланда можно утверждать, что теория языковой коммуникации включает в себя теорию языковой системы[188].

Расширение изучаемого предмета ставит языкознание перед лицом многочисленных новых задач, которые можно решать только в сотрудничестве с другими общественными науками. При изучении языковой коммуникации необходимо прежде всего больше учитывать социологические аспекты[189].

Существующие между социальными и языковыми явлениями взаимосвязи раскрываются во всем их многообразии в самых различных аспектах при рассмотрении таких явлений, как развитие языка вообще и отдельных языков в частности; подавление языков национальных меньшинств в феодальном или капиталистическом государстве и политика, направленная на развитие языков в многонациональном социалистическом государстве; развитие форм языкового проявления и социально-групповых языков, а также языковой онтогенез, языковое нормирование (кодификация) наряду с кодированием и декодированием речи внутри определенного коммуникативного процесса. Следовательно, общественные факторы определяют, с одной стороны, язык больших и малых общностей, с другой стороны, язык как таковой. На основе этой зависимости языковое развитие протекает всегда в трех измерениях: каждое языковое явление характерно для определенного времени, определенного места, а также для одного или нескольких социальных слоев. Особенно отчетливо это трехмерное единство видно при рассмотрении взаимозависимости между пластами языка и социальными слоями.

В различных работах по этой проблеме проводится мысль, что определенные социальные группы являются носителями определенных пластов языка. В качестве основных социальных факторов, характерных и даже основополагающих для этих групп, называются чаще всего профессия и образование. В отношении крестьян, а также определенной части ремесленников и рабочих в настоящее время иногда еще усматривают непосредственную связь между социальным слоем и пластом языка, в частности употреблением диалекта или более низкого пласта разговорного языка. Например, В. Хенцен[190] пытается обнаружить относительно прочную связь между определенными профессиональными группами и определенным пластом языка. Очень схематично излагает это соотношение В. Никеркен:

Тем самым диалект рассматривается более под социологическим углом зрения, чем территориальным; одновременно основные носители этой формы проявления языка как бы лишаются классовой принадлежности. Хотя и не так односторонне, но все-таки еще слишком упрощенно представляет взаимозависимость между стратификацией языка и общества X. Розенкранц, когда он пишет,

Подобной концепции придерживается и М. Хельзиг:

В основном эта концепция относится к крестьянству, характеризуя его как главного социального носителя диалектов и полудиалектов.

Конечно, нельзя отрицать, что местные говоры по мере формирования единого языка немецкой буржуазной нации все больше и больше превращались в социальные диалекты. Однако теорию непосредственной связи между крестьянским населением и диалектом в наше время можно принять лишь условно, поскольку уже не все крестьяне и сельскохозяйственные рабочие могут считаться носителями диалекта. И уж никак нельзя считать крестьянина моноглотом в том смысле, что он может говорить только на диалекте, как это утверждает У. Энгель[194].

В приведенных идеях несколько недооцениваются сложные взаимосвязи, существующие в высокоразвитом капиталистическом и тем более в социалистическом государстве. Утверждения Никеркена и других неверны в наше время даже для сельских областей ФРГ. Г. Веше показал, что в процессе развития современного капитализма диалект в Нижней Саксонии заметно оттеснен на задний план. Нельзя отрицать, что употребление диалекта явно сократилось и что ни в одной деревне, да и почти ни в одной семье, нет больше единого диалекта.

Этот вывод, по мысли Г. Веше, справедлив для всей языковой территории, хотя и нельзя отрицать, что между отдельными областями распространения языка еще имеются большие различия. Вытеснение диалектов пластами разговорного языка – это общественно детерминированный процесс. Капиталистический способ производства вносит изменения и в жизнь села, он порождает и в городе и в деревне процессы социальной и языковой интеграции, влияющие на структуру форм проявления языка. На фоне отхода диалектов на задний план особенно заметно растущее значение разговорного языка. Г. Эггерс подчеркивает,

Этот процесс связан с общественными переменами. Письменный язык сегодня уже не является формой выражения, свойственной языковой элите, а используется новыми широкими социальными слоями. Тот, кто пишет сегодня, считает Г. Эггерс, выбирает в качестве духовно-языкового образца не Канта, Гёте и Шиллера, а опирается на язык непосредственно нашего времени. По его мнению, новый, свободный от традиций письменный язык вырастает из языка повседневности.

Эту точку зрения можно принять лишь с определенными оговорками. Во-первых, свободного от традиций письменного языка не существует; во-вторых, развитие в условиях капиталистического общественного порядка не ведет к языковой интеграции всех социальных классов и слоев. Против этого направлена политика в области образования в ФРГ, в соответствии с которой определенные социальные слои не могут стать носителями единого наддиалектного письменного языка.

Весьма четко эта политика прослеживается и в последних дискуссиях на тему о языковых барьерах. В ходе этих дискуссий вновь, хотя и в несколько видоизмененной форме, с бóльшим упором на социологический аспект, определенные пласты языка были поставлены в прямое соответствие с определенными социальными слоями. Так, Г.М. Хейнрихс говорит о «языке нижних слоев» как о «языке рабочих и ремесленников, крестьян и сельскохозяйственных рабочих»[197]. Впервые комплексная проблема соотношения класса – слоя, языка и воспитания была поставлена в 1958 г. Б. Бернстайном в его исследованиях языка лондонских детей из нижних и средних слоев общества. С тех пор в ФРГ также появились многочисленные работы по этой тематике, которые, правда, значительно отличаются одна от другой в части методического подхода, результатов и конечных выводов, но по основным, принципиальным вопросам в них представлена единая точка зрения[198].

Во всех этих работах, например, подчеркивается, что социальное положение и социальная принадлежность семьи к определенному слою общества имеют решающее значение для языкового развития детей; что между детьми низших слоев и детьми средних и высших слоев общества имеются значительные различия в отношении языковой компетенции и владения языком[199]. Вместе с Б. Бернстайном авторы обозначают эти различия терминами «ограниченный код» (restringierter Kode) и «развитый код» (elaborierter Kode). Этими терминами, которые, правда, не имеют единого значения при употреблении[200], характеризуются не только конкретное владение языком, но и языковое поведение человека. Различное же языковое поведение приводит якобы к языковым барьерам, затрудняет доступ к единому литературному и письменному языку, отрицательно сказывается на успеваемости в школе и тем самым уменьшает шансы на получение образования и жизненный успех представителей низших социальных слоев[201]. Под языковыми барьерами понимается

Это явление, причина которого обозначается в буржуазной науке как «социокультурная детерминация», ясно показывает воздействие социальных факторов на овладение языком. Иногда отмечают даже, что языковые барьеры способны сделать общение невозможным[203].

Показательно, как представители буржуазной системы образования реагируют на эти социально обусловленные различия во владении языком. Все мнения по этой проблематике можно обобщенно отнести к двум группам. При этом следует учесть, что взгляды отдельных представителей этих групп не исключают друг друга, а частично даже взаимодополняют[204]. Представители одной группы требуют, в первую очередь для дошкольного периода, компенсирующего и эмансипирующего языкового воспитания. С этой целью была даже создана Рабочая секция «языковых барьеров» при Союзе немецких германистов[205]. Поскольку «компенсирующее языковое воспитание» стало чуть ли не лозунгом, то в этой области имеется много предложений, но мало точных исследований, которые бы показывали, как формируется специфическое для каждого слоя языковое поведение и как его можно преодолеть. В первую очередь ощущается отсутствие лингвистических исследований[206]. Как крайность следует расценивать требование достичь компенсирующего эффекта с помощью искусственного языкового средства, формализованного языка. Подобные предложения, которые, с точки зрения марксистско-ленинского языкознания, искажают суть языка, подвергались резкой критике даже со стороны буржуазных лингвистов[207].

Представители второй группы занимаются разработкой понятия «ограниченный код». Еще Бернстайн указывал на специфику этого кода. По его убеждению, «ограниченный код» не только является продуктом языковой среды, окружающей представителей низших слоев общества, но он также необходим для языкового приспособления к этой среде. В этой связи диалект также получает положительную оценку. Считается, что неправильно отождествлять «ограниченный код» и диалект. Г. Лёфлер проводит различие между «ограниченным кодом» и диалектом (региональным языком):

При этом, однако, оставляется без внимания то, что в эпоху позднего капитализма диалект, а вместе с ним и носитель диалекта считаются, как правило, социально неполноценными, как это ясно видно из высказывания Никеркена. Причем такое отношение имеет даже некоторую обоснованность, поскольку для каждого, кто говорит на диалекте, остаются закрытыми определенные общественные сферы. Справедливо требование Лефлера

Порой диалекту придают настолько большую значимость, что буквально предостерегают от освоения единого литературного и письменного языка:

Здесь имеет место непонимание того, что расширение языкового употребления неразрывно связано с интенсификацией освоения языка, что в свою очередь возможно, только если выйти за рамки диалекта. В другом месте это признает и сам С. Егер[211]. Но в конечном счете он вместе с другими проводит ту мысль, что ребенок должен сохранять «собственный язык», поскольку замена его единым литературным языком грозит опасностью

Такая концепция отчетливо показывает, в чем действительно причины языковых барьеров. Эти причины кроются в общественных отношениях с их глубокими социальными контрастами, в соответствующей данному общественному порядку политике в области образования, которая из круга носителей единого литературного и письменного языка заведомо исключает большую часть населения. Работы по языковым барьерам показывают,

Следует весьма критически относиться к попыткам преодолеть языковые барьеры, так как эти попытки не подводят к осознанию необходимости коренных изменений.

Теория Эвермана опирается на иллюзию, будто школа может

Суть проблемы выразил В. Нипольд:

В социалистическом государстве также, разумеется, существуют дифференцированные отношения между определенными социальными классами и слоями, с одной стороны, и определенными пластами языка – с другой; однако, если анализировать исходя из взаимосвязи общественного и языкового развития, эти отношения носят принципиально иной характер, нежели в капиталистическом государстве. Но так как язык в целом непосредственно не отражает изменения в обществе, то и отношения между социальными слоями и пластами языка перестраиваются лишь постепенно. Наиболее явное выражение политико-экономические перемены получают в структуре форм проявления языка[217]. Это объясняется двумя основными причинами. Во-первых, еще до 1945 г. в этой структуре произошли некоторые изменения, дальнейшему развитию которых в большой степени способствуют политические условия, создавшиеся после 1945 г. Во-вторых, единый литературный и письменный язык основывается на принципиально ином, более широком социальном базисе. Соотношение рабочих, крестьян и других трудящихся слоев с формами проявления языка коренным образом отличается от ситуации, которая была 30 лет назад.

Подробно этот социально обусловленный процесс еще мало изучен. Известны общие закономерности, заключающиеся в том, что новые общественные отношения не только изменили социальную структуру населения, но и породили новые коммуникативные потребности, которые в свою очередь влекут за собой новые способы коммуникации. Изменения в качестве и количестве языковой коммуникации соответствуют переменам в изменяющейся структуре коммуникативных процессов[218]. На коммуникативные потребности и вид и способ коммуникации все большее влияние оказывает рабочий класс, как господствующий класс в социалистическом обществе. Поэтому в наше время формулировка, что к социальному слою – носителю образования относятся только

уже недостаточна.

С другой стороны, следует учитывать, что повышение культурного уровня рабочего класса и сближение классов и слоев – процесс длительный, поэтому проблему соотношения социальных слоев с пластами языка нельзя упрощать. Здесь в первую очередь необходимо на основе обстоятельных исследований выяснить ряд кардинальных вопросов.

В наиболее явном виде сдвиг в структуре форм проявления языка виден при изучении основного языкового пласта. Покажем это на примере современного соотношения диалекта и разговорного языка в переходной средненемецкой – севернонемецкой области в районе Виттенберга[220].

Сейчас диалект лишь в редких случаях выступает как средство коммуникации. В наше время диалект, как правило, оказывается недостаточным при общении не только со всеми жителями деревни, но иногда и со всеми членами одной семьи; он уже не может быть средством общения между представителями различных социальных групп на большой территории. Не все сферы объективной реальности адекватно отображаются посредством диалекта. В этом районе больше нет людей, которые бы говорили только на диалекте. Этот факт с самого начала исключает отождествление крестьян и носителей диалекта, хотя этим не отрицается то, что большинство носителей диалекта относятся еще пока к сельским жителям.

Употребление и знание диалекта зависят от различных факторов (в частности, от возраста, профессии, образования, отношения к диалекту, внешних обстоятельств), среди которых возраст более не играет столь важную роль, как 50 лет назад. Правда, старшее поколение (возраст свыше 65 лет) пользуется диалектом чаще, чем среднее (возраст свыше 40 лет), употребляя эту форму проявления языка и во время работы, что для среднего поколения в принципе уже не характерно, хотя в знании диалекта это поколение не уступает старшему и отчасти даже его превосходит. 50 – 60-летние часто подчеркивают, что диалект они впитали с детства и постоянно им пользовались, но в соответствии с требованиями жизни были вынуждены ограничить употребление диалекта и перейти на разговорный язык. Лишь необходимое вытеснение диалекта привело к осознанию свойств этой формы проявления языка, так что диалект остался составной частью языкового богатства, хотя им и не так часто пользовались.

Решающий водораздел в области знания и употребления диалекта лежит между средним поколением и молодыми (возраст до 25 – 30 лет). Многие молодые люди еще, правда, знают диалект, но пользуются им крайне редко. Отдельные наблюдающиеся различия весьма существенны, даже для самых маленьких социальных общностей характерны в наше время в большинстве случаев большие языковые дифференциации.

Таким образом, на употребление диалекта, как любого другого пласта языка, оказывает влияние совокупность различных факторов, решающим среди которых является, по-видимому, отношение говорящего к диалекту и к другим формам проявления языка. Этот фактор особенно отчетливо отражает влияние общественных отношений. С этой точки зрения в исследуемой области можно выделить, при некотором упрощении, три группы.

Самую маленькую группу образуют люди, которые видят в диалекте свой «родной язык». Но и они пользуются этой формой проявления языка лишь изредка и отдают себе отчет в том, что диалект вытесняется, отмирает. У этих людей еще сравнительно сильно сознание того, что диалект связывает их с жителями определенной местности[221].

К самой большой группе относятся люди, видящие в диалекте форму языка, употребление которой тормозит развитие человека, в особенности детей. Поэтому они сознательно стараются отойти от диалекта и пользуются, как правило, пластом разговорного языка.

Представители третьей группы, которая также меньше второй, в своем отрицательном отношении к диалекту идут еще дальше. Они смотрят на диалект как на испорченный немецкий язык, полагая, что употребление диалекта свойственно социально неполноценной прослойке. В беседе с исследователем они подчеркивают, что больше не знают и тем более не употребляют диалект.

Между тремя названными группами, выделенными на основе социологических критериев, нет четких границ. Но представители всех трех групп согласны в том, что диалект не в состоянии удовлетворить требований общественной практики.

Вследствие общественных изменений, имевших место в последние десятилетия, особенно после 1945 г., структура семьи выглядит сегодня, как правило, иначе, чем в начале столетия. Она часто объединяет не только людей родом из районов, различных по языку, эти люди значительно различаются также по профессиям, образованию, квалификации и месту работы. Так как это характерно и для самых маленьких общностей, социальная и языковая структура деревни меняется все больше и больше. В исследуемом регионе уже нет замкнутой деревенской общности, которая бы состояла почти исключительно из крестьян и сельскохозяйственных рабочих и объяснялась бы преимущественно на диалекте. В настоящее время почти все жители деревни многочисленными нитями связаны с различными социальными группами, с разными коммуникативными общностями. Поэтому в наши дни синхронное исследование языкового употребления на селе дает достоверное представление о современном развитии языка.

В такой ситуации место диалекта должен занять в качестве основного языкового пласта разговорный язык. Разговорный язык, распространенный в небольших областях, вбирает в себя большое количество элементов диалекта. В целом областному разговорному языку присуще иное качество, которое делает этот язык средством коммуникации различных социальных слоев на большой территории, средством решения самых разных коммуникативных задач, например в профессиональной деятельности или в определенных областях общественной жизни. Употребление отдельных пластов разговорного языка обусловлено не столько принадлежностью к определенному социальному слою, сколько условиями протекания коммуникативного процесса и прежде всего той ролью, которую играет в этом процессе говорящий.

Таким образом, даже разговорному языку небольших областей не может быть «приписана» в качестве основного носителя одна социальная группа. Между социальным слоем и пластом языка нет изоморфизма[222].

Процесс вытеснения диалектов на различных территориях распространения языка проходит по-разному. Но общественное развитие после 1945 г., в особенности всеобщее обязательное школьное обучение, профессиональное обучение и повышение квалификации, а также осуществление социалистической демократии, не только изменило социальную структуру населения[223], но и ускорило процесс языковой интеграции. Сегодня почти все люди могут в соответствии с коммуникативными условиями пользоваться различными пластами языка. Но если каждый в состоянии использовать более высокий по сравнению с диалектом пласт языка, то тогда эта форма проявления языка не может стать языковым барьером в том смысле, как это трактует буржуазная социолингвистика.

С другой стороны, надо иметь в виду, что социально обусловленные различия в развитии языка, имевшие место до 1945 г., полностью еще не устранены. Принадлежность к определенному социальному слою особенно влияет на языковое развитие детей в том случае, когда несколько факторов действует в одном направлении, тормозящем или развивающем (например, профессия, квалификация, общественная деятельность, отношение к образованию и воспитанию). Поскольку еще существуют различные классы и слои с разными интересами и духовно-культурными запросами, поскольку при каждом общественном строе имеются социальные различия, воздействующие на языковое употребление, постольку исследования влияния социальных факторов на языковое развитие имеют большое значение. При анализе языка школьников следует учитывать, в какой мере особенности языкового развития зависят от возраста, то есть соответствуют онтогенезу языка, и в какой степени они обусловлены специфическими социальными условиями.

Другие различия в языковом употреблении определяются не столько принадлежностью говорящего к определенному социальному слою, сколько, скорее, факторами групповой психологии. Например, в рамках определенных профессиональных и возрастных групп, особенно в группах детей и молодежи, существуют социально обусловленные языковые нормы, которые каждый должен соблюдать, если он хочет быть полноправным членом этой общности. Поскольку это языковое употребление имеет также и «верхнюю языковую границу», то иногда вследствие сознания принадлежности к данной группе длительное время сохраняются также некоторые заметные особенности диалекта, или «первичные признаки», как их определяет В. Жирмунский. Коммуникация в рамках таких общностей играет в повседневности большую роль. Поэтому языкознание должно уделять большее внимание также этим социологически обусловленным языкам малых общностей и условиям, определяющим выбор того или иного пласта языка.

Из сказанного становится ясно, что перед исследователями стоят два основных комплекса вопросов:

1. Какие социальные факторы влияют в условиях социализма на освоение языка, владение языком и языковое употребление?

2. В какой степени социальная структура социалистического общества воздействует на систему общенемецкого и письменного (литературного) языка и его применение?

Среди прочих требуют своего уточнения, в частности, следующие вопросы: в какой степени пассивно и активно владеют трудящиеся общенемецким и письменным языком? В каких условиях они пользуются этой формой проявления языка? Какую роль играют различные пласты разговорного языка при решении коммуникативных задач во всех областях общественной жизни? Действительно ли дело обстоит так, что большинство людей пользуются разговорным языком, «и по возможности только разговорным языком»[224]? Как протекает процесс ассимиляции разговорного языка и общенемецкого и письменного языка на территории ГДР? Какую роль играют в этом областные разговорные языки? Играет ли верхнесаксонский диалект в этом процессе особую роль, как считает Г. Баузингер[225]? Существует ли уже разговорный пласт, характерный для всей ГДР[226]?

Ответы на эти вопросы имеют также существенное значение для изучения языковой эффективности, так как не подлежит сомнению, что выбор нужного пласта языка и тем самым отдельных средств языка может оказать решающее воздействие на эффективность языкового выражения, например в области агитации и пропаганды. Но еще более важное значение имеют эти исследования для совершенствования преподавания родного языка. На основе результатов исследования можно сделать «выводы относительно обучения и воспитания молодежи и всех трудящихся»[227]. Опираясь на эти и другие выводы, можно сделать языковое обучение и воспитание в социалистической школе реальным фактором, способствующим в широком масштабе стиранию еще имеющихся социально обусловленных языковых различий.