Анаконда

26 МАРТА 1997 Г. КРОВЬ НА КАМНЕ. ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО

Ему снилась армия. Будто идет он в гимнастерке, галифе, сапогах, шапке-ушанке на лыжах. Лыжи простенькие, деревянные, крепления старомодные, ременные, так что лыжи немного болтаются, но лыжня проложена через лес глубокая — человек пятьдесят до него прошло, не сползают лыжины в сторону. Конечно, в гимнастерке идти было бы прохладно. Но у него снизу свитерок, тело греет. Да и идет он сноровисто, пар от молодого тела валит.

«Хак-хак, хак-хак», — дыхание глубокое, ритмичное. Грудь дышит с легким надрывом, но справляется; ноги приустали, а идут. Где ноги при подъеме ватными становятся, там он палками бамбуковыми отталкивается, лесенкой на пригорок вскарабкивается.

В лесу тихо. Какие-то пичуги красногрудые на деревьях перекликаются, хвоей приятно пахнет, свежестью. Кто-то из поэтов написал, что снег пахнет антоновкой. А и правда, нагнешься, не останавливая бег, ухватишь горстку снега, к губам сухим прижмешь — запах яблочный.

Заяц лыжню перебежал. Увидел лыжника, уши к спине прижал, глазами зыркнул и, перемахнув лыжню в прыжке, рванул по глубокому снегу в темноту леса.

Он дошел по лыжне до РЛС, принял смену у сержанта Свердлова, а молодые салабоны и сами уже службу знают, можно старому дембельному сержанту чайку попить.

Чай, почти чифирь, приятно ожег сухое горло. Лепота.

Телефон заверещал, как обрезанный. Переполох на станции.

Да не телефон это, будильник.

Жена и дети еще спят. Он раньше всех просыпается. Сделал растяжку на ковре в спальне. Тихонько. Жена и не пошевелилась. Сладко спит, носиком только курносым чуть дернула, словно комар на него сел.

Душ принял контрастный, растерся.

Тем временем чайник согрелся. Залил две чашки «Геркулеса» крутым кипятком, пару минут подержал на конфорке помешивая. Вот и каша готова.

Пока чай пил, все думал, пробовал читать вчерашнюю газету. Вечером заснул как убитый, только домой приехал; не до газет было. А сквозь строчки все рожа Авдеева просвечивала. Что делать?

Тупиковая ситуация складывалась в расследовании двойного убийства.

Есть два тела убитых, есть предполагаемый убийца. Но толку от этого никакого. Убитые вообще показаний не дают. Авдеев дает охотно. Но не то, что надо.

А что надо?

Что-то в его показаниях, неуверенных и противоречивых, про таинственных трех бабенок рациональное есть. Есть какая-то странность, которую трудно выдумать. Она совершенно нереальная, эта подробность. Но и не выдуманная. Может, что-то не договаривает?

Авдеев отрицает причастность к убийствам и не может объяснить, каким образом к нему попали изъятые у него предметы.

Более того, во время допроса он даже пытался намекнуть, что эти предметы могли оказаться у него вследствие «ментовской провокации».

Конечно, парни из УВД крупно подставились с протоколом. Но в провокации их Мищенко не подозревал.

— А что, если тут не милицейская провокация, а...

— А чья? — вытаращился Деркач.

— Криминальная?

— Не понял, Александр Петрович. Что-то вы мудрите.

— Это, похоже, не я мудрю. Это, возможно, намудрил какой- то опытный уголовник.

— Не врублюсь, виноват.

— Да ни в чем вы не виноваты. Просто у меня опыт больше. Помню случай, когда я еще на следствии работал... Было совершено убийство женщины из ревности. Убил, как оказалось, муж, а улики подсунул предполагаемому любовнику. Вроде как двух зайцев сразу убивал: и жену неверную наказал, и коварного друга, ее соблазнившего, на большой срок определял. Чувствую, уж очень складно выходит: вот пьяный человек, вот данные мед- экспертизы — у него был половой акт с убитой за час до смерти. Вот вещдоки: ее часы, кольца, сережки убитой у подозреваемого в кармане.

— И как же вы доказали вину мужа? Он сознался?

— Поначалу ни в какую. Но припер я его.

— Как же? Интересно. Расскажите, товарищ советник юстиции.

— Вспомнил я лекции кандидата юридических наук по фамилии Бобренев. Он работал в военной прокуратуре и лекции читал в Институте повышения квалификации при Генпрокуратуре. Он разбирал наиболее типичные варианты создания у допрашиваемого преувеличенного представления об осведомленности следователя. Сущность этого тактического приема состоит в том, что следователь создает определенные психологические предпосылки, когда используемая им при допросе осведомленность по какому-то отдельному обстоятельству субъективно распространяется допрашиваемым на другие обстоятельства дела и приводит его к отказу от ложной позиции.

Вы считаете, что Авдеев что-то скрывает?

Уверен. Не понял только, из страха быть уличенным в двойном убийстве или имеет другую причину.

— Какую?

— Корысть, например.

— Так вы думаете, что не он убил этих женщин?

Не знаю, не знаю... Может, и он. Но есть сомнения.

— И что будем делать?

— Применять шестой вариант: в Институте повышения квалификации нам рассказывали о шести вариантах создания у подозреваемого преувеличенного представления об осведомленности следствия. По шестому варианту такое представление создается путем формирования у допрашиваемого убежденности в наличии важных улик. Суть его заключается в показе подозреваемому в совершении преступления предметов, которые имеют отношение к расследуемому делу. Но при этом сам следователь должен быть убежден в преступной осведомленности допрашиваемого.

— Вы убеждены?

Да. Он что-то знает, но юлит, скрывает, уводит следствие в сторону. При этом уверен, что доказать его вину не удастся. А почему он, собственно, уверен, если улики против него? А потому, что знает или подозревает истинного убийцу.

— Так что, будем вызывать Авдеева на допрос?

— Будем...

Авдеев на этот раз выглядел спокойнее, увереннее. Видно, тщательно продумал линию защиты. Отвечал на вопросы неторопливо, аргументируя свои ответы и придерживаясь избранной накануне позиции.

Совершение каких-либо преступлений, кроме кражи водки, отрицал, по предъявляемым предметам требовал доказать, что они не были подсунуты ему милицией. Что не мог объяснить, оправдывался сильным опьянением. По его словам, пил он «по-черному» уже неделю до описываемых событий.

— Я того мужика, знаешь, чем прижал? — наклонился Мищенко к уху Деркача, поначалу ведшего допрос Авдеева.

Я сказал ему, что на часах и колечках убитой остались его отпечатки пальцев. Он говорит, ничего странного, жена ведь она ему; а они, экспертиза доказала, были поверх и «пальчиков» любовника. Так что, выходит, муж последним касался. Ты его по «пальчикам» попробуй прижми.

Авдеев насторожился, видя, что прокуроры шепчутся, стал ожидать каверзы. Деркач сделал умный вид, словно ему прокурор города про что-то важное напомнил.

А дело в том, что перстни, изъятые у Авдеева, действительно были опознаны подругами Селивановой. Но, как говорят юристы, опознаны по родовым признакам. Такие перстни могли быть у любой другой женщины, могли быть куплены чисто теоретически самим Авдеевым в 90-е годы и приготовлены для подарка своим собутыльницам. Не слабый вариант защиты для подозреваемого.

— Авдеев, вы не отрицаете, что у вас были изъяты перстни, принадлежавшие Селивановой?

— Не отрицаю.

— Их вам не милиция, случаем, подбросила?

— Нет.

— Уже хорошо. Значит, вы не отказываетесь?

— Не отказываюсь.

— Как вы показали, вы их приобрели для подарка любовнице в областном центре три года назад с рук на базаре. И в вечер задержания имели при себе, так как намеревались подарить их своей любовнице Верке?

— Все истинная правда, гражданин следователь. Приятно иметь дело с грамотным юриспрудентом, я извиняюсь, конечно, за это слово.

— А как вы объясняете тот факт, что на перстнях, кроме ваших отпечатков пальцев, есть еще одни — женские.

— А давал Верке подержать, когда склонял к совершению полового акта.

— Верке?

— Верке.

— А более никому?

Задергался на стуле Авдеев.

— Вроде никому. Не припомню.

— Селивановой не давали?

Опять пауза. Что отвечать? Давал или не давал? Какую подлянку следователь готовит?

— А зачем мне Селивановой давать? Она мне не «давала», и я ей нет.

— В таком случае как вы объясните, что, кроме ваших отпечатков, там оказались не Веркины, а Селивановой четкие отпечатки? Причем на одном перстне, с левой руки, — отпечатки пальцев правой, а на перстне, который подруги видели у нее на правой руке, — отпечатки ее же левой руки?

— Не могу знать. Я такую науку еще не превзошел. Я, конечно, человек начитанный. Но... Чего не знаю, того не знаю.

Задергался, задергался Авдеев. Ждет подвоха. Напрягся весь.

Конечно, если бы следствие располагало заключениями экспертов, которые в настоящее время еще работали с вещдоками, Мищенко и Деркач имели бы возможность предъявить их подозреваемому и с их помощью изобличить его. Но, как известно, от момента обнаружения следов и вещественных доказательств до получения заключений экспертиз проходит длительное время. А следователю важно получить доказательства правильности выбранного пути, верности версии именно на начальном этапе расследования. Что, если вовсе не Авдеев убил двух женщин? Что, если он по каким-то причинам заинтересован в том, чтобы сбить сыскарей со следа?

Вот и решили Мищенко и Деркач провести предварительное исследование вещественных доказательств, а подозреваемого Авдеева сделать своего рода участником этих исследований.

Пока их эксперт Татьяна и областной криминалист Емельянов работали со своими соскобами, микрочастицами, срезами, сами вещдоки им были не особенно нужны. Их и использовали Мищенко и Деркач.

— Вы признаете, что это ваш плащ-болонья? Он был изъят при осмотре вашей квартиры.

— Признаю. Старый плащ, конечно, но, как говорится, в вину мне его не поставите...

— Как сказать. Обратите внимание, в области левой лопатки мел настолько глубоко проник в ткань, что сразу, видимо, отчистить его не удалось. Посмотрите...

Мищенко и Деркач стали в присутствии Авдеева внимательно осматривать расползшееся на ткани пятно.

— Странно, действительно какое-то пятно, глубокомысленно заметил Мищенко.

— Вы его оттирали? — спросил невинно Авдеева Деркач.

— Ага, — неуверенно ответил Авдеев. — Раз уж запачкался, так что и не оттереть? Оттирал.

— Чем?

— Влажной тряпкой, — ответил Авдеев.

— Совпадает с мнением экспертизы, важно обронил Деркач, повернувшись к Мищенко. — А вы знаете, — резко повернулся к Авдееву, — что, по данным экспертизы, мел на вашем плаще, его микрочастицы совпадают с пробами, взятыми экспертами с забора на месте убийства.

— Не убивал я, гражданин следователь, чем хотите клянусь. А плащ испачкал, когда пьяный в коридоре у себя по стене проехался

Здесь же, при Авдееве, было принято решение о немедленном изъятии соскобов мела в коридоре и в комнате его квартиры.

Авдеев все больше нервничал.

— Вы что, граждане следователи, мне не верите?

— Такая работа, — вздохнул Деркач, — доверяй, но проверяй. Соскобы мела с забора у нас есть, а из квартиры образцы мела еще не отобраны. А наши судмедэксперты, точнее, эксперты судебно-химической экспертизы, могут однозначно сказать, откуда мел на вашем плаще, из квартиры или с места происшествия.

— Признаете, что этот лист акации изъят из кармана вашего плаща?

— Не криминал, — уверенно заявил Авдеев, наслушавшийся сокамерников.

— Правильно. Наличие листа в кармане не криминал. Но вот наши эксперты сейчас сравнят этот листик с теми, что изъяты на месте преступления. И, если листья совпадут, согласитесь, есть тема для разговора...

— Разрешите закурить?

— Курите, Авдеев. Это тоже часть нашей с вами работы.

— Не понял.

— Ну, вот вы взяли сейчас со стола сигарету из пачки «Мальборо».

Так другой тут нет. А у меня все отобрали вертухаи.

— Контролеры.

— Так точно, контролеры.

— А вы утверждали, что курите только «Яву».

— Так точно, «Яву», а также халяву.

— Разрешите вашу сигаретку? Обратите внимание, прикус на ней своеобразный, я вам уже на предыдущем допросе об этом говорил.

— Так это зуб у меня верхний подгулял.

— Вот именно. Но точно такой же прикус был на сигаретах «Мальборо», обнаруженных и изъятых нами на месте совершения обоих убийств.

Ха, так у нас щербатых полгорода. Это каждый может такой, как вы говорите, прикус оставить.

Каждый. Но вот слюна у каждого человека индивидуальна.

— Ну и что?

— А то, что наши эксперты сделают анализ и докажут, что на сигарете, найденной на месте преступления, остатки слюны идентичны вашей. Так что, надеюсь, вы не возражаете, если мы возьмем пробу вашей слюны?

— Не возражаю, — хмуро согласился Авдеев, — плевал я на пробы!

Пробу слюны у Авдеева сняли в день задержания, с сигареты, которую он тогда курил. И сейчас как раз Татьяна над ней колдовала. Но, спеша расколоть Авдеева, Мищенко и Деркач все глубже затягивали его в совместный поиск доказательств его вины.

Сняли пробу. Мищенко делал какие-то заметки в блокноте с умным лицом. Деркач внимательно рассматривал в группе вещдоков спички, обнаруженные в доме Авдеева. Авдеев становился с каждой минутой все мрачнее.

— Вот, Авдеев, спички, обнаруженные у вас в доме, а вот спички, найденные на трупе одной убитой и рядом с трупом другой.

Мы сейчас отдадим их на экспертизу и уже завтра будем знать, были ли вы на месте преступления.

— А это еще ничего не доказывает, — ершился Авдеев. Спички, может, и были там. А меня не было. И весь сказ.

Авдеев стоял на своем — преступлений не совершал, на месте убийства не был, ничего дополнительно сообщить не имеет.

Тут и позвонила Татьяна: была договоренность, что как только хоть что-то прояснится, тут же позвонит прокурору города.

— Это экспертиза, — прикрыв трубку, бросил Мищенко Деркачу вроде и шепотком, а чтоб Авдееву было слышно.

— Так, так. Очень хорошо. Благодарю вас, Татьяна Ивановна. Значит, вы абсолютно уверены? Ну да, наука, так сказать. Против науки не попрешь.

Мищенко с трудом сохранил равнодушное, спокойное выражение лица.

То, что сообщила Татьяна Ивановна, в корне противоречило основной версии следствия.

И работало на вторую версию, выдвинутую им совсем недавно, — о возможном инсценировании участия Авдеева в двойном убийстве.

— Слюна на сигарете, оставленная Авдеевым, и слюна на сигаретах, изъятых на месте убийств, идентичны. И тем не менее версия, что убил Авдеев, шатается. Потому что я могу однозначно доказать: он не мог изнасиловать женщин. Ни до убийства, ни после.

— Ну, вот, против науки не попрешь, Авдеев. Через полчаса у меня будут результаты экспертиз, и тогда добровольное признание запоздает. Колись!